— Чем ты теперь займешься? — спросила Леа.
— Буду работать. Отец очень во мне нуждается.
— Да, конечно. А война?
— Что, война?
— Есть люди, которые продолжают сражаться.
— Ты хочешь сказать — в Северной Африке?
— Да, Или у генерала де Голля.
— Ты знаешь, в поезде целых два дня только о нем и разговаривали. Многие считают, что это несерьезно, и рады положиться на маршала.
— А ты сам-то что думаешь?
— Ну, я пока думаю только об одном: вот я вернулся домой и обнимаю женщину, которую люблю. А де Голль может и подождать, — сказал он, осыпая ее поцелуями.
Леа сердито его оттолкнула.
— Ну, дорогая. Уж не хочешь ли ты мне сказать, что интересуешься политикой, что ты — голлистка?
— Ты не понимаешь. Тут не просто политика. Речь идет о нашей свободе.
Юноша громко рассмеялся.
— Всего ждал, но только не этого. Кокетливая красавица Леа Дельмас произносит речи о свободе и генерале де Голле и больше не желает кружить головы парням. Что с тобой произошло? Откуда такая перемена?
Леа разгневанно вскочила.
— Что со мной произошло? Я видела, какой ужасной смертью гибли женщины и дети… Я убила человека… Я считала, что мать моя здесь в безопасности, а она погибла в Бордо под бомбами… Неизвестно, где Лоран… У нас больше нет денег… Почти не осталось еды… Немцы заняли дом… И мой отец… мой отец сходит с ума…
Кулаки Леа стучали по оштукатуренным стенам.
— Прости мне мою неловкость. Теперь я дома и помогу тебе.
Он расцеловал ее лицо, голову, ища в волосах запах сена, который оставался там прежде, когда они валялись в амбаре, и уловил аромат ванили, которым пахла ее кожа. С силой прижал он Леа к себе. Пока его пальцы торопливо расстегивали пуговицы блузки, его зубы впились в губы подружки. Леа больше не двигалась. Внезапно она почувствовала, что ее тело отзывается на грубые ласки Матиаса. Она повторяла себе, что не должна поддаваться, что любит Лорана, что теряет голову и слишком неосторожна, но столь сильным было в ней желание почувствовать прижавшееся к ней чужое тело и ощутить чужую плоть в себе, что всякое сопротивление было заранее обречено. Она услышала, как застонала, как бессвязно забормотала какие-то слова. Быстрее же, быстрее… Пусть он ее берет… Чего он ждет? Раздраженно сорвала она трусы, бесстыдно и страстно предлагая себя.
— Иди же.
Юноша вглядывался в этот рыжеватый треугольник между подвязками ее черных нитяных чулок, подчеркивавших белизну внутренней стороны ее бедер. Его лицо утонуло в мягком душистом и влажном паху. Под его языком Леа безудержно постанывала.
На мгновение ее глаза раскрылись, и взгляд упал на лицо согнувшегося под тяжестью креста Христа. Ей показалось, что статуя оживает, и Сын Человеческий понимающе смотрит на нее. Вскрикнув, она содрогнулась от наслаждения под поцелуями Матиаса. Отвердевшие груди причиняли ей сладкую боль. Оторвав его голову от живота, она жадно впилась в рот, который только что доставил ей такое наслаждение, пьянея от его вкуса.
Раздвинув ноги, она выговорила:
— Возьми меня.
И снова застонала от наслаждения, когда плоть мужчины прикоснулась к ее распухшей от вожделения плоти.
Дождь усилился, было сумрачно, как зимой. В открытой часовне полуодетые парень и девушка спали у подножия каменной скульптуры, которая, казалось, их оберегала.
На другой день после приезда Матиаса Леа вместе с отцом, своей теткой Бернадеттой и Руфью отправилась в Бордо, сославшись на желание повидаться с Лаурой и приобрести семена для огорода. После невыносимого обеда у дяди Люка, на котором только и было разговоров, что о выпавшем Франции счастье в лице маршала Петена, она добилась разрешения отправиться за покупками.
Поднявшись, Лаура сказала:
— Я пойду с тобой.
— Право, не стоит. Я совсем ненадолго, — раздраженно запротестовала Леа.
— А я могу с вами? — вмешалась ее двоюродная сестра Коринна.
Леа умоляюще посмотрела на Руфь.
Руфь всегда недоверчиво относилась к тому, что называла «безумными идеями своей малышки». При этом постоянно доказывала, что этот ребенок выберется из любой передряги и нуждается в большей свободе, чем ее сестры.
— Леа обладает жизненной силой, всесокрушающим инстинктом выживания. И горе тем, кто попытается ей воспрепятствовать, — говорила она Адриану Дельмасу, когда встречалась с ним в прошлый раз.
