Теперь только в ушибленной голове юнкера стало немного проясняться, и, по мере того, как он припоминал происшедшее, в его мозгу словно что-то закипало. Это была острая злоба, она вдруг воспламенилась, как береста. Юнкер вскочил на ноги, грубо оттолкнул сестру и крикнул, сверкая глазами:
— Чего мне стыдиться? Перед кем? Перед вами, отребье этакое? Если захочу, все вы получите кнута, как собаки! Попробуйте тогда пристыдить меня! А если бы этот чертов жеребец попал мне в руки, я бы его так отхлестал! Я бы исколотил его в пух и прах — пусть бы издох у меня под ногами! Вот тогда бы я посмеялся! Погоди, злодей, погоди, я еще до тебя доберусь! Юнкер заскрежетал зубами и угрожающе потряс кулаком; тут его взгляд упал на Яануса — тот с недовольным и чуть презрительным видом смотрел на него. Теперь гнев юнкера обрушился на Яануса. Он подался вперед, поднял кулаки, встал перед Яанусом и крикнул вызывающе:
— Ты чего, дурак, на меня уставился? Мужик, собачья шкура! Ведь этот проклятый жеребец был твой, и если я его не поймаю — прикажу выпороть тебя! (Яанус, нахмурившись, напряженно глядел Одо прямо в глаза.) Смотри, собака, смотри на меня! Из милости я тебя один раз избавил от порки, теперь ты от нее не уйдешь. (Яанус сжал кулаки и, побледнев, шагнул вперед, приблизившись вплотную к противнику.) Посмей только тронуть меня! И если ты еще раз покажешься в замке, я натравлю на тебя собак, чтобы они тебя разорвали, чтоб от тебя одни лохмотья остались…
Но на сей раз угрозы юнкера этим и кончились — в тот же миг перед его глазами мелькнула рука Яануса, и от хлесткого удара у Одо покраснела щека, онемел язык и подкосились ноги. Эмми испуганно вскрикнула, а отшельник оттащил Яануса, тихо сказав ему:
— Парень, подумай, что ты делаешь! Хочешь нарочно погубить себя?
Яанус стоял как столб и молча смотрел в землю. А юнкер, пробормотав угрожающе: «Погоди, уж я тебе отомщу!» — бросился к своей лошади, вскочил на нее и помчался домой. Эмми сперва стояла в нерешительности, со страхом глядя вслед брату, потом тихо попросила отшельника, чтобы тот помог ей взобраться в седло. Старик посадил ее на лошадь и сказал:
— Будь доброй девочкой, Эмми, постарайся одновременно с Одо добраться до замка и расскажи отцу всю правду. Попытайся предотвратить несчастье, которое может случиться из-за этого злого мальчика.
Эмми молча кивнула головой, подала старику на прощанье руку и промолвила, боязливо взглянув в сторону Яануса:
— Прощай!
— Прощай! — ответил тот отрывисто, не поднимая глаз.
Эмми тронула лошадь и поспешила вдогонку за братом.
Яанус не двигался с места, словно в испуге следя глазами за удаляющейся всадницей. В сердце мальчика тайком закрадывалось сожаление и недовольство собой. Сожаление настойчиво шептало ему: «Ты легкомысленно растратил огромное богатство. Кончилась лучшая пора твоей жизни, ты больше никогда не увидишь друзей». А досада на самого себя бормотала: «Что ты, глупый мальчишка, еще смотришь тут, на потеху другому человеку? Беги, заберись под десяток одеял, чтоб никто твоей дурацкой рожи не видел».
Пярт-пророк несколько минут внимательно смотрел в лицо Яанусу, потом положил руку ему на плечо и сказал ласково:
— Ну как, молодой друг, останешься у меня в гостях или тоже отправишься домой?
Яанус провел рукой по лбу и буркнул:
— Конечно, пойду домой.
— У тебя теперь, разумеется, будет меньше развлечений, ведь в замок ты больше не сможешь ездить… или пойдешь и попросишь прощения?
— Не пойду.
— И расстанешься с друзьями? Яанус пожал плечами.
— Ну, тогда приходи ко мне. Ты мне нравишься. Я обучу тебя разным наукам и искусству владеть мечом. Хочешь?
Яанус поблагодарил и собрался идти. Ему было стыдно перед стариком за свою вспыльчивость.
— Скажи мне от чистого сердца, — спросил наконец старик, — тебе эти друзья действительно были дороги?
Яанус опять провел рукой по лбу, посмотрел на старика ясными глазами и сказал отрывисто:
— Да, были, но я им неровня. Не годится крестьянину водить дружбу с барами.
— Вот это умно сказано. Значит, ты не особенно и жалеешь о том, что потерял?
— Что об этом толковать? Что прошло, то прошло. Прощайте! Мне надо идти разыскивать коня.
Отшельник, которому прямодушный мальчик действительно понравился, ласково пожал ему руку.
— А ко мне придешь?
