встревоженный, весь дрожит, кусает губы, то глазами в пол упрется и замрет, то виски трет, то мечется туда-сюда, то бьет себя в грудь. В общем, странный он какой-то и беспокойный.
– Ну ясное дело, что беспокойный, – отвечает король. – Он сегодня мне прислал бумаги на подпись, и среди них по чьему-то недосмотру оказалась опись его имущества. Полный перечень всего, что у него есть: посуда, мебель, дорогие ткани и так далее. И на такую сумму, что я ахнул! Такие суммы никак не могут находиться у моих подданных, это просто неприлично!
– Бог шельму метит, – философски замечает Норфолк. – Нам кажется, что это неосторожность, но на самом деле случай – орудие в руках Господа, который счел нужным открыть вам глаза.
Портрет кардинала Вулси (1730-e)
Генрих решает поиграть в язвительное остроумие:
– Наш кардинал – святой отец, его мысли всегда высоко, и видит он в основном бесплотных духов, так что не будем его отвлекать. Но подозреваю, что в данный момент он с нами на грешной земле, которая, конечно же, не достойна его серьезных мыслей.
Король садится и что-то шепчет Ловелу. Ловел подходит к Вулси.
Вулси понимает, что предстоит не самый приятный разговор, но полагает, что речь пойдет о новом браке короля. «Ну, Господи, благослови!» – говорит он сам себе и обращается к королю с приветствием. Генрих продолжает язвить, хотя это понимают все (в том числе и зрители), кроме кардинала.
– Мой добрый лорд, вы заняты только святыми думами и мыслями о милосердных делах. Я понимаю, что вам трудно оторваться от них и заняться нашими мирскими проблемами.
– Я нахожу время и для священных дел, и для государственных забот, которые вы мне поручили, – со смиренным видом ответствует Вулси. – Да и природа своего требует, я ведь такой же человек, как все, мне нужно и питаться, и отдыхать, чтобы не умереть раньше времени.
– Хорошо сказали, – одобрительно кивает Генрих.
– Хочу надеяться, что для вас, милорд, у меня всегда найдутся и хорошие дела, и хорошие слова.
– Снова удачное высказывание. А удачно сказанное слово равно удачно выполненному делу. Мой отец вас любил, и когда я стал королем, я вас приблизил к себе, назначал туда, где можно было получить высокие доходы. А порой и от себя отрывал, чтобы вам побольше досталось.
Вулси не понимает, к чему эти странные речи. «Что все это значит?» – в недоумении спрашивает он сам себя.
Ну а наш граф Серри, великий мечтатель, бросает в сторону реплику в привычном репертуаре: «Дай бог, чтоб и дальше шло так же!» Радуется, гаденыш, что король расставил силки и кардинал послушно плетется прямо в ловушку.
– Я сделал вас первым человеком в стране, разве не так? – продолжает Генрих плести свою коварную вязь. – Ответьте мне, да или нет? И если да, то вот мой второй вопрос: вы мне за это обязаны?
– Государь, не могу не признать, что я получил королевских милостей больше, чем заслуживал. Я никогда не смогу расплатиться! Я трудился во имя вашего блага изо всех сил, всего себя вкладывал в выполнение каждого вашего поручения, но результат все равно был меньше, чем мне хотелось бы. Я не искал личной выгоды, я действовал только для вашего блага и на пользу государству. Чем мне вам за это отплатить? Все, что могу, это быть бесконечно благодарным и молиться за вас.
Кардинал Вулси пытается оправдаться перед Генрихом Восьмым
– Отлично сказано! Вы от меня получили любовь, почет и материальное вознаграждение, и за это вы, кардинал, должны стать олицетворением самой преданной любви ко мне. Разве нет?
Ловушка вот-вот захлопнется, однако бедняга Вулси ничего не видит, хотя и подозревает, что дело нечисто. Поэтому на всякий случай разражается очередным потоком клятв в верности, весьма красочным и эмоциональным. Генрих выслушивает все это словоблудие с благосклонностью.
– Вот это самая благородная речь! Заметьте, лорды, насколько предан мне кардинал Вулси.
С этими словами он протягивает кардиналу документы.
– А теперь прочитайте эти бумаги. И можете идти завтракать, если у вас аппетит не пропадет.
Король уходит, бросив грозный взгляд на Вулси. Придворные толпою следуют за ним, улыбаясь и перешептываясь.
Вулси остается один со своими паническими мыслями.
– Что это значит? Из-за чего король впал в такую ярость? Он так на меня посмотрел, когда уходил, словно хотел в порошок стереть. Надо посмотреть, что там, в этих документах. Вот же черт! Как я погорел! Здесь полный список всего, что я накопил. Мне эти деньги нужны были на взятки, чтобы подкупить тех, от кого зависит избрание меня Папой. Как же это я так оплошал! Сам лоханулся, сам виноват. «Я олух и достоин быть в опале». Как же я мог положить эти документы в пакет для короля! Идиот! Ладно, нечего причитать, нужно срочно придумать, как исправить ситуацию. Должен быть способ, должен! И я его найду!
Тут Вулси, перебирая документы, замечает еще одну бумагу.
– А это еще что такое? Блин, это же мое письмо Папе, в котором я изложил его святейшеству свои соображения и планы… Ну все, теперь точно мне конец.
А тут и наши добрые приятели-заговорщики возвращаются:
герцог Норфолк, герцог Сеффолк, граф Серри и лорд-камергер.
Норфолк со строгим видом объявляет:
– Кардинал, король велит вам сдать мне Большую государственную печать и удалиться в Эшер-хаус. Дальнейшие указания вам доставят туда.
Н-да, печать – это серьезно. Как вам наверняка известно, лорд-канцлер – это приблизительно то же самое, что в современном мире премьер-министр, а Большая печать – символ этой должности. Если у тебя в руках нет печати, то ты – никто, хоть как себя называй.
– Минуточку! А где ваши полномочия? Одних слов недостаточно, эдак кто угодно может что угодно приказать именем короля. Документ должен быть! – не сдается Вулси.
– Вы что, отказываетесь выполнить волю короля? – удивляется Сеффолк.
– Я вижу тут не волю короля, а исключительно вашу злобу, лорды-лизоблюды! Вы думаете, я не смогу вам ответить? Вы всегда завидовали мне и искали способ от меня избавиться. Ничего, придет день – и все вы получите по заслугам, вот увидите. Государственную печать мне вручил сам король, своими руками, и велел хранить ее пожизненно. Даже документ соответствующий подписал. Ну что, посмеете отнять у меня печать? Потому что добровольно я ее не отдам.
– Король дал вам печать и теперь немедленно требует ее обратно, он в своем праве, – говорит граф Серри.
– Вот
