— Знаю, малышка, знаю. Что говорит Бланшар?
— Он не хочет об этом говорить. Он выписал лекарства, которые Руфь заставляет папу регулярно принимать.
— Какая-то часть его души умерла и лекарствами ее не воскресить. Надо молиться Господу…
— Господу? Ты-то сам еще веришь?
— Замолчи, Леа. Не богохульствуй.
— Дядюшка, я больше не верю в Бога и очень боюсь, что в Монтийяке не осталось никого, кто бы еще веровал, за исключением, пожалуй, бедняжки Камиллы.
— Не говори подобных вещей. Для меня это было бы ужасно.
Они миновали развалины дома на улице Рампар, разрушенного во время бомбардировки. Это зрелище болезненно напомнило Леа о матери.
— Почему ты не пришел на похороны мамы?
— Не смог. Меня не было в Бордо. Куда ты теперь отправишься?
— Мне надо встретиться с Лаурой и Руфью в книжном магазине Молла.
— Это рядом. Я тебя покидаю, не хочу, чтобы они видели меня в этой одежде. Послушайся моего совета: больше не пытайся связаться со мной ни в монастыре, ни в «Маленькой Жиронде». За редакцией следят. Я дам тебе знать о себе. В любом случае буду в Монтийяке в начале следующей недели. Пока же будь осторожна. Если, к несчастью, Лоран появится раньше, передай ему, чтобы отправлялся в Сен-Макер к крестнику твоей матери. Тот знает, что делать. Пусть Лоран ему скажет: «Костяшки домино перевернуты». Тот поймет.
— «Костяшки домино перевернуты»?
— Да.
Они расстались у городских ворот Дижо. Дождь кончился.
В книжном магазине приказчик сказал Леа, что «дамы» Дельмас только что ушли. К счастью, продавец семян на рыночной площади еще торговал, и у него оставалось несколько пакетиков семян и — верх роскоши! — рассада помидоров и салата.
У дяди Люка ее холодно встретила Лаура, собиравшаяся возвращаться в свою школу.
— Мне хотелось сообщить тебе кое-что важное, — прошептала она. — Но теперь отложим до следующего раза.
— Не будь дурой, скажи мне.
— Нет и нет. Пусть тебе же будет хуже.
— Я тебя провожу.
— Не старайся. Спроси у Франсуазы, хорошо ли она развлеклась на концерте прошлым вечером. До свидания.
— Дядя Адриан!
Леа в крестьянской рубахе в синие и белые цветочки на корточках сидела на «своем» огороде, прикрыв голову от солнца широкополой соломенной шляпой. Она вскочила с выдранными сорняками в руке.
Подобрав полы белой рясы, доминиканец в сопровождении Камиллы подошел к ней. Леа бросилась к нему на грудь.
— Дядюшка, очень рада тебя видеть!
Камилла воскликнула:
— Он видел Лорана! Лоран в Бордо!
— В Бордо?..
— Он хотел примчаться ко мне, но дядя его остановил…
— Пока его дела идут нормально, он в безопасности.
— Где? Я хочу его видеть.
— Сейчас это невозможно, слишком рискованно. Вскоре дам вам знать, где вы сможете с ним встретиться.
— Надеюсь, скоро.
— Как он себя чувствует? — спросила Леа.
— Хорошо. Только устал. После побега из Колдитца он скрывался в Швейцарии. Там заболел так серьезно, что не мог о себе сообщить. Через несколько дней его переправят в свободную зону.
— В чем он нуждается?
— Сейчас ни в чем. В следующий четверг я приеду в Лангон повидать отца Дюпре. И загляну сюда рассказать, как Камилле можно будет увидеться с Лораном. Пока же, умоляю, не дергайтесь и не болтайте. Если вдруг мне не удастся приехать в Монтийяк, передам все, что нужно, через Франсуазу. Она работает в отделении, которым ведает отец Дюпре.
— Осторожно ли поручать ей такое дело? — потупившись, спросила Камилла.
Дядя с племянницей удивленно на нее посмотрели.
— Но… почему ты об этом говоришь?
— Разве Франсуаза не сестра Леа? И вы не живете под одной крышей?
— Конечно…
Ничего не понимая, Адриан и Леа переглянулись. Откуда вдруг такая сдержанность Камиллы? Откуда ее внезапное недоверие?
— Она может потерять записку… Ее могут задержать немцы, — вся зардевшись, бормотала Камилла.
— Камилла, вы что-то от нас скрываете. Почему вы не доверяете Франсуазе?
— Нет… нет… пустяки. Просто мне страшно за Лорана.
Отец Дельмас отошел на несколько шагов, затем вернулся.
— Адрес я вложу в обложку книги «Пути совершенства» Терезы де'Авила. Впрочем, все эти предосторожности определенно не понадобятся, я приеду сам.
Беседуя, они шли к дому.
На каменной скамье, повернувшись лицом к Бельвю и холмам Верделе, сидел Пьер Дельмас. Опустив голову, опираясь на тяжелую резную трость, он с неясной улыбкой уставился прямо перед собой.
Отец Адриан с нарочито веселой улыбкой спросил:
— Ну что? Отдыхаешь, брат?
— Чуточку устал. Изабелла попросила меня переставить мебель в ее спальне. Больше не могу…
— Папа, мама…
Оборвав ее, Камилла произнесла:
— Понимаю вас, месье Дельмас. Ничто так не утомляет, как перестановка мебели.
— Не правда ли? — сказал тот удовлетворенно. — Изабелла никак не хочет понять, что я старею.
Леа отвернулась.
Усевшись на лужайке, Камилла и Франсуаза помогали Шарлю делать первые шаги.
Франсуаза заметила:
— Через неделю он будет ходить.
— То же самое думают Сидони и Руфь. Они говорят, что если ребенок некрупный, то начинает ходить раньше.
— Кто будет рад его увидеть, так это Лоран. Странно, что со времени его побега ты не получала от него никаких известий.
Камилла прикусила губу.
— Не убеги он, его наверняка давно бы освободили. Как Матиаса, — продолжала Франсуаза, приподняв ребенка, который засмеялся и замахал ручками.
Светловолосый мальчуган походил и на мать, и на отца. Он рос, как на дрожжах, никогда не болея. Камилла испытывала к нему совершенно животную, тревожную нежность. Она не спускала с него глаз, словно боясь, что тот вдруг исчезнет. Он был весел и почти никогда не плакал. Его обожали все, кроме Леа, которая не могла его видеть без уколов ревности, хотя мальчуган отдавал ей явное предпочтение.
— Ты будешь читать книгу, которую дядя Адриан передал тебе? «Пути совершенства» — это вряд ли очень забавно.
— Да, скорее скучновато, но, возможно, позволит обрести волю к жизни?
— Наверное, ты права, — помрачнев, сказала Франсуаза.
Камилла заметила, как у нее изменилось настроение, но сделала вид, что ничего не случилось. Она играла со своим сынишкой, смеясь над тем, как он строит рожицы и кувыркается.
«Материнство ее красит», — подумала Франсуаза.
Действительно, в тот Троицын день Камилла д'Аржила так сияла, что выглядела прекрасной. С наступлением хорошей погоды она оставила траур по свекру и брату и, не имея возможности приобрести новые ткани, носила старое платье из тонкой голубой холстинки, подчеркивавшей красоту ее глаз, ее чуть загоревшее лицо и выгоревшие на солнце волосы. При своей худобе она выглядела юной девушкой. Рядом с ней Франсуаза казалась старше, хотя и была на три года моложе.
С тех пор как Франсуаза начала постоянно работать в больнице в Лангоне, она изменилась, став более женственной, более привлекательной. При этом она прекрасно причесывалась и начала пользоваться косметикой, — слишком увлекаясь, по мнению Руфи и Бернадетты, — и хорошо одевалась, несмотря на ограничения. Ее платье из красного фуляра в синий горошек со шнуровкой на корсаже явно вышло из рук прекрасного мастера, а не скромной лангонской портнихи, как уверяла Франсуаза.
«Завтра увижу Лорана», — думала Камилла.
У Леа было убийственное настроение. В Сен-Макере она встретилась с Матиасом в доме его друга, ушедшего на целый день. Матиас радовался этой встрече подальше от Монтийяка, инквизиторского взгляда Руфи и тревожного — своих родителей. После их близости в часовне Верделе он ни разу не встречался с Леа наедине. Он даже начал подумывать, не избегает ли она его. Поэтому, когда вечером в четверг она, совершенно бледная, вошла на кухню фермы и позвала его, он удивился. В амбаре, не говоря ни слова, она, вся трепеща, бросилась к нему на грудь. Он нежно поцеловал ее в губы и уложил на сено, пытаясь согреть: сомкнувшиеся у него на затылке руки окоченели, как у трупа. Она так сжала ноги, что ему стоило немалых усилий раздвинуть ее бедра. А ей, несмотря на желание, потребовалось все ее терпение, чтобы позволить его плоти проникнуть в нее. Другие так кричат от горя, как она кричала от наслаждения. У Матиаса их близость оставила странное чувство горечи.
Стремясь избавиться от этого воспоминания, он приготовил в доме друга стол из блюд, которые раньше любила Леа, Ему пришлось проявить немалую настойчивость, чтобы разыскать клубничный торт, выдержанное сладкое белое вино, «вишню в водке», «крем-карамель». Скромный ветхий домишко благоухал расставленными повсюду белыми розами. Девушка улыбнулась, увидев, как постарался Матиас. Выступив в роли хозяина дома, тот протянул ей бокал вина.
