— Да, можно и послати. Особливо пущай смотрют балки, увалы, — посоветовали они.
Первый погляд Андрей решил сделать сам, хотя взятые в поход бывалые казаки это не одобрили.
— Есаул должен быть при отряде! — заявили они.
Но Андрей был упрям. В душе он боялся, что его первый самостоятельный поход из-за недогляда может быть провален. И не потому, что он им не доверял, просто ему казалось, что давно не участвовавшие в таких походах казаки могут проглядеть какую-нибудь мелочь, а она...
Схоронив отряд в одной из балок, он с несколькими казаками на белых конях и в белых плащах двинулся на разведку. Путь Андрей избрал странный. Он не повёл отрядик на юг, а взял направление на восток. После дня пути, короткого отдыха он повернул на юг. На третий день он повернул на запад. Его выбор оказался правильным. Ногайцы ожидали их с севера. Двум казакам, бывалому и новичку, Андрей приказал вернуться их дорогой и привести весь отряд тем же путём.
Нападения с юга ногайцы не ожидали. Внезапность сделала своё дело. Застав ногайцев врасплох, казаки нещадно их порубали, не выпустив ни одной живой души, и, развернув их стада, погнали на север. Обдумывая отход, Андрей решил разделить отряд на две части, чтобы достойно встретить преследователей, если они окажутся. А что они будут, Андрей не сомневался. В пылу битвы кто-то из ногайцев мог и схорониться. После их ухода он поскачет к своим, а те организуют преследование.
Есаул взял большую часть отряда с собой. И эту часть отряда он разделил на две части: если нападут на одних, другие зайдут с тыла. Это решение есаула было разумным. Как думал Андрей, так оно и случилось. Ногайцы немедленно послали погоню. Тысяцкий, ведший отряд татар, не мог и подумать, что его ждёт засада. Что ни делал тысяцкий, чтобы остановить бегство отряда, ничего не получалось. Страх был сильнее плётки тысяцкого. И тысяцкий попал в плен.
С триумфом вернулся Андрей из первого своего самостоятельного похода. Казацкий кош гулял по этому случаю несколько дней. Когда гулянье наконец закончилось, к казакам неожиданно пришла беда. Поздно ночью в атаманову дверь кто-то постучал. Стук был таким громким, торопливым, что Семён, услышав его, подумал: «Беда кака-то!»
— Кто? — заорал он с лежанки.
— Я! — атаман узнал голос Авдея. — Беда, атаман! Черна болесть! Четверо уже померло. Ко мне не выходи! Мня трясёть, — предупредил он.
— Чё надо-то? — атаман стоял у двери.
— Я уйду к собе. Прикажи подпереть дверь и сожги наш курень!
— Что-о! — удивлённо заорал атаман.
— Я говорю: сожги нас! Спасай казачество! Да racy не жалей. Прощай, атаман! Не поминай лихом!
До атамана донеслись его торопливые шаги. «Как же так?! — мелькнуло в голове атамана, — только вчерась я с ним встречался и на те!..» Но он понял, что медлить нельзя. Иначе погибнет всё казачество. Он поднял свою опору: Зосима, Курбата.
Услышав сообщение атамана, они враз проговорили:
— Чего, атаман, стоишь. Спасай кош!
Курбат поднял Андрея и его людей. Объяснив казакам, в чём дело, Курбат оглядел растерянных казаков, опустив голову, понурым голосом сказал:
— Нас спасёт только огонь. Они об этом знають. Просили подпереть дверь... Надоть, дети мои, вам жить, надоть, — он вздохнул и добавил: — С богом!
Работа закипела. Все поняли страшную угрозу. Вход пошло всё: сено, дрова, будылье. Вскоре огонь столбом взметнулся в небо, понеслись крики о помощи, проклятия, стоны и нечеловеческий рёв. Казаки стояли с непокрытыми головами. По их обветренным мужественным лицам текли слёзы. Все вспоминали поступок Авдея. То был настоящий казак! Голоса под огнём стихали. Потом затихли совсем. И только потрескивавшее пламя говорило о страшном событии, только что случившемся на их глазах. Весь кош пришёл к церкви, когда шла заупокойная служба. Поступок Авдея многим открыл глаза на высокое звание «казак».
Великий литовский князь Гедимин принимал беглого русского князя Александра Михайловича в новом замке, в Вильно. Вид этого строения говорил о силе и могуществе литовского князя. Мощные стены с башнями и бойницами угрюмо смотрели на каждого, кто к ним приближался, и говорили о своей силе и непобедимости.
Подъезжая к замку, князь Александр тяжело вздохнул. Как не хотелось ему въезжать в широко раскрытые ворога! Князю показалось, что он въезжает в пасть какого-то страшного сказочного зверя.
