— Как и вы, — и магистр засмеялся тихим трескучим голоском.
Кто знал, что эта рискованная поездка будет напрасной?
Прибытие митрополита Феогноста в Псков было столь неожиданным, сколь на первых порах и радостным. Когда бы они ещё удостоились видеть его святейшество. К собору невозможно было подступиться. Когда митрополит вышел, тишина наступила такая, что люди, кажется, перестали дышать.
Владыка начал творить молитву. Но у него из головы не выходила мысль, как объявить людям требование церкви. Об этом он думал всю дорогу от Московии до Пскова. Собрать по одному от сотни или всё же сказать всему народу. И он решил, глядя на этих фанатично преданных вере людей, обратиться к ним. Закончив молитву, он заговорил:
— Христиане! Вы хорошо помните слова: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас... Избави мя от кровей...» — А что делаете вы? — митрополит замолчал.
В церкви воцарилось мёртвое молчание. Никто ещё не понимал, куда клонит митрополит. Феогност продолжал:
— Почему вы хотите пролить кровь свою и других христиан? Это — великий грех, и церковь не может его допустить. Вам надо отпустить Александра. Иначе... иначе падёт на вас немилость Божья, получите проклятие и отлучение от церкви!
Толпа на какое-то время замерла, потом раздались крики:
— Пусть едет! Пусть едет! Не надо нам отлучения!
И тут рядом с владыкой появился князь Александр. Он смиренно преклонил колено перед митрополитом, поцеловал его руку. Поклонившись на все четыре стороны, он произнёс:
— Братия и друзья мои, не будь на вас проклятия ради меня. Еду вон из вашего города и снимаю с вас крестное целование, только целуйте крест, что не выдадите княгини моей. Не могу я сейчас взять её с собой, ибо не знаю, где преклоню голову.
Псковичи со слезами на глазах целовали крест.
Через несколько дней до Московии долетела весть, что Александр выехал из Пскова на запад. А куда, пока точно никто не знал. Но Ивана Даниловича провести было трудно: «К литовцам!» — решил он и стал тайно готовиться в дальний путь. Перед этим послал верного Савёла в Псков, шепнув ему что-то на ухо. Тот кивнул головой и, не прощаясь, вышел.
Ворота открывались медленно, со скрипом. Сразу было понятно, что ими пользуются нечасто. Наконец они распахнулись. Перед ними стоял огромный детина, на голову выше их. Он был бы ещё выше, если бы сильно не сутулился. Его широкие плечи были вогнуты вперёд, длинные руки висели словно плети. Голова заросшая, как болотная кочка. На лице виднелся только нос, да из-под косматых бровей смотрели настороженные глаза.
— Здорово, друзек! — весело приветствовал его атаман.
— Здоровы будьте, — угрюмо ответил тот, косясь на Андрея.
Они обнялись, похлопывая друг друга по спинам. Затем они отступили на шаг и с интересом рассматривали друг друга. Видать, давно не виделись.
— А ты, Семён, постарел, — прогудел хозяин басисто, — говорил те давно, чтобы бросал такую житуху. Аль атаманом стал? — вдруг спросил он.
— Стал, — вздохнув, ответил Семён.
— Ааа! — всё же уважительно протянул он, — а ето кто? — он кивнул на Андрея.
— Мой есаул, — не без гордости ответил атаман.
Опять почтительное:
— Ааа! Пошли в избу, — Макар махнул ручищей в сторону жилья.
— Ну, как она? — зашагав, спросил Семён.
— Щас увидишь, — загадочно ответил хозяин.
Но не успели они зайти в дом, как дверь открылась и оттуда выпорхнула стройненькая, ещё не набравшая крепости, девушка.
— Деда! — обрадованно воскликнула она голоском, точно прозвеневший серебряный колокольчик.
И бросилась атаману на шею, целуя его в щёки. Он подхватил её на руки и понёс в избу. Но она вдруг запротестовала, воскликнув:
— Отпусти, я немаленькая!
Дед поставил её на землю, и она огромными голубыми глазищами взглянула на приотставшего Андрея. Он увидел на её красивом личике смущённую улыбку, которая придала ему особый ореол очарования. На мгновение взгляды их встретились. После чего она быстро, по-девичьи стыдливо опустив голову и схватив зачем-то деда за руку, потянула его в избу. А на пороге их встречала хозяйка. В противоположность мужу, она была невысокого роста, слегка полновата, с добрым, приятным лицом. Семёну она поклонилась в пояс, пропев здравие. И голос прозвучал под стать её лицу. Всё это создавало атмосферу доброжелательности, простоты и радости.
