к княгине Агате, которая должна была их принимать. Встретив во дворе запоздавшего Оттона фон Саледена и обменявшись с ним несколькими словами, Яшко пошёл за ним в комнату.
Там уже стоял Конрад в полных доспехах, в плаще, со шлемом в руках, ожидая княгиню… Низкая, тёмная комната была занавешена шторами, достаточно украшена, но в ней было душно и нечисто. На шторах, кожах и доспехах осела пыль, с лавок спадали ковры и подушки, был какой-то беспорядок и пренебрежение. Рядом с очень дорогими тканями висели жалкие и старые.
Княгини Агаты там ещё не было, а худой, бледный, с косым взглядом, но быстрыми глазами, до избытка улыбающийся рыцарям, стоял муж в духовном облачении.
На шее у него был крест, а на пальце перстень, который только прелатам можно было носить. Под плащиком также виднелся белый стихарь, потому что нарядился для приёма монахов. Лицо неприятное, отдающее хитростью, подвижное и меняющееся, принимало то выражение великой покорности, то какого-то самолюбивого равнодушия. Хотя немного подальше стоял имеющий право занимать тут первое место епископ Ян Гоздава, старец, уже согбенный возрастом, этот прелат заменял его и княгиню и, казалось, заменяет хозяина.
Был это славный, тогда ещё любимец князя, ксендз Ян Чапла, учитель сыновей князя Конрада, советник его и правая рука, которому общественный голос приписывал грустный, незаслуженный конец мужественного Кристина Воеводы… того Конрад дал бросить в тюрьму, ослепить и, наконец, убить.
Было это первое громкое жестокое деяние, которым молодой пан запятнал своё правление. Говорили потихоньку, что ксендз Чапла, завидуя влиянию Воеводы и сам желая иметь приоритет на дворе, был в этом деле провокатором и советником.
Епископ разглядывал крестоносцев, их рыцарские фигуры и незнакомые одежды – и стоял в стороне, опираясь на клирика, который его сопровождал. Помимо него, присутствовал каштелян Плоцкий Вит из Хотла, человек уже немолодой, крепкий ещё, но несмелый и неразговорчивый. Он то гладил голову, то поправлял бороду.
Было и много других урядников двора и несколько капелланов и каморников, кои хотели посмотреть на крестоносцев.
Яшко легко мог скрыться в этом сборище, и встал за немцами, не вылезая вперёд.
Им пришлось ждать добрый отрезок времени, прежде чем княгиня, которая на приём этих гостей нарядилась со всей восточной роскошью, к какой привыкла на Руси, вошла со своим двором и старшими детьми. Яшко её никогда не видел.
Она показалась ему очень важной, но в её лице женской доброты, мягкости и скромности он вовсе не заметил. Немного уставшая, не слишком уже цветущая, хотя полная и сильно сложенная, княгиня Агата в устах и глазах имела выражение холодное и суровое. Когда молчала, губы её сжимались, а брови стягивались и на лбу выступали грозные складки.
Княгиня вышла в тяжёлом шёлковом платье, вся увешенная цепочками, руки были покрыты кольцами, голова украшена повязкой, инкрустированной камнями. Даже пояс её и обувь светились от золота и камней.
Она выступила с гордостью, приветствуя рыцарей, а так как по-немецки говорила мало, ксендз Чапля говорил за неё, выражая радость от их прибытия и в то же время грусть, что не застали пана и оказались тут именно в такой час, когда нападение пруссов не позволяло принять их так, как хотели бы.
Конрад фон Ландсберг, который, казалось, пренебрегал этими дикарями и хотел вести себя по-рыцарски, отвечал схоластику тем, что в лучшие минуты прибыть не могли и рады будут помочь дать отпор язычникам.
Вмешался Вит из Хотла, давая знать, что всадники были в довольно значительном количестве и, по своему обыкновению, опустошили уже часть страны. На обременённых добычей казалось возможным неожиданно напасть и разгромить.
После короткого совещания с Оттоном брат Конрад повторно предложил с готовностью сопровождать и командовать походом. Княгиня Агата приняла это очень благодарно. Силы для отпора нашествия уже собирались, она отдавала их немецким рыцарям под их распоряжение.
Не было свободной минуты, потому что с утра прибыли беглецы из опустошённых окрестностей, рассказывали, что пруссы постоянно продвигаются в глубь Мазовии.
Крестоносцы едва приняли приглашение к столу, который был уже для них приготовлен, и тут же хотели готовиться к этой экспедиции.
Княгиня сама повела их в столовую, в которой так же как с одеждой, хотела выступить по-богатому. Поэтому достали из сокровищницы большое количество старого, тяжёлого, покрытого налётом серебра, которое даже очистить хорошо не имели времени. Было его больше, чем нужно, явно напоказ… но еда и напитки не соответствовал посуде.
С княгиней на двор прибыли русские обычаи и блюда, очень отличные от тех, к которым привыкли крестоносцы.
Иные яства были приготовлены по-домашнему, некоторые деликатесы – по-немецки.
Этот тройственный характер имел и двор князя Конрада: немного польский, русский и в то же время немецкий. Элемента этого последнего, как во всех княжеских, и здесь было достаточно. Умели втиснуться эти учителя и смотрители, без которых, казалось, в то время обойтись было невозможно. Три эти языка, с добавлением латинского, которым пользовалось духовенство, особенно иностранное, пересекались у стола, их было слышно повсюду. Челядь на самом деле говорила по-польски, но кто чем выше стоял, тем больше своей речи остерегался, потому что казалась не достаточно благородной, не достаточно светской – была это речь люда; звали её презрительно – ординарной, а каждый хотел выделиться и не быть ординарным.
Яшко, держась вдалеке, не навязываясь сановникам, разместился рядом с рыцарством поменьше, присматривался и слушал. Не многим мог воспользоваться, потому что со всех сторон только боязнь пруссаков была слышна и рассказы об их дерзости, с другой же стороны – угрозы крестоносцев.
Они допытывались о способе ведения войны язычников, об их оружии и числе вооружённых.
Вит из Хотла об этом последнем поведать не мог, рассчитывали его очень по-разному, толпы были великие, но, согласно его мнению, непослушные, неуправляемые. Всем оружие служили им палки, топоры, мечи, приобретённые у поморян, луки и пращи, маленькие ядра из твёрдого дерева. Значительнейшая часть сражалась малоодетая, наполовину ногая.
Брони только у их полковолдцев было немного. На самом деле, в первом нападении они бросались яростно, сражались фанатично, но лишь чуть паника на них нападала, беспорядочно разбегались.
Брат Конрад, выслушав это повествование, поручился, что хорошо вооружённая маленькая горстка немецких рыцарей, окованных железом, справится с этой толпой, а несколько десятков кнехтов сотнями их будут гнать.
Оттон фон Саледен меньше обещал, был сдержан – но и тот, казалось, не сомневается, что с ними справятся. Ещё во время обеда давали знать, что подходила многочисленное войско, которое стягивали из ближайших крепостей и поселений.
В этот день двинуться
