— Ты где это взял? — спросил Андрей, не зная, что с ней делать: не то вернуть — подарок уж больно ценен — не то взять, не обижать парня?
— Сам сшил, — ответил Захар, смущаясь.
— Ну, ты и горазд. Смотри, — Андрей повернулся к Митяю.
— Да, вещица хороша, — он даже цокнул языком.
Андрей свернул подарок, подошёл к лежаку, из-под него достал чувал, развязал. Долго копался, что-то отыскивая. Наконец нашёл. Это была зализка. Тонкое, блестящее лезвие, отделанная перламутром рукоять говорили, что это дорогая вещь.
— Держи, — подал он Захару. — Как вы тут жили-то?
— Да ничё. В рейд ходили!
— В рейд? — удивлённо спросил Андрей.
— Да. Прослышали, что ногаи табуны стали угонять. Ну, мы их и пощипали. Пару косяков привели. С полсотни мужиков. Люди-то к нам валом валють, — проговорил Митяй.
— Валят, — согласился Андрей, о чём-то задумываясь.
Митяй подметил и сказал:
— Хватит те таким хмурым быть, пора и обраду в жизни иметь-то. Нельзя так... А то как те назнаменовали, тя не узнать.
Андрей исподлобья посмотрел на Митяя.
— Да, да, не косись, — сказал он, — пошли лучше к Асафу, гама много наших.
— А что, пошли, — и он кивнул Захару.
Кабак был забит до отказа. Они постояли на пороге, переминаясь с ноги на ногу.
Они хотели уже уходить, как их кто-то окликнул.
Им навстречу поднялся брудастый казак, с которым Андрей рыбачил.
— А нуть, — обратился он к своим, — сдвигайтесь, есаула надоть посадить.
Компания зашевелилась, на сидельце оказались свободные места.
— Ей, — громко крикнул брудастый Асафу, — а ну неси, — приказал он, показывая на Андрея и его ребят.
Вскоре на столе перед ними появилась солидная корчага, кубки и закуска.
— Выпьем за встречу, — и гундор начал наливать питьё в кубки, — Я рад, что ты, Андрей, так быстро стал есаулом. А помнишь, как мы рыбачили, и ты мне жисть спас. Братцы, — он повернулся к своим казакам, — я ему, есаулу, жизнью обязан. За есаула!
Не успели они осушить кубки, как подошёл, пошатываясь, Авдей.
— Есаул! Пошли к нам.
Андрей отказался:
— Не могу бросить друзеков.
— Не надоть. А вот скажи, — он взял Андрея за борт куцайки, — куды его ты с атаманом... ездил?
Говорил он громко. Правда, кроме Андрея, его никто не слушал, за исключением разве Хиста, сидевшего за соседним столом. По глазам было видно, что этот вопрос его заинтересовал. В них появился хищный блеск. Авдей вернулся на место, Хист подвинул сиделец ближе к нему и начал его настойчиво расспрашивать. Но что мог сказать казак:
— Уехали, да и всё. А меня оставили за старшого.
Но не таков был Хист, чтобы не сделать для себя выводов. «Просто так атаман не оставил бы свою команду, — решил он, — какое-то важное дело заставило атамана это сделать. Но какое? И взял-то кого: Андрея. Видать, глаз на него положил. Есаулом сделал. Ну, ладно... поглядим!» — он чуть не вслух произнёс последнее слово.
Елизар, мужик лет за сорок, запустил пятерню в кудлатые волосы, долго чесал макушку. А потом, поправив на плечах сползший полушубок, зябко поёжился. В избе было сыро, прохладно. Идти во двор за дровами не хотелось. Было слышно, как в оконный пузырь стучали капли дождя.
Порадовавшись, что какому-нибудь путнику гораздо хуже, чем ему, зевнул, взял со стола лучину и, подойдя к бадье, освятил её. Затянув, он увидел на поверхности воды свою заросшую морду. Хмыкнув, сунул в воду лучину. Она, зашипев, погрузила избу в темноту. Бросив на глиняный пол лучину, пошёл к лежаку. Жена, с головой укрывшись старой шубейкой, сладко посапывала. Скинув лапти, он пристроился рядом, силясь спрятать ноги под коротким тулупчиком. Подтянул колени к подбородку, стало тепло. Но насладиться этим теплом ему не дали. Раздались громкие удары в дверь, отчего щеколда запрыгала так, что мота вот-вот выскочить из скоб.
— Кого его чёрт принёс, — ругнулся он, с трудом оставляя нагретое место. — Чего стучишь? — рявкнул он, открывая дверь.
И ахнул. Перед ним стояла группа людей. Темень не позволяла разглядеть их лиц.
— Пусти, хозяин, на постой. Мы тебе хорошо заплатим, — раздался чей-то властный голос.
— Так проходите. Чего уж тута? Ишь как льёт. Собака и та под крышей.
Он посторонился, пропуская неведомых путников в избу. Их было около десятка, если не больше.
— Щас огонёк высеку, — произнёс хозяин, шаря по столу рукой.
