краем ударил по щиту, рикошетом в березу, щепки на голову как конфетти.
— Мазила! — радостный крик. Вскочил расчет, мало времени, надо успеть, пока этот зверь второй снаряд не пустил — а стреляли эти звери, ой, как быстро! Руки хватают пушку и откатывают, и вовремя! Снаряд бьет в пустое место.
— А вот сейчас мы тебя! Снаряд! — приказ лейтенанта. Снаряд загоняется в казённик, наводчик наводит прицел — всё быстро, всё слажено, всё как учили. Выстрел. И 45-миллимитровый бронебойный врезается точно под башню. Всё, встал танк, больше не опасен. Десятки немецких танков железными снопами дымились на поле. Сотни немецких солдат, кто навзничь, кто мордой в землю, кто, свернувшись калачиком, лежали между танками в растоптанной сгоревшей от взрывов траве.
— Отступают! — радостные крики по окопу. — Ползут — гляди, как раки ползут! — радуются курсанты — отбита первая атака.
Стрельбицкий наблюдал за боем от КП 5. В бинокль хорошо было видно, как наступают немцы, как падают, не доходя до линии окопов, как застывают, пуская черный дым подбитые танки.
— Хорошо, молодцы ребята, очень хорошо, — говорил он чуть слышно, радуясь каждому меткому выстрелу. — А это еще что? — бинокль невольно сильнее прижат к глазам. От леса, как на учениях, ровно и красиво, как на плацу, в ряд, выехала батарея тяжелых гаубиц. Одного точного залпа хватит, чтобы закопать в землю всю передовую линию.
Как танцовщицы на сцене, гаубицы синхронно разворачивают толстые стволы. Несколько минут, и стволы развернутся, заряд зайдет в казенник и тогда… Стрельбицкий перевел бинокль на наш передовой окоп — радостные курсанты, они атаку отбили, обнимаются… мальчишки…
— Ничего, ребята, мы вас в обиду не дадим, — все так же самому себе чуть слышно всё говорил полковник. — Сейчас они такой канкан станцуют, что… — Стрельбицкий договорить не успел; разом, единым салютом из железа и земли, немецкие гаубицы подскочили к верхушкам берез и кленов. Наши гаубицы, родные 152-миллиметровые, тяжелые, сработали — как надо! Одного залпа хватило! Земля осыпалась. Ворóнки и куски железа, — и всё это на виду передового окопа. — Вот так-то ребятки, — радовался Стрельбицкий. Земля осыпалась. Минутная тишина. И вот они — танки и пехота — упрямым клином поползли в новую атаку. Уже без соломинок и плевков. И, казалось, их стало больше — и пехоты и танков…
Три дня — 11-го, 12-го и 13-го октября — шли как один день — страшный одинаковый в своем безумии день. Немцы клином врезались в оборону, курсанты снарядами и пулями отбивали атаку. Следом выползали из леса немецкие гаубицы, гаубицы уничтожали залпы наших тяжелых орудий.
Курсанты что сидели в окопах и отбивали атаки, каждый раз, когда била наша артиллерия радовались как дети, когда фокусник достает зайца из цилиндра. Здесь в осенней окопной грязи, под пулями и снарядами, каждый курсант знал лишь свое место. Весь мир был для него — несколько квадратных метров. Он не мог знать ни о планах, ни о стратегии командования, ни о тяжелых гаубицах, что били неизвестно откуда. Он даже не знал, что было на флангах. Его рубеж был здесь, и он защищал его, умирал, но не сходил с рубежа. Как маленький спутник большой планеты в бескрайнем созвездии, не сходил он ни на шаг со своей орбиты. И все события, что выходили за пределы его орбиты казались ему удивительным чудом.
— Парни! — курсант, что первый заметил колонну грузовиков, что шли по полю вдоль передового окопа, шли, давя колесами немецкие трупы и
объезжая мертвые немецкие танки, он аж от такого зрелища из окопа выбрался и встал в полный рост. За ним выбрались еще сотня таких же ошалевших от зрелища бойцов.
«Катюши», пять машин, в боевом порядке двигались по полю, где еще недавно шел бой. Машины остановились. Развернулись кабинами к роще. Расчеты выскочили из кабин. Несколько минут подготовки и… Курсанты знали, что такое реактивная установка. Но не многие видели ее в деле. Даже не представляли. Один за другим, снаряды с гулом вылетали с рельсовых направляющих. Грохот и рев. Минута, и над рощей всплыло коричневое облако. Из рощи как тараканы — немецкие солдаты, а в роще всё еще что-то рвалось и взрывалось. Расчеты попрыгали по кабинам. Машины развернулись и той же колеёй исчезли, как и появились.
Вот это был фокус почище работы тяжелых гаубиц!
— Ур-ра! — кричали курсанты, точно всё, точно конец войне, победа — так они были восхищены этой слаженной и чудовищной по своей разрушительной силе работе наших «Катюш». А немцы, не ожидавшие такой внезапной дерзости, даже не успели ответить. Да, они видели движущуюся по открытому полю колонну, видели и… не сделали по ней ни единого выстрела. Это было действительно какое-то чудо.
До темноты какая-то странная тишина. В этот день немцы больше не атаковали.
До 14 октября, трое суток, немцы упрямо пытали пробить фронт в лоб. И бейся они так дальше — не известно, сколько бы еще держались курсанты. Духа у них явно было с избытком.
14-го числа враг, наконец, зашел с южного фланга, и окружение стало делом времени. «Катюши» были немедленно отправлены в тыл — таким сокровищем рисковать было нельзя. Вместе с «Катюшами» отошли и остальные части. Всё; на Ильинском рубеже остались лишь подольские курсанты. Сколько их осталось на рубеже? Не мог посчитать даже их командир. Кольцо смыкалось. Приказа отступать не было.
Именно сейчас, оставшись один на один с врагом, полковник Стрельбицкий вспомнил, как ему отдавали приказ продержаться 5 дней, всего 5 дней. Откуда считать эти пять дней? От рассвета 6-го? когда в бой вступил передовой отряд Россикова? От утра 11-го? когда немцы пошли в свою первую атаку на рубеж? Откуда считать эти пять дней?
На календаре 16-е октября. Может вести отсчет от начала окружения? Откуда считать, от какой печки? — Стрельбицкий еле сдерживая здоровую злобу, бессмысленно смотрел на всё растущее кладбище, куда ежедневно относили тела убитых его курсантов. Мальчишек, за кого он, начальник училища, в ответе.
— Откуда считать? — невольно вслух произнес он. Вновь в небе рокот авиационных двигателей. Опять. — Все в укрытие! — приказ. Каждый день, и в день по три-четыре раза — налет за налетом. Рубеж перепахали бомбами, перепахали по-бюргерски основательно. Глядя на рубеж, нельзя было и подумать, что здесь кто-то еще жив. Но нет. Как только начиналась немецкая атака, рубеж оживал и яростно отвечал огнем пушек и винтовок.
Немцы в тылу, Варшавка до самого Малоярославца занята танками и пехотой. Захвачен