Гедимин был в хорошем настроении. Ещё бы! Южные русские земли стали принадлежать ему. Никогда ещё Литовское княжество не было столь могучим! Прибытие этого русского сулило ему многое. У них уже были связи. Через псковичей он знал и о намерении князя в союзе с ним сокрушить мощь северных русских земель, особенно быстро возвышавшегося Московского княжества. Он внимательно следил за умным, деловым московским князем и находил, что их натуры идентичны. Тот, как и он, стремился сделать своё княжество могучим, никому неподвластным. Но Гедимин понимал, что если его Литовское княжество свободно от чьего-то влияния, то Московское, подвластное Орде, не может вести независимую политику. С одной стороны, это плохо. Но с другой... ему известно, каким влиянием пользуется московский князь в Орде. Связываться с таким князем было опасно. Орда ещё не совсем потеряла силу. И их совместное выступление... Но об этом ему не хотелось думать.
А пока приёма ждёт один из тех, кто в будущем поможет опрокинуть удачливого московского князя. Поэтому Гедимин решил, что не стоит рвать отношения с тверским князем. Конечно, литовец знает, что Александр будет просить помочь избавиться от московского князя. Но время ли сейчас это делать? Победа на юге досталась дорогой ценой. Надо залечить раны. А тверскому князю можно только дать обещание.
Не очень удовлетворённым уходил от литовского князя Александр. Гедимин ему не отказал, обещал в будущем помощь. Но... когда придёт это будущее? Ему негде жить. Правда, жильё тот ему предоставил, отдав свой старый замок. Ну, что ж, пока и этого немало. Александр говорил ещё и об угрозе тевтонских рыцарей ему, литовскому князю. Но, занятый своими мыслями, Гедимин не очень его слушал. А угроза, действительно, в какой-то мере была.
Великий магистр фон Эбергарт правильно уловил состояние доселе грозного для себя врага. Поход Гедимина на юг подорвал, безусловно, его силы. И сейчас, по мнению магистра, самое время нанести удар по давнему своему врагу, зарвавшемуся рижскому епископу, который не раз пользовался услугами язычников. Но всё же он решил посоветоваться. Для этой беседы он пригласил к себе барона фон Штукланда, пожилого человека с отвислыми складками дряблых щёк, большими выпуклыми глазами, прикрытыми тяжёлыми, усталыми веками и мешками под ними. Солидный мясистый нос и под стать ему губы. На голове — редкие волосы ёжиком, а большие залысины делали и без того его большой лоб громадным. На нём была толстая суконная куртка и какая-то тряпица, обмотанная вокруг шеи. У барона был безразличный взгляд, на губах — пренебрежительная улыбка. Они сели друг против друга. Гость наклонил, как бык, голову, словно готовясь принять неожиданный удар.
— Барон, — начал магистр, не обращая внимания на выражение безразличия на лице собеседника, — я пригласил тебя для того, чтобы обсудить одну щекотливую тему.
И он начал рассказывать о вызывающем поведении рижского епископа, его заигрывании с неверными.
— Сейчас самое время его наказать, — прошлёпал губами барон, — только как поведёт себя Московия?
Барон продолжал удивлять магистра своей прозорливостью.
— Орда, как слепая курица, высидела русского птенца. Только она ошибается, думая, что это курёнок. Скоро он превратится в орла. Я вижу, — он смотрел куда-то вдаль, при этом лицо его преобразилось, — что если не при этом князе, то его последователях, если они продолжат политику нынешнего правителя, они сбросят татарское ярмо.
— А вы, барон, не преувеличиваете значимость этого русского князя, да и русских вообще? — магистр подтянул кресло поближе к столу и, склоняя голову, ждал ответа.
— Нет, — помедлив, ответил барон, — мой милый магистр, нельзя забывать историю, о чём она говорит, — он поднял глаза на магистра.
Взгляд его был тяжёл. Магистр, похоже, оробел. Так с ним давно никто не разговаривал. Он уже пожалел, что пригласил его. Но он был нужным человеком. Помимо мудрости, о которой знали многие, он был родственником ливонского магистра. А задуманный фон Эбергартом поход на Ригу без поддержки ливонцев заранее был обречён на провал.
— Ну, — бесцеремонно произнёс барон.
Магистру было ясно, что тот ждёт ответа.
— Восток движет историю.
Не желая больше слушать барона, магистр поторопился сообщить:
— Барон, у меня несколько дней тому назад был посланец Московии.
Лицо барона опять преобразилось: теперь он походил на хищного зверя, приготовившегося к прыжку.
