нам предписано усилить работу на этом направлении и достигнуть ощутимых результатов. Для этого нам для начала необходимо выявить круг таких вот потенциальных лидеров и предпринять против них соответствующие меры. – Холодный взгляд Трилиссера остановился на Евсее, и заслуженный оперативник с трудом сдержался, чтобы не вскочить со стула и не вытянуться в струнку перед начальником. Меир заметил невольный порыв резидента и отмахнулся снисходительно: – Потом, Нисим Наумович, потом…
Потом, после совещания, Трилиссер задержал Евсея для отдельного разговора.
– Дело, Нисим, касается, как говорится, твоей епархии, – сказал Меир Абрамович, – Западной Европы. Михаил Романов напрочь исчез из поля зрения, разговоры о нем вьются вокруг да около, этот несостоявшийся царь существует как мираж, фантом, и это нас устраивает. У меня есть основания предполагать, что Михаил решил залечь на дно и не высовываться. Не секрет, что я до ИНО работал на Дальнем Востоке и занимался там, в частности, бароном Унгерном. Так вот, Нисим, этот барон утверждал, что наш с тобой великий князь был тогда жив-здоров. Атаман Семенов в своем поезде держал для него роскошный салон-вагон, при этом Михаила сопровождали два бронепоезда. А свои знамена, под которыми он собирался в поход на Москву, Унгерн украшал вензелем «М-2» – «Михаил Второй». Барон ликвидирован, Семенов сбежал в Японию, но Михаил продолжает существовать, хотя и в виде фантома.
Начальник замолчал.
– Так вроде бы фантом не кусается, – заметил на это Евсей, – и никому не мешает; у него ни солдат нет, ни пушек.
– В том-то и дело, – сказал Трилиссер, – он нам вредит здесь, в России, куда сильней, чем на Западе. Русские люди, чтоб ты знал, Нисим, склонны ко всякой мистике. Иногда они готовы за веру жизнь отдать – и свою, и чужую. А сейчас – и чем дальше, тем их больше – у нас развелись граждане, верящие свято в скорый приход Михаила и в то, что он встанет во главе антисоветского движения. И тогда наш фантом выглядит опаснее какого-то генералишки! Уже и движение в Пермской губернии появилось – фанатики-контрреволюционеры называют себя михайловцами. Это – враги, их надо уничтожать! Они, для убедительности, и на пророка Даниила ссылаются. Вот, гляди, это их прокламация. – Он аккуратно вытянул из верхнего кармана френча сложенный вчетверо листок и протянул Евсею.
«И восстанет в то время Михаил, – прочитал Евсей, – Князь Великий, стоящий за сынов народа Твоего, и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени, но спасутся в это время из народа Твоего все, которые найдены будут записанными в книге. Многие очистятся, обелятся и переплавлены будут в искушении, нечестивые же будут поступать нечестиво, и не уразумеет сего никто из нечестивых, а мудрые уразумеют. Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдет 1290 дней. Блажен, кто ожидает и достигнет 1330 дней».
– С другой стороны, есть еще и Георгий, его вполне реальный сын, – продолжал Трилиссер, – в котором часть белой эмиграции хочет видеть наследника престола. С этим юношей нам еще предстоит разобраться, а его мать нас по-прежнему интересует лишь как выход на сына. Зацепим Наталью Сергеевну – нащупаем и царенка.
– Тут есть продвижение, – доложил Евсей. – Я нашел в Англии место, где с начала войны осталась часть имущества Михаила – картины, фарфор, библиотека, мебель. Наталья там появится, это безотказная приманка: ей понадобятся деньги.
– Да, пожалуй, – согласился Трилиссер. – Это логично… Сам нашел?
– Нет, – доложил Евсей. – Агент нашел, немец.
– Возьми это место под неусыпный контроль, – приказал Трилиссер.
Более всего для жизни в ожидании Михаила подходила Англия – Наталья Сергеевна чувствовала себя здесь спокойно, дышала легко. Но с течением времени все меньший интерес проявляли британские власти к русской графине Брасовой, и лишь появление из Персии, Монголии или Китая ее мужа, великого князя Михаила, могло, вероятно, вновь возбудить их интерес. Но Михаил все не появлялся.
Уважение англичан к свободе личности вызывало у графини восхищение: «Ах, как прав был Миша, мечтая о конституционной монархии в России!» Но, вспоминая ужасы революционной смуты, в душе-то она сомневалась, что русский человек созрел для английской свободы. Свобода, размышляла Наталья Сергеевна, хороша в определенных пропорциях и неотделима от заведенного порядка. Поселившись в арендованном на вымышленное имя просторном и удобном доме, она зажила привычной комфортной жизнью – размеренной и спокойной. Джорджи и Тата пошли в престижные лондонские школы, обучение в которых стоило немалых денег. В особняк по старой памяти потянулись к графине гости, бывавшие на званых вечерах у опального брата русского царя и его очаровательной жены, пока не грянула мировая война и Михаил не вернулся на родину, чтобы командовать кавалерийской дивизией…
После пережитого ужаса от нахлынувшей волны беженцев в Одессе и страха попасть в лапы чекистским шпионам в Константинополе безопасная жизнь в Лондоне казалась бы раем, если б не ужасная английская дороговизна. Еще с довоенной «ссылки» у Михаила и Натальи остались в местном банке отнюдь не малые, казалось бы, средства, но они таяли на глазах, и это неприятное обстоятельство не просто тревожило графиню Брасову, оно выводило ее из равновесия. Непривычна была она к материальным тяготам: нехватка денег – ситуация для нее незнакомая, а уж тем более реально грозившая нужда. Она выросла в обеспеченной семье адвоката, первый муж хорошо зарабатывал своей музыкой, да и второй не испытывал недостатка в средствах, а третий – великий князь Михаил Романов – был одним из богатейших людей России. Так что материальные проблемы никогда ее не занимали, а тут вдруг обнаружилось, что привычный образ жизни требует непомерных расходов, а доходы получать неоткуда, поэтому будущее рисовалось в очень мрачных тонах.
И неизбежно пришлось бы Наталье Сергеевне круто изменить свой образ жизни, чтоб не остаться без гроша в кармане и не оказаться в долгах как в шелках. В такой ситуации никто бы не смог ей помочь, кроме Михаила, но он не подавал о себе вестей. Тут-то ей и напомнили о ценном имуществе, оставленном ими на хранение в арендованном специально для этой цели имении Паддохерст в графстве Суссекс перед отъездом в Россию в 1914 году. Письмо с напоминанием об этом, написанное владельцем имения, пришло в канцелярию английского внешнеполитического ведомства. Поскольку срок аренды истек, владелец задавался вопросом, как поступить с имуществом сиятельного зарубежного арендатора. В связи с недоступностью великого князя, подписавшего документ об аренде, из министерства письмо переслали жене Михаила Александровича графине Наталье Сергеевне Брасовой, проживающей инкогнито в Лондоне.
А составил это письмо в качестве наживки и отправил адресату Гуго Бринт, срочно приехавший в Лондон по указанию чекиста Евсея. Евсей, развивший бурную деятельность после совещания с Трилиссером, тоже пожаловал в британскую столицу для наблюдения за ходом операции. Идея с письмом принадлежала Евсею, была одобрена Трилиссером и получила оперативное развитие. Расчет на то, что письмо
