— Ух! — выдохнул он от сердца. — Хороша, братцы, банька!
А на следующее утро Василий ускакал в Псков. Ему надо было найти немого, понять обстановку. Вернулся он на следующий день с Савёлом и рассказал, что в городе князя нет. Где он, никто не знал. После беседы с Василием князь запёрся с Савёлом, после чего немой ускакал назад.
Погода побаловала псковичей только одни сутки. После этого дожди возобновились. Все, кто мог, спрятались под крышу. Стражники тоже постарались запрятаться подальше. Только изредка старший посылал одного из них взглянуть на дорогу. И каждый докладывал, что она пустынна.
— Да кого щас выгонишь, — говорили вой, забавляясь нехитрой «отгадай, в какой руке» игрой. Под щелбаны.
На этот раз молодой вой, поспешно вернувшись, каким-то драматическим голосом выкрикнул:
— Всадник!
— Один? — довольно спокойно уточнил старший.
— Один! — выдохнул тот.
— Ну и пусть едет — подставляя лоб, проговорил он.
Всадник, закутанный с ног до головы, из-под капюшона видны большие, зоркие глаза, спокойно въехал в город. В одном из переулков он остановился перед закрытыми воротами. Спрыгнув с коня, подошёл к ним и колотушкой ударил несколько раз. Не спрашивая, кто, за воротами загремел засов, и они отворились. Всадник за уздцы ввёл во двор коня и отдал его высокому человеку, открывшему ворота. Они пошли рядом. Приезжий негромко спросил:
— Видел?
Тот кивнул.
— Когда? — продолжал приезжий задавать вопросы.
Тот показал палец.
— Завтра?
Тот опять ответил утвердительным кивком.
Завтра подошло быстро. Усталость, накопленная за долгие дни дороги, дала о себе знать. Князь завалился спать и проспал, не пробуждаясь, чуть ли не до следующего обеда. Его пробуждение долго ждали. Когда он появился, встречавший его у дверей человек, радостно промычав, рукой показал на стол, который был обильно заставлен всевозможными кушаньями.
— О! — подивился гость, усаживаясь за стол.
Ел он с удовольствием, порой казавшимся жадностью. Наевшись, обтерев усы, он огляделся.
— Хорошие хоромы, — оценил он.
Едальня была большой комнатой с несколькими окнами, посредине стоял дубовый стол. Дубовые массивные кресла окружали его. В углу — посудник. На внутренней стене — дорогие ковры с замысловатыми рисунками.
— Купец? — спросил гость.
Тот понял вопрос и кивнул головой.
— Он уехал по делам? А жена с детишками к матери?
И опять кивок согласия.
— Да, — гость потянулся, подняв руки с зажатыми кулаками, — пойду к себе, скоро собираться.
Княгиня не спала всю ночь, когда ей тайком сообщили, что прибыл Иван Данилович и очень хочет встретиться с ней. Вначале в её душе пробудилась гордость, начавшая переходить в ненависть: «Это из-за него я осталась одна! — пронеслась в её голове коварная мысль. — Он что, приехал торжествовать свою победу? Нет уж, не выйдет. Я не дам ему возможности видеться со мной. Я не приму непрошеного гостя!» С этой же мыслью утром она поднялась с ложа. Подойдя к зеркалу, гордо выпрямилась. Ей вдруг показалось, что она услышала чьи-то шаги. Сердце дрогнуло, а глаза скользнули по двери. Но было всё спокойно. Тогда её взор пробежал по стене и упёрся в окно. За ним виднелась унылая картина. Низкие осенние тучи, помимо дождя, принесли тоску, серость и душевное беспокойство. «Да, не завидую тому, кто в такое время окажется на улице», — тихо проговорила она.
И вдруг поймала себя на мысли, что князь приехал сюда именно сейчас! Его не остановила даже мерзкая осенняя непогода. А это говорит о многом! И она почувствовала, как учащённо забилось сердце.
— А ведь он действительно меня... — она не договорила последнего слова, счастливая улыбка отразилась на её лице, — как я могу не принять его, примчавшегося, рискуя жизнью, за столько вёрст. А ведь он уже не юноша.
И она с лёгким сердцем дала согласие на встречу, успокаивая свою совесть тем, что постарается как-то примирить его со своим мужем.
Когда немой и его гость вышли на улицу, она была пустынна. Хоромы, куда они шли, стояли буквально через два строения. Высокие ограды скрывали их от посторонних глаз. В этом доме их уже ждали. Ворота оказались незапертыми. Немой уверенно поднялся на крыльцо и открыл дверь, пропуская вперёд хозяина. Светлица, где княгиня принимала таинственного гостя, освещалась несколькими свечами, их было недостаточно на такой размер комнаты, а поэтому там царил полумрак.
