несколько заблудившихся пуль со свистом пронеслись над головой. Маркитантка брела вдоль кирпичного забора с пробитыми в нём брешами. За забором трещало дерево, понемногу охватываясь огнем. На земле и в провалах стены валялись трупы – «бессмертные» вперемешку с «омарами» и «голоштанниками» [33], искалеченные, изуродованные…
– Жако! – звала Мари, устав вглядываться в мертвецов. – Жако, отзовись!
– Мма… – послышался стон.
Женщина бросилась на голос. Жак был придавлен куском забора; Мари принялась сбрасывать с него спаянные раствором кирпичи, обдирая руки, ломая ногти. Совсем рядом послышались барабаны и флейты, топот шагавших в ногу людей.
– Это наши, Жако! – обрадовалась Мари.
Она распрямилась, чтобы пойти посмотреть, но тотчас замерла на месте: в пролом в стене входили пруссаки, выставив вперед штыки. Из разбитых окон господского дома затрещали выстрелы, точно лопались сухие стручки; засвистели пули, кое-кто из «тейфелей» вскрикнул и упал.
– Так их! – радостно воскликнула маркитантка.
Стальное жало вонзилось ей в бок. Зажав рукой рану, она осела на землю; пуля пробила щеку, раскрошив зубы, рот мгновенно наполнился кровью.
– Так ты еще красивее, – попытался пошутить Жако, едва шевеля бледными губами.
Улыбнувшись ему страшной алой гримасой, Мари упала головой ему на грудь и закрыла глаза.
* * *
Пятьдесят второй пехотный строился к смотру; семнадцатилетний знаменосец опирался на окровавленное древко, стараясь не наступать на раненую ступню. Веллингтон медленно проехал перед строем, держа шляпу в поднятой руке.
– Вы лучшие солдаты в мире! – крикнул он.
Кто-то прокричал в ответ приветствие, другие молчали или вертели головами, чтобы понять, что происходит: полк два с половиной часа простоял под артиллерийским огнем, прежде чем пойти в атаку на Старую гвардию, гром пушек многих оглушил. Пожав руку сэру Джеймсу Колборну и пообещав прислать его людям муки, герцог повернул коня и поехал к Ватерлоо. За ним следовало всего пять человек.
Было только начало десятого, однако уже настала ночь: закат угас под плотной пеленой из дыма и гари. Несколько конных фигур пустились рысью навстречу англичанам. В нос Веллингтону ударил неповторимый букет из чеснока, ревеня, конского пота и винных паров, он понял, что первый из всадников – Блюхер. Фельдмаршал был радостно возбужден.
– La Belle Alliance [34]! – воскликнул он, указывая рукой в сторону приземистой таверны, темневшей у обочины дороги. – Великолепный символ! Давайте назовем нынешнее сражение «Битвой Прекрасного союза»!
Герцог был не в настроении создавать легенды.
– «Бель-Альянс» – чуть дальше. Насколько мне известно, там находился командный пункт Буонапарте. А это – «Мезон-Руж», «красный дом». Я уже сообщил своему правительству, что дам сражение у Ватерлоо, вы же вольны избрать любое название. Еще раз благодарю и поздравляю вас, фельдмаршал.
Копенгаген пробирался шагом между мертвыми и ранеными, лошади свиты фыркали и артачились, из тьмы поднимался многоголосый стон. В саду у замка Угумон не осталось ни одного целого дерева. Наконец, копыта зацокали по булыжной мостовой. Остановив коня у двухэтажной таверны, где он провел предыдущую ночь, Веллингтон спрыгнул на деревянный настил, служивший тротуаром, и вошел внутрь.
В обеденном зале был накрыт стол на то же число гостей, что были здесь утром, но рядом с герцогом теперь сидели только генерал Алава и подполковник Фримантл. Голод напомнил о себе во весь голос. Ели молча, быстро, сосредоточенно, и всё же всякий раз, когда открывалась дверь, Веллингтон с надеждой смотрел на нее. Но входил либо слуга с вином, либо ординарец с донесением: Блюхер продолжал преследовать неприятеля.
Какая страшная цена заплачена за победу! Пиктон, Гордон, де Ланси убиты, Кук и Сомерсет искалечены, принц Оранский получил пулю в плечо уже на исходе сражения, барону Винсенту пробило руку насквозь, Аксбридж ранен картечью в ногу, Поццо ди Борго контужен… А у него – ни царапины, даже конь не пострадал. Должно быть, его хранит Провидение.
И не только его. Маршал Ней сам искал смерти. Он как безумный носился под огнем без шляпы, в разорванной одежде, с измазанным кровью лицом, под ним убило пять лошадей. Тогда он пешком повел пехоту в атаку на прусскую конницу с криком: «Смотрите, как умирает маршал Франции!» И всё равно уцелел… Как тут не поверить в Судьбу!
* * *
«Дорогая Шар, мужайся, у меня для тебя плохая новость: я лишился правой ноги. Спасти ее могло только чудо, так что я уцепился за шанс сохранить себе жизнь ради тебя и дорогих детей. Храни вас всех Бог».
Граф Аксбридж писал карандашом, положив листок на согнутое левое колено. Боли он не чувствовал – наверное, действовала опиумная настойка. Разбитую ногу ему отняли прямо здесь – в комнате на первом этаже уютного беленького дома в Ватерлоо, возле церкви в стиле «ампир». Досадно, конечно, но это не самое страшное, что могло с ним случиться. Ходят же люди на деревяшках! А сейчас, говорят, наловчились делать даже протезы на шарнирах – хоть танцуй. В конце концов, ему уже сорок семь, по́лно красоваться на балах, пора уступить дорогу молодым. А с Шарлоттой они найдут какой-нибудь способ приятно проводить время наедине, ведь главное осталось цело. Хуже было лежать здесь и слушать, как какие-то тру́сы улепетывали во все лопатки, сея панику: «Сражение проиграно!» Кажется, это были ганноверцы, англичане не могли так поступить. Нет, нас не разбили! Бог этого не допустит!
За домом хозяин копал неглубокую яму. Закончив, он положил туда ногу в сапоге, отрезанную выше колена, засыпал землей, утрамбовал лопатой. Потом подумал и пересадил на могилку кустик дикого льна.
Глава восемнадцатая. Самая страшная мука
Сражение закончилось, французы разгромлены, сэр Уильям жив!
Магдалена готова была расцеловать капитана Митчелла, пришедшего к ней в девять утра с этой новостью. Дрожа и задыхаясь от волнения, она несколько раз переспросила: уверен ли он? Получил ли он записку от Уильяма? Надежны ли сведения?.. Он совершенно уверен, потому что сведения официальные – депеша герцога Веллингтона военному министру, напечатанная в брюссельской газете; записки от полковника де Ланси он не получал, но видел списки убитых и раненых, его фамилии в них нет.
Ах, какое счастье! Магдалена ходила по комнате как заведенная и не могла остановиться:
