— Да ведь это же Цербер! — невольно воскликнул Бартоломе. — Цербер! Цербер!
Пес насторожился.
— Цербер, Цербер! — обрадовался инквизитор. — Черт возьми, ты и в самом деле Цербер! Должно быть, ты ищешь хозяина. Его здесь больше нет. Пойдем со мной, адский пес!
Бартоломе поманил собаку. Цербер последовал за ним, но не рискнул приблизиться на расстояние вытянутой руки…
Так они дошли до ближайшей таверны, окна которой были ярко освещены. Несмотря на аппетитные запахи, доносившиеся из трактира, войти внутрь пес не отважился. Очевидно, за свою недолгую бродячую жизнь, ему уже пришлось испытать на собственной шкуре человеческую несправедливость. Цербер только принюхивался, задрав вверх грустную морду.
Бартоломе толкнул дверь и с порога крикнул трактирщика. Он даже на миг боялся выпустить Цербера из вида. Хозяин трактира пожал плечами, подивился странному требованию монаха-доминиканца, но, по его просьбе, вынес на улицу жирную жареную курицу.
Бартоломе бросил Церберу крылышко.
Тот опасливо приблизился, схватил лакомый кусок и проглотил, не жуя. Затем последовали ножка и шейка.
Недоверие было побеждено. Цербер подошел поближе.
— Нет, друг, не все сразу, — Бартоломе показал псу вторую половину курочки и предложил следовать за собой. — Остальное получишь дома.
Стоя в дверях таверны, трактирщик с удивлением наблюдал, как доминиканец скармливает курицу тощей, поджарой собаке. Но, в конце концов, за курицу было полностью уплачено, и монах имел полное право делать с ней все, что ему заблагорассудится.
* * *
Стараясь загладить неудачу с Цербером, Франсиско Руис проявил чудеса ловкости и разыскал старого слугу сеньоров де Гевара Мануэля Васкеса, того самого, который, по словам доньи Анны, стерег ее во время отсутствия дона Фернандо. А разыскать Мануэля, надо сказать, было не так-то просто. После ареста хозяина слуги быстро сообразили, что вполне могут оказаться за решеткой в компании своего господина, и разбежались кто куда. Осталась только старая Инесилья, которая, во-первых, не захотела покинуть свою несчастную госпожу, а во-вторых, ей просто некуда было идти. Она-то и выдала Мануэля, подсказав альгвасилу, что он, скорее всего, скрывается у своего брата, который живет на окраине города.
Так или иначе, но на следующий день после разговора с доньей Анной инквизитор имел возможность допросить слугу дона Фернандо.
Старик выглядел очень растерянным и поминутно повторял:
— Я ничего не знаю! Я ничего не знаю!
— Но я тебя еще ни о чем не спросил! — остановил его Бартоломе.
Мануэль сообразил, что ведет себя неосмотрительно, и замолчал.
— Сколько тебе лет? — спросил Бартоломе, взглянув в его изборожденное морщинами лицо.
— Семьдесят, святой отец.
— Ты, вероятно, помнишь отца дона Фернандо?
— И деда, — кивнул старик.
— Давно ты у них в услужении?
— О, больше, чем полвека! — старик несколько оживился. — Сначала я служил дону Алонсо, деду нынешнего сеньора, затем дону Бернардо, его отцу, а после его смерти — дону Фернандо.
— Сеньоров де Гевара больше не существует, — сухо заметил Бартоломе, — есть только еретик и колдун де Гевара…
Глаза старого слуги сверкнули, он хотел возразить, но тотчас сообразил, что спорить с инквизитором не следует, и прошептал только:
— Да, святой отец…
— Если бы у дона Фернандо были наследники, они остались бы ни с чем, были бы лишены всех привилегий и должностей, если бы таковые имели, и, разумеется, имущества… Но ведь наследников нет?
— Увы! Бог не благословил детьми дона Фернандо и донью Анну.
— А братья, сестры?
— У дона Фернандо нет ни сестер, ни братьев. Его младший брат погиб пятнадцать лет назад.
— Каким образом?
— Он утонул, святой отец.
— Насколько мне известно, к морякам де Гевара не имели ни малейшего отношения.
— Конечно, он не был моряком. Может, он упал в море с причала, а может, кто-нибудь нарочно столкнул его… Раз это не открылось пятнадцать лет назад, то теперь и подавно останется тайной.
— А, так ты думаешь, что утонуть ему помогли?!
— Нет, нет, я не решился бы это утверждать…
— Я слышал, у братьев были натянутые отношения?
— Вы хотите сказать, что дон Фернандо мог… Сохрани Бог! Де Гевара никогда не запятнали себя преступлениями!
— Конечно, конечно, — усмехнулся Бартоломе, — потому-то один из них сейчас и сидит в тюрьме…
— Зачем бы дону Фернандо убивать своего брата? Они недолюбливали друг друга, это правда, но они почти не встречались. Дон Фернандо с утра до вечера пропадал на охоте, а дон Лоренсо корпел над книгами… Один Бог знает, что он в них находил и почему не развлекался, как следовало бы в его возрасте!..
— Скажи-ка лучше, — прервал его Бартоломе, — ты видел труп дона Лоренсо?
— Как сейчас вас!
— Что за сравнения! — поморщился инквизитор.
— Простите, святой отец… Я видел… Я и Хорхе принесли его с берега на собственных руках…
— И это был дон Лоренсо?
— Само собой, это был дон Лоренсо, — не понял вопроса старик, — вернее, то, что от него осталось…
— Ты в этом уверен?
— Так же, как и во всем остальном, что видел собственными глазами!
— Почему же?
— Серый камзол, который был на нем, я сам помогал ему надеть. Я сам чистил его туфли с серебряными пряжками и такие же точно пуговицы на камзоле.
— Иными словами, ты узнал пряжки и пуговицы, а не дона Лоренсо?
— Пряжки и пуговицы, — убежденно ответил Васкес, — принадлежали дону Лоренсо.
— Понятно, — кивнул Бартоломе. — Но можно ли было узнать самого человека?
— Где там! — махнул рукой старик. — У него все лицо было разбито, можно сказать, лица вовсе не было, словно несчастного молодого человека, прежде чем утопить, очень долго били головой о камни.
— Значит, все-таки он был убит?
— Кто знает!
— Что ж, я тебя больше не задерживаю.
— Я могу идти?
— Да.
— И я… не разделю участь своего господина? — тихо спросил старик.
— Какую участь?
— Ну… он ведь будет осужден и казнен, не правда ли?
— Зачем же мне тебя казнить? — горько усмехнулся Бартоломе. — Скоро сам умрешь.
* * *
— Я убью его! — Рамиро стукнул по столу оловянной кружкой. — Клянусь, я убью его! Вот только узнать бы, кто он такой, этот чертов бабник!
Молодой моряк и два его товарища: долговязый Габриэль и крепыш Паскуале сидели за столом у распахнутого окна в портовой таверне. Ветер доносил шум и запах моря. Но для Рамиро теперь даже самые знакомые и приятные ароматы отдавали горечью. Волны не шумели, перешептывались между собой: «Вот он, обманутый жених! Вот он, дурачина!» Ветерок не ласкал, а дразнил, издевался: «Вот он, отвергнутый жених! Вот он, простофиля!» Заливая горе вином, Рамиро дошел уже до такого состояния, когда даже хлопанье паруса кажется издевательским хохотом, а скрип уключин — мерзким хихиканьем. Рамиро казалось, что он стал посмешищем для всего порта, для всего города, для всего мира! Его девушка изменила ему, посмеялась над ним. Она втоптала в грязь его мечты. Она разрушила его веру в чистоту и невинность. Но самым страшным было то, что у него никогда не хватило бы сил гордо повернуться и уйти, бросив ей на прощание: «Такая ты мне не нужна!» Он любил ее! Он не представлял себе жизнь без нее! И потому склонен был обвинять не столько Долорес, сколько ее соблазнителя.
— Я должен узнать, как его зовут, где мне его найти!
— А у девчонки ты спрашивал? — поинтересовался Габриэль.
— Она сказала, что это не мое дело!
— Ну, еще бы! Сперва они всегда так отвечают. А ты, что же, не мог встряхнуть ее как следует?!
— Кто? Я? Встряхнуть Долорес? — всхлипнул Рамиро и размазал рукавом по лицу пьяные слезы. — Я ее пальцем никогда не тронул!
— Ну и зря, — сказал Габриэль. — Потому-то она тебя и не боится!
— А зачем мне, чтобы она меня боялась?
— Ну, брат, если бы она тебя боялась, она бы никогда на такое не решилась!
— Не мужчина ты, а слюнтяй, — подхватил Паскуале, — если бабу пальцем тронуть боишься…
— Ты думаешь? — встрепенулся Рамиро.
— Вот именно! Пойди к ней еще раз и объяснись! Да не проявляй слабости!
— Нет, — Рамиро привстал, но тут же тяжело опустился на скамью и помотал кудлатой головой. — Меня теперь на порог не пускают… как паршивую собаку, — и он опять всхлипнул.
— Послушай, а ты уверен, что она ведет себя как шлюха?
— Вы же сами видели! Помните, мы встретили их вдвоем ночью!
— Да, — кивнул Габриэль. — Было дело!
— Здорово он тогда с тобой разделался! — хихикнул Паскуале и тотчас получил сильную затрещину.
— Ты потише!
— А ты прикуси язык!
— Хватит вам! — оборвал их Габриэль. — Надо думать, что теперь делать!
