бы они и здесь кого-нибудь не решились втянуть. Яксы от ненависти к епископу, из-за того, чтобы отомстить ему, все объединяются…
– Что же могут Яксы? – спросил князь Генрих. – Их горсть…
– Святополк у них глава, – добавил Валигура.
– Одонич хуже него, – произнёс князь. – В нём та отцовская кровь, что некогда против собственного родителя поднялась. Тонконогий ему не ровня, потому что мягкий и добрый… а Одонич гадкий и изменчивый…
Говоря это, князь Генрих опёрся о стол от усталости, повёл взором.
– На письмо епископа, – сказал он, – ответит мой канцелярист. Задержитесь и отдохните… милым мне гостем будете.
Затем князь припомнил о спасённой женщине и надлежащую награду.
– За ваше мужество я обязан вам хоть благодарственной памяткой, – отозвался он, – потому что вы спасли милую моей жене сироту.
– Милостивый пане, – живо начал Мшщуй, – это рыцарское дело, за которое ничего не надлежит. Я за любового достал бы меч.
Князь Генрих ударил его по плечу и улыбнулся.
– Из вас настоящий старый солдат, – сказал он. – Раньше и я радовался рыцарскому ремеслу, сейчас иной век, мысли иные. Всё это суета… господство, приказы, разборки и войны, когда во славу Божию не служат!
Он взмахнул рукой в воздухе.
– От этой святой женщины на нас повеял Дух Божий, упала с глаз облочка – мы прозрели… да будет благословенно Имя Господне!
Он говорил и вздыхал, точно ему тех старых времён, рыцарских, было жаль. И, во второй раз ударив Мшщуя приятельски по плечу, он попрощался с ним, чтобы тот воспользовался временем и отдохнул.
Валигуре же в этой немчизне, которая его душила, было так, словно его кто в кипяток посадил. Хотел как можно скорей вырваться. Не ответив ничего, он вышел, думая только о возвращении, когда Перегрин, ожидающий его, поймал его и, вынуждая, повёл за собой к столу.
Яшко двинулся из Вроцлава прямо в Плоцк, надеясь там найти единомышленников. Подловчий князя Конрада Громаза был ему хорошо и близко знаком, потому что Яшко с лучших времён имел по всем углам предостаточно знакомств.
Они не были многообещающими, так как Якса охотней всего связывался с теми, кто был охоч до выпивки – те его любили и он их взаимно. С более серьёзными людьми он долго не выдерживал, и хоть на время наряжался мужем, на которого можно было положиться, всякая мелочь делала его таким, каким был в действительности. Выпив, ни языка сдержать, ни животной натуры, страстной, остановить не мог.
Громаза с давних лет, хоть немного старше Яксы, был без малого таким же, как он. Братались друг с другом. Но что теперь с ним стало, когда годы немного остудили безумие? Яшко не знал. У него всегда был кто-то, к кому он мог направиться в Плоцке, и к кому прицепиться.
Впрочем, не было тайной, что Конрад Мазовецкий, хоть держался с Лешеком, ворчал и жаловался на него. Яшко надеялся найти расположение на дворе, в Мазурии, какое ему было нужно.
Так было угодно судьбе, что, будучи на расстоянии нескольких миль от Плоцка, на дороге он как раз встретил направляющихся туда же крестоносцев, которые, достаточно медленно совершая путешествие через незнакомые края, хотели в конце концов достичь княжеской столицы.
В пути знакомства заводятся легко, и хотя отряд, с которым ехал Яшко, вовсе не был внушительным, он сам также больше выглядел грабителем с большой дороги, чем настоящим рыцарем, оттого что знал языки, был болтливый и край этот немного знал, Конрад фон Лансберг и Оттон завязали с ним разговор. Потом остановились вместе на ночлег, и состоялось более близкое знакомство.
У крестоносцев было немного преувеличенное представление о силе князя, который предоставил им широкие земли.
Яшко невольно вывел их из этого заблуждения. Его засыпали вопросами, но так как они кормили и поили, а кроме того, ем было на руку с ними вместе поехать в Плоцк, Якса к ним присоединился.
О себе, однако, как осторожный человек, он не много им поведал, – признался, что был рыцарем (Miles), и что в жизни познал людскую несправедливость и несчастья, что искал теперь отмщения и т. п.
Когда показался Плоцк со своим замком, убогими и невзрачными костёлами, деревянные новые башенки которых едва над крышами домов немного поднимались вверх, потому что их недавно спалили пруссаки, со своими серыми хатами и садами, разбросанными на берегу Вислы, велико было удивление крестоносцев. Замок издалека показался им жалким, а насыпанные валы – плохой защитой. Но стен, какие были в замке, они издалека разглядеть не могли. После немецких бургов, одетых в камень, как в доспехи, жалко и убого представлялся им этот Плоцк, а по нему крестоносцы и о князе делали выводы.
По мере того как подъезжали, их лица хмурились. На тракте они ещё наткнулись на княжеского каморника, который ехал в конюшни. Тот на вопрос о Конраде отвечал им, что его дома не было и только княгиня с детьми жила в гроде.
Яшко добавил, что и то ещё счастье, что застали одну пани, потому что порой весь двор от страха нападения пруссаков прятался в Вискитках, Троянове или в леса под Варшавой.
Пустив крестоносцев прямо в замок, когда сам не имел права гостить там, как они, Яшко в посаде напросился в хату мещанина. В этот день же, очень уставший, он дал себе отдохнуть, приказал постелить сена в избе, напился нагретого пива, лёг на подушку и захрапел.
Солнце уже было высоко, когда его разбудил слуга, объявляя, что в замке был какой-то переполох, точно собирались в поход или на оборону. Таким образом, Яшко как можно лучше оделся и как можно живей поспешил в замок к Громазе.
Хотел спросить о нём у людей, но те летали как ошпаренные и никто на разговор времени не имел. Дворы замка выглядели так, как в ожидании неприятеля. Пригнали с пастбищ и ночлегов лошадей, подбирали их, из каморок вытаскивали оружие, топоры, палки, луки и доспехи. Копья стояли кучами, как стога, а крика, шума и суматохи так было полно, что на входящего чужака никто не глядел, так были люди заняты какой-то неотложной военной деятельностью.
Каждое мгновение высылали без седла челядь в ближайшие поселения и маленькие деревеньки; кое-где трубили десятники и сотники, созывая своих. Очень суетились. Среди этих групп Яшко напрасно искал знакомых ему крестоносцев, которые, должно быть, после путешествия удобно отдыхали. Среди этого замешательства дело шло не рьяно, как будто не хватало главы.
Спросив по дороге одного и другого о Громазе,
