И короткие гудки.
Началось?
На кухню вваливается нетрезвый после похорон Луиш.
— Мужики ей по ночам звонят! Puta [11].
И жалко его, и противно.
— Бог накажет! Твои мужики, boceta [12], бросят тебя, когда ты будешь хоронить мать!
Внутри все сжимается. Господи, что он говорит! Что он говорит, Господи! Зачем его слова в твои, Господи, уши. Слова, что Витор предаст ее, когда умрет ее мать. Ты не слышишь этого, Господи!
Эва молча снимает узкие ботинки. А вслух только и находит сил сказать:
— Заткнись!
Луиш даже не орет в ответ. Не угрожает. Звонит по телефону из коридора, не дозванивается, снова звонит, хлопнув дверью, выходит. И опять из окна не видно, чтобы он вышел на проспект. Куда-то свернул? Где-то прячется?
Из припаркованной около рекламного щита машины кто-то выходит. Темная высокая фигура. Движется к ее дому.
Следят за ней? Чтобы она сегодня не уехала на телестанцию? Пляшущий в порывах апрельского ветра свою бешеную пляску уличный фонарь отбрасывает свет в одному ему понятном ритме, пока яркая полоса не попадает на идущего к ее подъезду мужчину. Ровно в эту минуту он поднимает лицо, смотрит прямо на ее окно. Она не успевает спрятаться за занавеску.
Человек без одной фаланги пальца на левой руке.
Монтейру!
Мыслить как кошка (продолжение)
Сценаристка
Португалия. Алгарве
Если Мануэла говорит, что вечером приехал Луиш, отец убитой Марии-Луизы, а на парковке появился горчичного цвета «Фиат», который я видела на парковке Сагреша, то логично предположить, что красивый пожилой мужчина с армейской выправкой, садившийся в этот «Фиат», и есть отец убитой.
Надо бы его расспросить, что он делал на мысе Сагреш в момент, когда Профессору Жозе пробили голову?
Но что я ему предъявлю? «Здрасте — вы на мысе в машину садились, вместо того чтобы сразу ехать на место убийства дочери». И что?!
Захлопнет перед моим носом дверь и будет прав! Без Комиссариу разговаривать с ним бесполезно. И не спугнуть бы.
К тому же к убийству Марии-Луизы ее отец уж явно непричастен.
Но все же странно — заезжать на мыс по дороге к месту гибели дочки.
Придется отложить опрос старичка. Выйти на балкон, выдохнуть. И заняться телефоном.
Пароль-пароль!
Гуглю дату рождения Профессора Жозе Кампуша — 11.04.1964. Конечно, мимо. Не такой идиот профессор, чтобы дату своего рождения паролем ставить.
А мама его когда родилась? Даже в португальской «Википедии» не могу найти. Как там по-португальски ее имя пишется? Arajaryr Moreira de Campos. Предположим, оставим только Arajaryr. Тоже мимо. Три попытки использованы. И что делать?
И почему я всегда умудряюсь найти приключения на свою голову?! Нет бы отдыхать, наслаждаться красотами, пить зеленое вино на балконе, наблюдая, как кот Маркус вышагивает по перилам на балконе напротив.
Кот Маркус. Кот. Кошка. Думать как кошка. Возвращаемся на несколько шагов назад.
Профессор Жозе не выбросил, а аккуратно положил телефон, чтобы подобрать его на выходе. То есть надеялся, что дело, которое завело его в лабиринт, закончится хорошо.
Но то, что завело его в лабиринт, закончилось плохо. Профессор Жозе и такой вариант предполагал, не настолько кровавый, но плохой. Поэтому с телефоном в лабиринт не пошел. Чтобы телефон, если что с ним случится, сохранить. Но не сам айфон, а то, что в нем хранится. Информацию.
И, оставив на такой случай айфон за периметром лабиринта, Профессор Жозе, как человек думающий, должен был оставить и пароль к нему.
Где?
Только там же, в «Голосе океана» или около него. Больше негде.
Может, он пароль мне сказал? Когда уже с пробитой головой хрипел что-то нечленораздельное, это был пароль?
Переслушиваю записанный на диктофон хрип — ничего не понятно. Пароль я из этого точно не разберу.
Что там Серега? Не отвечает. И на мой звонок не отвечает.
А если б я Профессора Жозе не нашла? Он мог пролежать там до утра, до первого утреннего посетителя, мог умереть до приезда скорой помощи и полиции, на это рассчитывал тот, кто бил его по голове.
Если профессор потерял бы сознание и не смог бы пробормотать пароль, тогда что?
Тогда он из последних сил пароль бы написал?
Где?
Только в «Голосе океана», больше негде. С пробитой головой, весь в крови, Профессор Жозе никуда выйти не мог.
В третий раз за день ехать на Сагреш искать пароль? Ни за что. Сил больше нет. Не мои это трупы, не мои преступления, и не настолько я детективщица, чтобы так напрягаться и рисковать. Придется ждать до утра и тогда уже ехать.
Стоп!
Я же не только хрип Профессора Жозе на диктофон записала, но и фотографии сделала, чтобы сохранить для следствия, как там все было в момент моего появления.
Фото, вот они, в моем телефоне в папке «Недавние». Сделанные в наползающей темноте со вспышкой, которая забивает лишним светом стены лабиринта. Серые во внешних кругах и пугающе бордовые во внутреннем. Может, при дневном свете там цвет и другой, но на закате со вспышкой выглядит так.
И все эти серые и бордовые стены испещрены надписями. «Тут был Вася» и «Дембель 2018» и португальцам не чужды. И как понять, какую из надписей мог оставить Профессор Жозе?
Прочерчивать чем-то острым в стене он бы не стал — долго, да и что-то острое у него с собой вряд ли было, а сил не было. Во внешнем круге надписи на стене выцарапанные и нарисованные — желтые, черные. Но краски у него с собой не было.
А что было?
Кровь. Собственная кровь. Почти того же цвета, что и стены. И если до моего прихода в лабиринт он был еще в сознании, он мог пытаться что-то написать на стене своей же кровью.
Максимально увеличиваю снимок профессора, лежащего на решетке внутреннего круга, прислонившись к каменной скамье около стены. Еще крупнее. Еще. Пока зерно не полезет. Спасибо, в новых телефонах хорошие камеры.
Вот!
Кажется, оно.
Рядом с телом, почти неотличимо на бордовом фоне.
Буквы? Символы?
Или цифры?
Скорее, цифры.
02.
Да, это точно 02.
Сначала у профессора еще силы были. 02 написано четче. Рядом 1 и 3 уже слабее. И потом еле различимо — то ли 6, то ли 8. И последняя обрывающаяся цифра — силы профессора покинули.
Что в итоге? Почти наверняка 02 13 и дальше 6 или 8 и еще одна цифра.
Но 6 или 8 вместе с остальными цифрами, даже если те правильные, это, если я еще что-то соображаю, минимум двадцать вариантов. А двадцати попыток ввода пароля у меня нет.
Цифры. Цифры.
Три пары по две цифры.
Что это может быть? Почему не подряд шесть цифр, а три по две.
Что пишут по две?
Все! Устала! Отдам завтра сеньору Комиссариу, пусть подключает своих полицейских хакеров. Мне какое до этого дело? Пошла вино пить.
Пить вино. И думать как кошка. Что Профессор Жозе привычно записывает тремя парами цифр?
Как же отвязаться теперь от этой мысли в голове! Что записывают тремя парами цифр? Что записывают тремя парами, думаю я, уставившись на экран своего ноутбука, где вверху видно время — две пары и дата — три пары цифр!
Три пары цифр!
Дата!
Всегда на всех сервисах. Если день и месяц не словами, то день, месяц, год без века. И тогда это шесть цифр. Если с веком, тогда две, две и четыре цифры.
Ну конечно, дата!
Нет! Не выходит. Какая же это дата, если первые цифры 02 и 13?!
Тринадцатого месяца не бывает.
Тринадцатого месяца не бывает, тяжело вздыхаю я и в какой уже раз за сегодняшний вечер откладываю телефон Профессора Жозе подальше в сторону. Чтобы десятью минутами позже, когда дочка позвонит, попросит перекинуть файлы с ее компьютера ей в облако, сказать про свои нескладывающиеся цифры ей.
