Что касается обязательств или заповедей, то для нас, монахов, их еще больше: десять. Добавляются еще такие:
Я обязуюсь отказаться от чревоугодия и не есть чаще, чем это положено.
Я обязуюсь воздерживаться от танцев, музыки, пения, а также от лицезрения сценических представлений.
Я обязуюсь воздерживаться от использования венков, от употребления духов и украшений.
Я обязуюсь воздерживаться от высоких сидений и высокой постели.
Я обязуюсь не принимать золото и серебро.
В сущности, мы даем обет нищенской жизни, и это должно нас удерживать от жадности и потворства собственным страстям. Та одежда, которую вы на мне видите, – это дань уважения вам, гостю, и сегодняшнему празднику.
Кстати, еще о службах: семьи посещают наш храм в дни полнолуния и праздников, чтобы совершить подношения цветов и свечей, воскурить благовония. Все наши праздники отмечаются по лунному календарю. Монахи во время этого поют песнопения, разъясняющие суть того, что происходит. Люди приходят с даной – пищей для монахов и монахинь.
* * *
«Вот уже второй раз за последние дни мне доводится соприкасаться с нехристианскими учениями, традициями и обычаями, – подумал Василий. – Не грех ли уже то, что я слушаю этого ламу и не пытаюсь вступить с ним в спор?»
И тут вспомнилось ему, как уже после смерти святителя Николая один из его сподвижников, приехавший в Японию, поведал об удивительных письмах преосвященного в Петербург, где тот рассказывал, как не счел возможным начать свою миссионерскую проповедь, не познакомившись с верованиями народа, среди которого предстояло проповедовать. Преосвященный беседовал с буддийскими монахами, посещал школу Кимуры Кэнсая, который был усердным поклонником Конфуция. И сумел, вникнув в чуждое верование, отделить зерна от плевел, написав на родину: «В книгах Конфуция выразился не частный человек, выразился сам Китай в его характеристически хороших чертах, в том, что он вывел доброго из своей натуры, и это, следовательно, может и должен хранить как свое собственное. В эпоху материального истощения Китая перед ним был поставлен живой портрет его самого во времена физического и нравственного здоровья».
Наверное, и буддизм в свое время, в дохристианские века, отвечал поискам нравственного идеала целыми народами, обобщал какой-то опыт этих духовных исканий…Нельзя понять народ, не понимая его верований.
* * *
– А теперь, – сказал настоятель, видимо, заметив, что внимание гостя отвлеклось от предмета беседы, – я покажу вам еще одно помещение нашего монастыря, которое обычно вызывает интерес у тех немногих иностранцев, которым доводится посещать Лунь-мэнь.
И он повел Василия лабиринтом узких подземных переходов, освещаемых желтым светом смоляных факелов. Василию показалось, что они движутся по довольно крутому, но петляющему подъему.
Вскоре проход стал шире и перешел в просторное, чистое помещение с деревянным полом, высоким потолком и колоннами вдоль стен, как бы поддерживающими кровлю. В дальнем конце, напротив входа находился алтарь Будды, перед которым тлели ритуальные курительные свечи. На стенах в ряд висели таблички с китайскими иероглифами, и, присмотревшись, Василий увидел, что на дощечках размещены имена.
– Это те, кто занимается в нашей школе, – пояснил настоятель. – Вы ведь уже поняли, что находитесь в помещении для занятий единоборствами?
Теперь Василий огляделся с еще большим интересом и вниманием и заметил, к своему изумлению, что зал освещен естественным дневным светом, лившимся откуда-то с потолка.
– Над нами один из уступов скалы: мы поднялись на довольно большую высоту, – сказал настоятель, перехватив взгляд Василия. – А вы заметили, что, несмотря на горящие в переходах факелы и зажженные курительные свечи, и там, и здесь свежий горный воздух? Древние мастера, словно черви-древоточцы старое дерево, источили всю скалу целой системой воздуховодов, в которые вставлены полые бамбуковые трубки. Здесь очень хорошо действующая система вентиляции – такая же, как в стенах императорского дворца. Но я вижу, вас не удивляет, что школа боевых единоборств размещается в монастыре?
– Мои почтенные учителя, – с поклоном ответил Василий, – рассказывали мне об учении Чань-буддизма, возникшем в шестом веке в общине монахов Шаолиньского монастыря.
– Не ученика ли великого Шаолиня вижу я перед собой?! – так же с поклоном осведомился настоятель.
– Нет, я всего лишь недостойный ученик мудрых сэнсэев японского института дзюдо Кодокан, – с положенной скромностью ответил Василий. – Расскажите же, какими видами единоборств занимаются достопочтенные братья-монахи вашей общины?
– Наша школа цюань-шу – это одно из ответвлений Шаолиньской академии ушу. Из многих ее стилей мы выбрали стиль Змеи. Я напомню почтенному собрату образ Чаньшаньской змеи, приведенный в воинском трактате нашего древнего философа и стратега Сунь-цзы: «Когда ее ударяют по голове, она бьет хвостом, когда ее ударяют по хвосту, она бьет головой, когда ее ударяют посредине, она бьет и головой, и хвостом». Поэтому Чаньшаньская змея считается символом непобедимости.
Доводилось ли достопочтенному собрату видеть змею в спокойном состоянии? Она может висеть, подобно веревке. Ее можно обмотать вокруг руки, поддеть палкой, завязать в узел. Я имею в виду неядовитых змей, например питона. Но стоит такую змею рассердить, как она мгновенно превращается в стальную пружину – бьет хвостом, прыгает на врага, обвивает его и душит. Мы считаем, что змея передвигается с такой удивительной быстротой потому, что она умеет молниеносно переливать из одной части тела в другую жизненную энергию Ци.
– Как я хотел бы посмотреть ваших учеников в действии! – невольно вырвалось у Василия.
– Ничего нет проще, – улыбаясь, ответил настоятель. – Братья скоро вернутся из окрестных деревень, где они участвуют в молитвенных процессиях. Им придется пройти немалые расстояния, так что понадобится восстановить свои силы гимнастикой тайцзицюань. После чего они смогут показать нашему достопочтенному гостю все свои скромные умения.
* * *
Остаток дня Василий провел за пределами храма, осматривая другие достопримечательности Лунь-мэня. Его сопровождал немногословный монах в желтом хитоне, который не пускался в пространные объяснения, не рассказывал, подобно гиду, различные храмовые легенды, а лишь помогал своему спутнику ориентироваться в многочисленных поворотах и переходах, придерживал его там, где потолки пещер нависали неожиданными причудливыми глыбами или под ногами черной лужей неизвестной глубины разливалась вода.
Когда Василий снова оказался в помещении для спортивных занятий, ему впору было тоже заняться комплексом неизвестной гимнастики, по словам настоятеля, восстанавливающей силы.
Однако две пары бритоголовых монахов, одетых в кимоно, уже вышли на камышовое татами, и сам настоятель сменил на спортивный костюм свое парадное одеяние служителя Будды. Впрочем, на татами он не вышел, а расположился на корточках возле Василия, готовый давать пояснения и отвечать на вопросы.
Прозвучал гонг, и монахи встали в стойки.
– Вообще, стандартных стоек в нашем стиле шесть, – пояснил настоятель. – Но наиболее часто используются вот эти две: стойка «лука и стрелы» и та, вторая – одна нога обвита вокруг другой. Видите: проседание низкое, одна стопа и колено завернуты вовнутрь. Обе стойки дают возможность для круговых ударов ногой с разворота. Мы их называем «удары хвостом питона». На «хвост питона» ориентированы почти все приемы, относящиеся к технике ног. А теперь, брат Ли, покажи нашему гостю все фазы удара ногами.
Невысокий коренастый монах вышел вперед и, как бы застывая после каждого движения, показал технику ударов. Это напомнило Василию серию фотоснимков, и он пожалел, что не взял в спортивный зал свой «кодак». Впрочем, скорее всего, ему вежливо не разрешили бы им воспользоваться.
– Смотрите, – комментировал настоятель, – сначала подготовка для разгона бедра, затем стремительное движение бедра в направлении удара, и наконец вся энергия разгона бедра концентрируется в ударе ногой. При ударе ногой вперед вам кажется, что все тело подается к противнику, но на самом деле плечи остаются на месте. При отработке этого удара мы представляем, что голова соединена натянутой шелковой нитью с потолком и остается в этом положении. Видите: это голова удава, только приподнятая над кольцами, в то время как хвост бьет сам по себе.
Показ продолжался, и настоятель подсказал Василию, что перемещение борцов по площадке напоминает движение змеи по синусоиде. Василий отметил, что скользящий «конькобежный» шаг борцов напоминает подтягивание ноги в дзюдо, когда одна нога постоянно оказывается впереди, а вторая как бы волочится за ней.