— Приду, если позволите.
— И скоро?
— Как только будет время. Прощайте!
Яанус ушел. Отшельник посмотрел ему вслед и пробормотал про себя:
— Я постараюсь, чтобы из этого мальчика вышел толк.
И старик вернулся в свою пещеру.
Пять лет спустя, в одно прекрасное утро в конце лета, в замке Лодиярве царило большое оживление и шум. Много окрестных помещиков собралось здесь на охотничий праздник, который рыцарь Конрад Раупен устраивал для развлечения своих детей. По залу замка прохаживались молодые рыцари, внизу на дворе шатались без дела их оруженосцы и слуги. Хотя беседы рыцарей и записаны в исторических хрониках, но мы не станем их здесь повторять. Там, где веселятся молодые люди, умных речей ждать нечего. Спустимся, читатель, во двор замка, проберемся в толпу слуг и послушаем, о чем они толкуют.
Они рассказывают друг другу о своих подвигах в сражениях с русскими и литовцами, которые в те времена отдельными отрядами нападали на ливонские и эстонские земли и разоряли их. Каждый восхваляет — не самого себя, ибо человеку, который сам себя хвалит, мало кто верит. Нет, наши почтенные воины были в этом кротки как агнцы и мудры как змии. Каждый восхвалял своего господина, который-де, подобно льву, всегда первым бросался на неприятеля, убивал две дюжины врагов, две дюжины смертельно ранил, две дюжины сбрасывал с коней и несколько дюжин обращал в бегство. И все же… тут рассказчик начинал говорить о себе. Что мог бы сделать его господин при всей своей силе и храбрости, если бы он, рассказчик, не дал ему хитрого совета, благодаря которому неприятеля удалось заманить в засаду; или если бы он, рассказчик, своим мечом не спас господина от верной смерти в толпе врагов или не рассек бы пополам самого сильного из неприятелей, после чего с остальными уже легко было справиться?
Слуги болтали и врали так, что на губах пена накипала. И тем не менее не все в их словах было чистейшим враньем.
— Все вы знаете Куно Райнталя, — начал свой рассказ коренастый рыжий человек, которого за цвет его волос и бороды звали «Ребане-Рейн»10.— У него в голове, хоть он и молодой, больше ума, чем в десяти других, даже еще и седобородых. А какой рубака! Поверьте, даже я… струсил бы перед ним, то есть я не удрал бы, ибо вообще ни от кого не удираю… но было бы страшновато с таким сразиться.
— Ха-ха-ха! — весело захохотали слушатели при этом ловком повороте речи рассказчика и хором по требовали, чтобы он поподробнее познакомил их с подвигами рыцаря Куно фон Райнталя.
— Прошлым летом, — начал рассказчик, покручивая свои рыжие усы, — мы почуяли, что литовцы нас в этом году в покое не оставят. Когда предстоят подобные дела, у человека глаз как будто зорче становится и нюх острее.
— Да, да, глаз как у зайца и нюх как у козули, — засмеялся кто-то из слушателей.
— Нет, я правду говорю, острее становится глаз и нюх, как будто заранее знаешь, что случится. И вот — нагрянуло! В один прекрасный день прибегают в замок двое крестьян, живших вдалеке от замка, и вопят: «Литовцы наступают!». Вот тебе и на! У всех на лице ужас, все кричат. Только я один поднял голову…
— Хотел, наверно, трясясь от страха, за стену выглянуть, — заметил кто-то.
— Нет, нет, я правду говорю, я один поднял голову и сказал: «Пусть идут! Уж мы их встретим!». Рыцарь, который меня знает и которому известно, что я и черта не боюсь, сказал: «Иди в разведку!». Я — на кобылу и понесся как ветер. По дороге мне навстречу бежали крестьяне вместе с женами и детьми. Они кричали, выли, ругались: «Пусть же теперь рыцарь защищает своих рабов!» И с такой завистью смотрели на меня, сидящего верхом на гордом жеребце…
— На кобыле, — поправил кто-то.
— Нет, я правду говорю — они с такой завистью смотрели, как я бесстрашно, как бог войны Аристотель, скакал на гордом жеребце…
— Да что ты все о себе мелешь! — закричали из толпы. — Скажи, что твой господин сделал, а сам скачи куда хочешь.
— Подождите, расскажу, я же рассказываю! Я быстро разыскал литовцев, немедля поскакал обратно в замок, и мы заперли ворота. Вскоре грабители появились поблизости и начали просто потехи ради убивать тех крестьян, которых мы не успели впустить. Бедняги совсем ошалели от ужаса и отчаяния: молиться они неумели, потому что веры у них, по правде говоря, и нет никакой, только ругались, а женщины блеяли вперемежку: «О Иисус! О ты, отец небесный! О святые пророки и апостолы!». Некоторые в смертельном страхе с разбегу стукались головой о стены замка, так что мозги брызгали во все стороны, а сами валились, как бревна.