Тот же властный голос остановил его.
— Не трудись, хозяин, это мы сделаем сами. Как кличут-то тебя? — поинтересовался он.
Хозяин ответил. Избу озарили вспышки огнива, и Елизар увидел перед собой коренастого крепкого человека. Он успел сбросить мокрую накидку и, встряхнув кудрявой головой, поправил волосы, упавшие на глаза. По лицу с короткими разлётными бровями и длинным носом текли капли дождя, которые он не успел вытереть. Его большие, широко открытые глаза смотрели внимательно и не внушали страха. На столе вскоре появились свечи, и в избе стало светло. Елизар догадался, что этот гость — важная птица, потому что все относились к нему с почтительным вниманием.
А тем временем стол заставлялся едой. Стали распространяться аппетитные запахи, и Елизар облизывал губы. Главный сел на сиделец. Все остальные расселись на скамьи.
— Елизар! — позвал тот хозяина, — присаживайся, — и он движением руки сдвинул своих людей.
Того не надо было уговаривать.
Несмотря на то что дождь не утихал всю ночь, гости, едва начался рассвет, засобирались в путь. Перед расставанием к хозяину подошёл главный и сказал:
— Елизар, держи, — он положил в его руку несколько монет.
Когда те, завернувшись в накидки, оставили избу, Елизар разжал кулак и чуть не очумел. В его руке было несколько золотых монет.
Небольшой отряд продолжал движение на запад. По всей видимости, какие-то особые обстоятельства заставили людей в такую мерзкую погоду спешить. Кони шли порой по грудь в жиже. Но путники упрямо пробивались вперёд. Не было слышно ни одного унылого возгласа.
Князь и боярин ехали колено в колено.
— Что я думаю, князь, — начал разговор Кочева, — а може, мы сразу двинем на Заполье?
Князь сразу уловил мысль боярина: «Он не хочет, чтобы я заезжал в Псков. В Заполье, а из него на Варяжское море».
— Это почему? — покосился на него Иван Данилович.
— Боюсь я, князь, за тебя боюсь! Не дай бог, кто тебя там узнает. У Александра в городе много людей, которые жизнь за него готовы отдать, — боярин говорил, не спуская глаз с князя.
Князь, усмехнувшись, произнёс:
— Двум смертям не бывать...
Дальше он говорить не стал. Но взгляд его сделался задумчивым. «О чём он, интересно, думает? — подумал боярин, и у него появилась надежда. — А вдруг повернёт коня?»
Но князь коня не повернул. И думал он не о том, что его ожидает в городе. В его ушах звучал голос незнакомца: «Киев пал!» «Киев пал, что же дальше? Неужели Русь, не освободившись от старого «хозяина», получит нового? Нет! Я выполню задуманное». И тут же: «Меня же ждёт... нет, не ждёт! Я сам хочу увидеть её! Да, я ни на что не надеюсь, но от её вида, голоса я буду счастлив! До чего же может довести это чувство! А может, это и заставляет меня мчаться в неизвестное?» Как он встретится с княгиней? За столько дней пути он не думал о встрече с ней, считая, что она будет. И всё. Сложности как-то выпали из головы: «А ведь боярин прав. Может, отказаться? Повернуть назад? Ведь и дальше путь опасен».
— Нет, боярин, — он нагнулся и дружески ударил его по плечу, — в Псков!
Бочонок браги боярину выставлять не пришлось. Приближение Пскова они узнали по колокольному звону. Все усердно закрестились:
— Слава богу! Добрались!
— Никак Мирожевский, — прислушиваясь, произнёс боярин.
Князь повернул ухо в сторону, откуда доносились звуки, какое-то время прислушивался, потом сказал:
— Нет! Скорее Ивановский. Он басистее.
Боярин спорить не стал, а спросил:
— В город?
Князь покачал головой:
— Нет, поедем к Петру Кажану.
— Веди, князь!
Село Выбуты, где жил Пётр, было меж реками Псковицей и Кебью, славилось мастерами не только по дереву, но и по иконописанию. Их знаменитая икона Святого Ильи, дарящая людям счастье, украшала Троицкий собор в Псковском кремле.
Пётр, когда узнал, кто приехал к нему, в первое время потерял даже дар речи.
— И... э... князь? — выдавил он из себя, часто моргая глазами.
— Князь, великий князь! — ответил за него боярин. — Принимай, Петро, гостей! — наигранно-весёлым голосом произнёс он.
— А... да щас. Эй, Марфа! — крикнул он, оглядываясь на избу. — чё вы стоите на улице? Входите в избу.
Изба имела вид добротного рубленого дома, какие часто были у зажиточных купцов. О его достатке говорили тесовая крыша, опрятный, ухоженный двор с хозяйскими постройками. Князю отвели большую угловую комнату, выдворив оттуда внуков и правнуков. К вечеру истопили баньку. Ивану Даниловичу она показалась настолько великолепной, будто ничего лучшего он до этого и не испытывал. Раскалённый обжигающий воздух, запах соломы и берёзовых распаренных веников довершали это великолепие.
