обедни, собрав старшин, с кем пришёл от Костромы, сказал Жеребцов веско:
– Хочу, други мои, пройти до Троицы, к измученным в осаде стрельцам и казакам. Дому чудотворца нашего Сергия помощь подать. Нестроение их мирское уладить. Вы уже наслышаны: рядом стан Сапеги, тысячи воров покушаются на русскую землю. В тушинском стане разлад. Сколько продлится наше сидение – одному Господу известно. Потому возьму с собой только тех, кто волей своею доброй решит за веру православную пострадать. Отобьём Троицу – а там, глядишь, соберёмся да и погоним нечестивых голиком с русской земли.
Не колебались старшины, не долго думали стрельцы да казаки. Как один отозвались на призыв своего вождя. И отобрал воевода шесть сотен лучших воинов и три сотни слуг.
Зомме
Кристер Зомме нашёл в Давыде Васильевиче внимательного слушателя. В Калязине, ожидая Пунтуса, он с жаром рассказывал о своём кумире – принце Морице Оранском, который мечом отстоял своё государство от великого противника. Толмач спеша переводил:
– Главное, говорит, цифирная наука и жизнь еллинская. Еллины, мол, в войне горазды были и книги умные написали – как побеждать способнее. Оранский этот всех людей в своём государстве обучать взялся – ежели война, каждый своё место знает: кто ямы и рвы копает, кто острожки и рогатки ставит, кто продовольствие подвозит, кто из мушкетов стреляет, кто пики держит. А пика эта тяжёлая, длиной семь аршин. Такой поди управься! Не день, не два учиться надо. И строй в одну черту – в середине с пиками, по бокам с мушкетами. И воеводы полковые знали бы, как в дело идти, и не ждали, пока их пикой в зад кольнут!
Толмач хмыкнул.
Жеребцов слушал с сомнением, но мысль его жадно применяла новое к знакомому.
– Ну, острожки – это и мы на Мангазее ставим. Ещё великий князь Василий Иванович так продвигался, с Речью Посполитой воюя: сначала в верховьях рек люди лес валили, потом стрельцы шли, а лес за ними по реке – и тут же острог ставили. Литва с поляками о те остроги билась – и назад отходила.
– Большой острог – хорошо! Малый острог – тоже хорошо, – улыбался Зомме.
– Словно рыбья кость в горле: мала, а не вытащишь.
– Заступ – главное оружие войны! Так говорит принц Оранский. Каждый солдат должон лопату с собой носить, чтобы быстро укрытие ископать, – продолжал толмач.
– Ну, у нас, скорее, не лопату, а топор! – отвечал Давыд Васильевич. – Издавна засеки рубили – татар от границ отодвигали. Хотя и ямы волчьи – как же без них!
– Топор – хорошо! – кивал Зомме. – Лесу много! Русский топор любит! Что есть волчьи ямы?
Ну, сошлись воины натурами.
Потому-то, как только заняли Александрову слободу, принялись воеводы строить укрепления вокруг стен: рыли рвы, рубили у дорог, ведущих в слободу, острожки, ставили рогатки.
Якоб Понтуссон, пришедший к слободе последним, усмехался, глядя на копошение под стенами.
Зомме старался не разговаривать с Делагарди: он ощущал острое презрение к этому нарядному болтуну, не сумевшему удержать и десятой доли вверенного ему корпуса. Оба знали, что Делагарди под Тверью не все полученные от Скопина деньги раздал кнехтам, решил придержать – и потерял честь, сбежав вслед за своими мародёрами на Валдай. Если он не сумел справиться с подчинёнными ему людьми, значит, должен был один идти и защищать честь своей страны, подписавшей договор!
Генерал же думал, что именно такие фанатики, как Зомме, могут сорвать его блистательную карьеру, что Зомме не промолчит дипломатично перед королём, а выложит всё как есть.
В тот момент, когда шведский генерал попятился из-под Твери, презрение окатило Зомме. С тех пор рядом им было невместно.
Посланные к Клементьевскому лагерю донесли, что 26 октября к Сапеге прибыл Ружинский со своими казаками. Совокупившись, двинулись они на слободу.
Сапега послал гонца к Лисовскому – велел устно напомнить ему день казни четырёх казаков Сухана: как он спас Лисовского от гнева рассвирепевшей толпы. «Я тебе должен!» – сказал тогда пан Александр. Пришло время возвращать долг – вести свой отряд на Александрову слободу. Но Лисовский исчез – как в воду канул.
29 октября Сапега с Ружинским пошли приступом на укрепления Александровой. До стен ещё надо было добраться – перед ними было и накопано, и туров наставлено. Русские и шведы стреляли из укрытий. Поперёк дороги стоял строй пикинёров с мушкетёрами по бокам. Это были русские – узнавались по длинным бородам. Сам Зомме стоял среди них с пикой, упёртой в землю, встречая конницу: русские должны видеть, что такой строй, если он не дрогнет, сможет сдержать навал!
И когда на них понеслись ощетиненные копьями всадники, Зомме закричал:
– Стоять!
Ахнули мушкеты, упали всадники, строй пехоты дрогнул, но выстоял, приняв на пики не успевших отвернуть лошадей!
Целый день поляки, литовские люди и казаки подъезжали на всём скаку к крепости – и принуждены были соскакивать с коней и биться пешими. Положили людей много, а пользы – ничуть.
Зомме был ранен в бедро. Пуля на излёте скользнула по латам и отскочила в ногу. Лекарь достал пулю, но рана кровоточила.
Неделю стояли Сапега и Ружинский под Александровой слободой. Обошли её со всех сторон, прощупывали укрепления, пытались нападать и так и эдак – и понимали, что увязли они, как стрела в войлоке. Ружинский выходил из себя. Особенно бесило его, что он не мог сам принять участие в бою: простреленный летом бок не давал покоя, рана не заживала.
4 ноября был объявлен решительный приступ. Враги лезли через укрепления с ожесточением, кое-где им удалось даже добраться до самих стен – но силы иссякли, порыв пропал, и Сапега с Ружинским вынуждены были отступить. Постоянная мысль о том, что в Тушине без него всё может нарушиться, не давала пану Роману покоя. Вновь заканчивались порох и припасы. И гетманы отступили.
В слободе на совете воевод Зомме, морща лоб, настаивал на преследовании отступающих войск. Сейчас, и никак иначе, необходимо напасть на них, пока они идут в походном порядке, пока не засели вновь в своих укреплённых лагерях! Можно быстро освободить и Троицкий монастырь, и Москву!
Якоб Понтуссон Делагарди придерживался иного мнения: он утверждал, что сил у Скопина вместе со всеми его отрядами не хватит на то, чтобы разгромить столь опытных военачальников – Сапегу и Ружинского. Что можно потерять слишком много людей. Что в тылу, в Суздале, находится Лисовский, от которого всегда можно ожидать удара в спину.
Зомме, кривясь не только от боли в бедре,