Дом был просторный, похожий на что-то среднее между боярскими хоромами и крестьянским жильём. Хозяйка повела гостей в горницу. Они, входя, покрестились на икону в углу. В горнице было тепло. Хозяйка суетилась, усаживая гостей за стол. На столе появилась незатейливая крестьянская еда: тушенный с капустой гусь, пироги с сердцем, домашний сыр, сметана. Андрею особенно понравился недавно испечённый хлеб, от которого пахло таким ароматом, что он еле удерживался, чтобы не схватить ломоть.
— Прошу, гости дорогие, — проговорила она.
Но Макар не дал ей договорить, напомнив, что не всё на столе.
— Ой, господи! — воскликнула она и куда-то выбежала.
— Тьфу, — ударил себя по ляжкам Семён, — Андрей, неси наш чувал.
Андрей быстро сбегал и подал чувал атаману.
— Вкусите-ка княжьего подарка.
И достал копчёную рыбу, мясо, разные сладости.
Вернулась хозяйка с кувшином в одной руке и чарками в другой. Макар одобрительно кашлянул и посмотрел повеселевшими глазами на Семёна. Тот улыбнулся и подмигнул ему.
— А ето что? — спросила она, глядя то на княжий дар, то на Семёна.
— То те подарок от князя, — пробасил Макар.
Внучка сидела рядом с дедом и старалась не смотреть на Андрея. Парню почему-то захотелось узнать её имя. Но все молчали. Видать, и гости и хозяева проголодались и ждали начала обеда. Макар разлил в чарки брагу, обойдя Дарью.
— Дядя Макар, — обидчиво произнесла она, — а мне бы медяночки.
Семён рассмеялся:
— Ну, Дашутка, молодец! Не даст себя в обиду! Ишь, дядя какой нехороший, мою внучку чуть не обидел, — и ласково посмотрел на неё.
Она прижалась к нему. Он обнял её одной рукой. Глядя на них, хозяйка вздохнула:
— И вправду, Семён, приезжай быстрее насовсем. Вы же друг без друга не можете.
— Приеду, тётка Ефросинья.
— Ты только обещаешь, Семён. Куды ты бросишь своих отпетых?
Семён рассмеялся:
— Брошу, тётка, брошу. Вот как Андрей, — он посмотрел на парня, — дорастёт до атамана, брошу всё и приеду.
После слов деда Дарья с интересом взглянула на парня и... опять улыбнулась. На этот раз она улыбку не прятала. К концу обеда Дарьюшка несколько погрустнела.
— Это, тётка, — сказал Семён, — она на меня сердится, что я ей подарки не привёз.
Он достал индийский авикуль, от которого трудно было отвести глаза.
— Да ето ж сколь стоит! — глядя на жемчуг, воскликнул Макар.
— Да сколько бы ни стоило, мне для неё ничего не жаль. Я и живу ради неё.
Уезжали они засветло. Дарьюшку Семён запретил будить.
— Поцелуй её за меня, тётка, — сказал он, подавая Макару мешочек.
Андрей догадался, что в нём была часть атамановой башловки.
— Сбереги! — сказал атаман, беря одной рукой коня под уздцы, а другой обнял Макара.
Так они постояли какое-то время, потом Семён вскочил на лошадь.
Когда они выехали из ворот, атаман, повернувшись к Андрею, сказал:
— Запоминай дорогу. Дарьюшка для меня — всё. Она — память о моём сыне, — с горестью в голосе проговорил он, — если со мной что... — голос его осёкся, прокашлившись, атаман продолжил: — Я тебя прошу, как товарища прошу, не оставляй её.
После этих слов атамана Андрея переполнили странные чувства: он доверил ему своё самое сокровенное: «Если со мной что, не оставляй её». «Это как не оставлять? Скорее всего, помогать деньгами, оберегать её от всякой нечисти», — подумал он. Дорогой ему даже рисовалось, что на неё напали какие-то злые люди, а он как орёл набросился на них. Что-то подобное не оставляло его всю дорогу. В чувство его привёл голос атамана:
— Вот и подъезжаем!
Андрей огляделся — и точно: да это ж ров, а за ним вал, а там дальше частокол...
На майдане они расстались, каждый поехал к своему куреню. К Андрею бросились Митяй, Захар, другие ребята. Посыпались вопросы: «Где был? Что случилось? Почему не со всеми?» Андрей понимал, что эту тайну атамана никому рассказывать нельзя, и он придумал ответ:
— Да сейчас часто будем в Рязань ездить, вот атаман и хотел поискать дорогу покороче.
— Самая короткая дорога та, которую знаешь.
— И то правда, — подтвердил Захар, подавая ему какой-то узел со словами, — зима на носу.
Андрей взял его, подошёл к оконцу, развязал и ахнул. В руках оказалось меховое изделие, красиво расшитое замысловатыми фигурками, да и сама вещь сработана добротно.