Несмотря на недоверчивость, она пришла Леа на помощь.
— Лаура, разве тебе не надо зайти в книжный магазин Молла? Мы сможем отправиться туда вместе с Коринной, пока Леа будет покупать семена. Возвращаясь, она к нам присоединится.
Руфь не успела договорить, как Леа бросилась к двери. Квартира мэтра Дельмаса, к счастью, располагалась не слишком далеко от помещения «Маленькой Жиронды» по улице Шевсрюс. Что касается книжного магазина Молла, то он находился на улице Виталь-Карль, совсем рядом с редакцией газеты.
Во время своего слишком короткого посещения Адриан сказал ей, что, если понадобится с ним связаться, она может впредь это делать через Ришара Шапона. Ее встретил тот же самый служащий, что и в прошлый раз. Он сказал, что директора нет, и никто не знает, когда он вернется.
Леа настаивала:
— У меня важное дело.
— Может, у него слишком много важных дел, мадемуазель.
Увидев растерянность Леа, он добавил:
— Загляните к его другу, кюре церкви Сент-Элали. Возможно, он вам поможет.
Сент-Элали? Это же совсем рядом с доминиканским монастырем, где ее покинул Рафаэль Маль. Она решила последовать совету.
— Спасибо, месье.
Погода испортилась, похолодало. Леа подняла воротник старого непромокаемого плаща Изабеллы и поправила шляпку, прежде чем пуститься бежать, прижимая к себе висевшую на плече сумку.
Задыхаясь, остановилась она на паперти церкви. Когда она уже открывала дверь, припустил дождь.
Перед алтарем, на котором светила красная лампадка, молилось несколько женщин. Приличия ради, она преклонила колени неподалеку от ризницы, размышляя, что сказать и как поступить.
— Леа, что ты здесь делаешь?
Вздрогнув, она чуть было не вскрикнула от неожиданности, когда почувствовала на своем плече чью-то руку. На нее смотрел усатый мужчина в коричневом костюме со шляпой в руке.
— Дядя Адриан!
— Тише! Иди за мной.
Он направился к выходу.
Снаружи вовсю лил дождь. Адриан Дельмас надел шляпу и, взяв Леа под руку, быстро зашагал прочь.
— Почему ты так одет?
— Ряса доминиканца слишком привлекает внимание во время прогулок. Благодарю Бога, что встретил тебя. Вот уже несколько дней, как за церковью наблюдает гестапо. Если бы я не заметил, как ты вошла, Бог знает, что могло бы случиться.
— Я искала тебя.
— Понимаю, но больше сюда никогда не приходи. В чем дело?
— Лоран бежал из Германии.
— Откуда ты это знаешь?
— Лейтенант Крамер сообщил Камилле.
— Давно бежал?
— На Пасху.
Дождь усилился, и Леа свернула в подворотню дома напротив церкви.
— А от него непосредственно Камилла не получала известий?
— Нет.
— Так чего же вы от меня хотите?
— Я… Камилла опасается, что Лоран попытается с ней встретиться. Дом под наблюдением. Как поступить, если он вдруг объявится?
Рядом с ними укрылись от дождя два немецких солдата.
— Во Франции скверная погода, — произнес один из них с гримасой отвращения.
— Да, зато вино хорошее, — добавил второй.
Не сговариваясь, Леа и Адриан вышли из подворотни. Какое-то время они шли молча.
— На следующей неделе я должен съездить в Лангон, чтобы повидать заболевшего собрата. Воспользуюсь случаем, чтобы заскочить в Монтийяк. Мне надо установить в окрестностях кое-какие контакты.
— А я не могу заменить тебя?
Продолжая шагать, Адриан привлек ее к себе.
— Нет, дорогая. Чересчур опасно. Ты и так знаешь слишком много и для твоей, и для моей безопасности.
— Я хотела бы помочь Лорану.
— Не сомневаюсь. Но лучший способ ему помочь — держаться незаметнее.
В голосе Адриана Дельмаса промелькнуло раздражение.
— Как дела у твоего отца?
Леа тяжело вздохнула.
— Я встревожена. Он так изменился, больше ничем не интересуется. А после кончины месье д'Аржила ему стало еще хуже. Он без конца говорит о матери, как если бы она все еще была с нами. И на террасе, и в кабинете не перестает разговаривать сам с собой. Видно, что ему досаждает, когда кто-то хочет побыть с ним. «Оставь меня, ты же видишь, я разговариваю с мамой». Ужасно, дядя Адриан. Я боюсь за него.
— Знаю, малышка, знаю. Что говорит Бланшар?
— Он не хочет об этом говорить. Он выписал лекарства, которые Руфь заставляет папу регулярно принимать.
— Какая-то часть его души умерла и лекарствами ее не воскресить. Надо молиться Господу…
