Он рассеянно попрощался с нами, но Минея сказала ему:
— Мы тоже пойдем к Миносу, чтобы я могла представить Синухе моим друзьям.
К дворцу Миноса мы отправились пешком, потому что старик не мог решить, стоит ли брать носилки на такое короткое расстояние. По дороге к дворцу я узнал, что Минос — царь и что их царей всегда называли Миносами, дабы отличать их от прочих людей. Но которым по порядку был Минос, было не ясно, ибо ни у кого не хватило терпения сосчитать и записать их.
Во дворце было бесчисленное множество покоев; на стенах приемной залы были изображены колеблющиеся морские водоросли, каракатицы и медузы, плавающие в прозрачной воде. Огромная комната была полна разодетых людей — один изысканней другого, они расхаживали, оживленно беседуя, громко смеясь и потягивая охлажденные вина и фруктовые соки из маленьких кубков, тогда как женщины соревновались в роскоши туалетов. Минея представила меня многим своим друзьям, проявившим ко мне рассеянную учтивость. Царь Минос сказал мне несколько дружелюбных слов на моем родном языке, поблагодарив меня за то, что я сохранил Минею для их бога и привез ее домой. Она должна теперь вступить в обитель бога при первой возможности, сказал он, хотя ее черед, по вытащенному ею жребию, уже прешел.
Минея ходила по дворцу так, будто он был ее собственностью, водила меня из комнаты в комнату, вскрикивая от удовольствия при виде хорошо знакомых ей предметов и здороваясь со слугами, которые отвечали на ее приветствия так, словно она никогда и не уезжала. Я узнал, что любой именитый критянин может поехать в свое поместье или отправиться в дальние края, когда ему вздумается, и если он забудет сообщить об этом своим друзьям, это никого не удивит. По возвращении он опять присоединится к остальным, словно вовсе и не уезжал. Этот обычай должен был смягчать для них чью-нибудь смерть, ибо когда кто-то исчезал, никто не справлялся о нем, и его забывали. Отсутствие кого-либо в дружеской компании или на приеме не вызывало никаких замечаний, ибо ему всегда могло взбрести на ум что угодно.
Наконец Минея повела меня в комнату, расположенную на скале, возвышавшейся над всем зданием. Из ее широких окон открывался вид на веселые поля и пахотные земли, оливковые рощи и плантации. Она сказала мне, что это ее комната; все ее имущество было здесь, как если бы она покинула комнату только вчера, хотя платья и драгоценности уже вышли из моды и больше не годились. Лишь теперь я узнал, что она была родственницей Миноса, хотя мог бы догадаться об этом по ее имени. Золото, серебро и дорогие подарки не имели для нее никакой цены, поскольку она привыкла еще с детства получать все, что пожелает. Кроме того, с детства она была предназначена богу, и ее воспитали в обители богов, где она и находилась, когда не жила во дворце, либо со своим старым покровителем, либо с друзьями. Они так же беспечны в отношении своих жилищ, как и во всем остальном.
Затем Минея отвела меня в помещение, где жили быки; оно само по себе составляло целый город со стойлами и аренами, лугами, выгонами, учебными зданиями и домами жрецов. Мы ходили от стойла к стойлу, вдыхая отвратительные запахи этих животных. Минее нравилось называть их ласкательными именами и приманивать их к себе, хотя они старались боднуть ее через прутья перегородок и разбрасывали песок своими острыми копытами.
Она встретила там знакомых юношей и девушек, которые в общем были не очень дружны между собой из-за взаимной зависти и из нежелания делиться друг с другом своими секретами. Но жрецы, которые тренировали и быков, и танцоров, приняли нас тепло и, услышав, что я врач, задали мне множество вопросов по поводу пищеварения быков, их диеты и состояния их шерсти, хотя обо всем этом они должны были бы знать больше, чем я. Они очень благоволили к Минее, и ей тотчас же был выделен бык и место в программе следующего дня; она горела желанием показать мне, на что способна при таких замечательных животных.
Наконец Минея привела меня к маленькому строению, где жил в одиночестве верховный жрец критского бога. Также, как Минос всегда назывался Миносом, главный жрец был всегда Минотавром, и по каким-то причинам на Крите его чтили и боялись как никого другого. Его имя упоминали неохотно и о нем говорили как о «человеке в маленьком доме быка». Даже Минея боялась посетить его и не хотела мне в этом признаться. Я видел это по ее глазам, каждый оттенок которых научился понимать.
Когда о нас доложили, он принял нас в темной комнате. Сперва я вообразил, что мы видим самого бога, и поверил всем сказкам, мною слышанным, ибо увидел человека с золотой головой быка. Когда мы склонились пред ним, он снял эту голову и открыл лицо, однако, несмотря на учтивую улыбку, он мне не понравился, ибо в его бесстрастном взгляде была какая-то суровость и жестокость. Я не мог определить, что именно, ибо он был красив, очень смугл и рожден повелевать. Минее не пришлось ничего ему рассказывать; он уже знал все о кораблекрушении и о ее странствиях. Он не задавал вопросов, но поблагодарил меня за доброжелательство к Минее и тем самым к Криту и его богу. Он сказал мне, что в гостинице меня ожидают богатые дары, которыми, как он надеется, я буду вполне доволен.
— Я равнодушен к подаркам, — сказал я. — Для меня знания драгоценнее золота, и, дабы умножить их, я путешествовал по многим странам, так что теперь знаю богов Вавилона и хеттов. Я надеюсь познакомиться и с критским богом, о котором слышал много удивительного и который любит девственниц и чистых юношей в отличие от сирийских богов, чьи храмы — дома удовольствий и которым служат кастрированные жрецы.
— У нас много богов, которых почитают люди, — ответил он. — В порту есть храмы в честь чужеземных богов, где можно принести жертву Амону или Ваалу, покровителям порта, если пожелаешь. Но я не хотел бы вводить тебя в заблуждение и признаю, что могущество Крита зависит от того бога, которому тайно поклоняются с самых отдаленных времен, какие нам известны. Одни только посвященные могут познать его, и то лишь тогда, когда встречаются с ним лицом к лицу. Но никто из них не вернулся, чтобы рассказать нам об его образе.
— Боги хеттов — небо и дождь, который падает с неба и оплодотворяет землю. Бог Крита, как я понимаю, — бог моря, поскольку богатство и могущество Криту приносит море.
— Быть может, ты прав, Синухе, — сказал он, странно улыбнувшись. — Знай, однако, что мы, критяне, поклоняемся живому богу, отличаясь в этом от людей материка, которые поклоняются мертвым богам и их деревянным изображениям. Наш бог — не идол, хотя и считается, что быки символизируют его, гг доколе он жив, дотоле сохраняется верховная власть Крита над морями. Так было предсказано, и мы уверены в этом, хотя мы также очень полагаемся на наши военные корабли, с которыми не могут соперничать корабли ни одной нации мореплавателей.
— Я слышал, что ваш бог обитает в лабиринтах мрачного дворца, — продолжал я. — Мне бы хотелось взглянуть на этот лабиринт, о котором так много говорят. Но я не понимаю, почему посвященные никогда не возвращаются оттуда, хотя им разрешено вернуться после того, как они проведут там лунный месяц.
— Самая высшая честь, глубочайшее блаженство, которое может выпасть посвященному, — это войти во дворец бога, — сказал Минотавр, повторяя слова, слышанные мною до этого бесчисленное множество раз. — Поэтому морские острова соперничают друг с другом, посылая красивейших девушек и цвет своего юношества танцевать перед быками и тем самым получить право тянуть жребий. Не знаю, слышал ли ты рассказы о дворцах морского бога? Тамошняя жизнь совершенно отличается от той, которую мы знаем, так что никто из вступивших туда не желает возвращаться к мирским страданиям и печалям. А что скажешь ты, Минея? Боишься ли ты войти туда?
Минея ничего не ответила, и я сказал:
— Я видел тела матросов, утонувших у берегов Смирны; их животы были раздуты и черты их лица не выражали никакой радости. Вот и все, что я знаю о дворцах морского бога, но я не сомневаюсь в твоих словах и желаю Минее всего хорошего.
Минотавр холодно сказал:
— Ты увидишь лабиринт, ибо ночь полнолуния близка, и под покровом этой ночи Минея войдет в обитель бога.
— А если она откажется? — горячо возразил я, ибо его слова возмутили меня и мое сердце сжалось от отчаяния.
— Такое никогда не случалось. Будь спокоен, Синухе-египтянин. Когда Минея станцует перед быками, она войдет в обитель бога по доброй воле.
Он снова надел свою золотую голову быка в знак того, что мы можем удалиться, и его лицо скрылось от нас. Минея взяла меня за руку и повела прочь; она не была больше счастлива.
Когда я вернулся, Капта был в гостинице; он сильно напился в портовой винной лавке. Он сказал мне:
— Господин, для слуг эта страна — Страна Запада; никто не бьет их и не вспоминает, сколько золота было у него в кошельке и какие у него были драгоценности. Если хозяин разгневается на слугу и прогонит его вон из дома, слуга должен лишь спрятаться и вернуться на следующий день, когда хозяин забудет про все это дело.