Князь вошёл лёгкой, кошачьей походкой, словно боясь сапогами поднять излишний шум. Отличная баня, долгий, беззаботный сон, и князь выглядел молодец молодцом. Лицо его было свежо, глаза поблескивали задорным молодым огоньком. Взлетавшие кверху брови придавали ему выражение целеустремлённости и уверенности. Глядя на такого молодца, сердце, каким бы оно ожесточённым ни было, должно было растаять.
Княгиня стояла у противоположной стены, опираясь на кресло. На ней было чёрное платье, облегавшее стройный стан женщины, краса которой расцвела во всей своей покоряющей силе. Князь подошёл к ней. С его губ сорвалось:
— Богиня!
Он опустился на одно колено, взял её послушную руку и жадно припал к шелковистой коже. Казалось, через этот затянувшийся поцелуй он хотел впитать в себя всю её женскую сущность.
— Встаньте, князь, — тихо сказала она.
Он послушно поднялся и спросил:
— Как ты живёшь?
— У меня родился сын, — ответила она тоном, давшим понять, что кроме этого счастья ей пока ничего не нужно.
— Поздравляю. И... прими на память. — он достал из кармана золотой браслет с сияющим алмазом и надел ей на руку.
Её и без того красивая рука приобрела особое изящество. И они оба наслаждались этим видом какое-то мгновение. Потом их словно что-то ударило. Он осторожно взял княгиню за талию и приблизил к себе. Губы их слились. Но... она вдруг оторвалась от него, упёршись в его грудь руками.
— Нет, князь, нет. Ты меня прости за мою слабость.
Но чувства, овладевшие им, оказались сильнее всего. Он готов был броситься на неё. И опять её тихий голос остановил его:
— Князь, не надо. Я не могу. Ты посмотри на неё... — она повернулась к иконе.
С неё укоризненно смотрела Пресвятая Богородица.
— Прости, княгиня. Но, — он ударил себя в грудь, — что я могу с собой сделать?
Она посмотрела на него. В её тазах не было укора, а пряталась какая-то затаённая грусть.
— Садись, — она показала на кресло, стоявшее рядом с её.
Он сел. Кресла стояли так близко, что руки их касались друг друга. Он осторожно положил свою на её запястье. Рука княгини слегка дрогнула и... застыла на месте.
— Ты приехал ко мне специально? — склонив голову, спросила княгиня.
В её голосе можно было уловить самодовольные нотки. Он отвёл от неё взгляд, который застыл на сером от непогоды окне. Его молчание затянулось. О чём он думал? Она не получила ответа на свой вопрос.
— Киев пал, — вздохнув, ответил он и повернулся к ней.
Его лицо приобрело совсем другое выражение. Оно было сосредоточенным, чем-то весьма озабоченным. Княгиня поняла, и её это задело.
— Что вы, мужчины, всё воюете да воюете. Неужели нельзя жить мирно, любить семью, детей?
Иван Данилович усмехнулся, глаза его вновь загорелись задорным огнём.
— А все мы это делаем ради вас, наших нежных и горячо любимых, — ответил он полушутливым тоном.
— Что-то не верится, — с улыбкой она покачала головой.
И он, вторя ей, рассмеялся. Потом заговорил:
— Я готов жить в мире и дружбе, — голос его был серьёзен, — и никогда не нарушать данного слова.
Княгиня поняла, что он имел в виду.
— Я не оправдываю Александра. Но зачем его преследовать сейчас? — сказала она.
Князь оттолкнулся руками от кресла, поднялся и быстро заходил взад и вперёд.
— Александр обидел не только меня — его обиду я могу и простить. Но... хан терпеть не будет. Зачем ему понадобилось убивать Шевкала?
Княгиня опустила голову и прошептала:
— Александр считает, что... ты подстроил всё это.
На лице Ивана Даниловича заходили желваки:
— Если он так считает, почему не пошёл на меня или хотя бы приехал. Что, слишком горд? А я, по-твоему, кто, когда примчался к вам по первому зову? Нет! Мне нужен мир! Моё сердце радуется, когда глаза видят занятого делом русского мужика. Но когда я вижу, что его хотят обидеть, в моей душе появляется такая ненависть, которая зовёт меня на борьбу с этим злом.
Он остановился перед ней и повторил:
— Злом! Сегодня каждый князь тянет одеяло на себя, и многие не хотят понять, что оно не растягивается. А всем надо научиться жить под ним. Другого не дано. А это может свершиться, когда кто-то один будет следить, чтобы оно досталось, в зависимости от его участия, всем.
Князь вновь заходил. Её глаза так и бегали за его движением. Он неожиданно вновь подошёл к княгине и, опершись на ручки кресла, произнёс:
