Попыталась — и не сумела.
Возбуждение было слишком пряным, новизна ощущений — чересчур острой. Собственные горячие соки Сильвии уже начинали понемногу струиться меж пышных ягодиц на смятую льняную простыню.
Женщина чуть не до крови закусила губу, стараясь, по крайней мере, не кричать от разгорающейся страсти.
Поняла, что не удержится.
Пронзительно ахнула.
И разрыдалась.
— Чего ты ждешь? — хрипло спросил Клейт. — Телочка прямо горит под руками. Поливать пора...
— Это неплохая мысль, — выдавил побагровевший Рефий.
* * *
Не окажись начальник дворцовой стражи столь исключительной скотиной, не вздумай он сообща с воинами надругаться над бывшей — и, по сути, ничего плохого ему не сделавшей — подругой, Кидонский дворец, возможно, и не запылал бы в эту достопамятную ночь.
Против лукавого лиса Рефия греческий мастер и этрусский архипират едва ли сумели бы что-либо поделать даже совместными усилиями: надуть коронного телохранителя наспех изобретенной ложью и думать было смешно.
И разминуться с этим вездесущим сторожем не удалось бы — Рефий буквально чуял, откуда ждать подвоха, точно мысли чужие читал.
Но теперь он предавался редкому, дивному и долгому развлечению, предоставив службу людям доверенным и разрешив отрывать себя от вожделенного занятия только в случае крайнего и наибезотлагательнейшего свойства... А как раз этого делать и не следовало.
Ибо этруск Расенна, твердо вознамерившийся бодрствовать до самого утра, услыхал негромкий, отчетливый стук.
Кто-то просил впустить.
«Или убить собирается, что гораздо вернее», — криво усмехнулся Расенна и спросил:
— Кто там?
* * *
— ...Сначала к царице, — сказал Эпей полчаса спустя. — Это неизбежно, иначе всей затее каюк, чудовище ты морское. И тебе каюк. И мне. И, увы и ах, Иоле...
— Еще вопрос, — медленно произнес этруск. — С какой, собственно, стати, взялся ты, пьянчуга пелопоннесский...
— Аттический, — поправил Эпей.
— С какой стати, — повторил Расенна, — взялся ты выручать меня?
— Отнюдь не из человеколюбия, — рассмеялся мастер — По чести да по совести, за подвиги твои мечом по башке полагалось бы. Но порознь пропадем. Я необходим тебе, а ты — мне.
Этруск помотал головой.
— Ни гарпии шелудивой не понимаю, но убежден: завтра меня так или иначе прикончат. Получается, терять нечего...
— Вот-вот, — подтвердил эллин. — И времени, между прочим, тоже терять не стоит.
— Веди.
— Обещаешь повиноваться беспрекословно?
— А в ловушку не заведешь? — осведомился Расенна.
— Боги бессмертные, — вздохнул Эпей, — этого человека еще почитают умной бестией! На кой ляд ловушки расставлять, ежели можно к вот этому окошку трех-четырех лучников приставить? Я бегу с острова, уразумей!
— На миопароне?
— Отнюдь нет. Но миопарону с бандюгами твоими несравненными из бухты, пожалуй, не выпустят. Гирр, насколько понимаю, уже укрылся во дворце, экипажу, сам говоришь, на берег сходить воспретили... Подойдет красивая, приветливая пентеконтера, стрелами засыплет, потом на абордаж возьмет... С моими трубками, кроме тебя, ни единый олух управляться не умеет. Не должен уметь. По крайности, условие было таково...
Расенна кивнул.
— До рассвета, впрочем, нападения можно не опасаться. А к этому времени ты уже будешь стоять у выхода из Кидонской гавани. Греческое судно пропустишь Погоню же — а погоня будет, не изволь сомневаться, — встретишь огнем. Запас велик?
— Залпа на четыре достанет.
— Прекрасно. А на берегу — точнее, во дворце, — аккурат в пятом часу маленький переполох начнется. Всесожжение, повальное бегство, смена династии... Плыви куда захочешь: первых преследователей отпугнешь, а дальше им уже не до нас с тобою окажется, не сомневайся.
Этруск пожал плечами:
— Перебрал ты, братец...
— Выпил ровно три глотка — для запаху. Рука мне требуется уверенная и бьющая без промаха; голова — ясная и мыслящая без ошибок... А выбора у тебя так и так нет. Нетути!..
Вместо ответа Расенна опоясался мечом. Тщательно проверил и подтянул завязки сандалий.
— Бред. Но ладно уж, хоть задаром не погибну, и на том спасибо.
— Слушай меня. И не погибнешь вовсе. Навостри уши, напряги разумение, запоминай накрепко...
* * *
— Преподаем урок первый, — промурлыкал Рефий. — Ревд, Клейт, внимание: сейчас телочка взовьется... Кодо, приготовься. Но за дело примешься лишь когда скажу...
Начальник стражи с вывертом извлек запущенные в Сильвию персты, осклабился, отстранился. Потом соскочил на пол и вновь обосновался на ложе — теперь в изголовье.
Потрепал бывшую любовницу по мокрой от слез щеке.
Просунул под лопатки Сильвии пышную подушку. Ухватил женщину за подбородок, запрокинул ей голову так, что макушка уперлась в покрывало.
Сдавил щеки, заставил разомкнуть уста.
И медленно, глубоко — до самого поросшего косматой шерстью основания — вдвинул в них истекающий похотью бивень.
Сильвия сдавленно застонала и задергалась — к вящему удовольствию всех четверых. По знаку начальника бравые Ревд и Клейт, продолжая немилосердно распяливать придворную, взасос приникли к ее грудям.
Спустя несколько минут Сильвия чуть не захлебнулась хлестнувшими горячими потоками, но, под веселый гогот воинов, умудрилась успешно сглотнуть. Раз, другой, третий... Рефий слегка — совсем немного — отстранился, не вынимая пульсирующее орудие из ее рта, отпихнул подчиненных, чересчур увлекшихся зверскими поцелуями, и повелительно пропыхтел:
— Кодо!
Во мгновение ока на Сильвию навалилась жаркая глыба.
Заждавшийся африканец, мягко говоря, не церемонился и удержу не ведал.
Сильвия буквально взвыла.
Распахнула глаза — но кроме явленных самым крупным планом чресел Рефия, не увидела ничего любопытного.
Зато ощутила нечто безусловно стоившее внимания.
Удерживаемая в наидоступнейшей позе Ревдом, Клейтом и Рефием, пригнетенная к ложу громадным телом Кодо, зажатая с боков железными руками негра, она и шевельнуться не сумела, когда меж окончательно распахнувшихся ног начал втискиваться огромный корабельный таран.
Так Сильвии почудилось.
Бывшая супруга простака Талфибия, хоть и предпочитала женщин, однако забавы и разнообразия ради изведала немало мужских объятий. Опыт у нее имелся, и основательный.
Но ни разу дотоле, даже в первую брачную ночь, не орала Сильвия благим матом. Правда, орать было не слишком удобно, ибо Рефий, узревший и почувствовавший, как совокупление обращается истязанием, незамедлительно стал возвращаться в боевую готовность, а сызнова крепнувший уд по-прежнему обретался там, куда начальник стражи счел необходимым определить его пятью минутами ранее.
Как, вероятно, помнит читатель, Сильвия игриво просила у Арсинои местечка в деревянной телке. О чем думала царская наложница, покуда неукротимый негр внедрялся в ее лоно, можно лишь гадать. Но известно, что полутора годами позднее, при новой династии, выйдя из разряда придворных дам и вторично выйдя замуж, она была признана первой красавицей Крита и получила от верховной жрицы учтивое предложение отдаться священному быку.
Предложение это Сильвия отклонила столь же учтиво, но весьма решительно.
Из чего следует естественный вывод: хотя нубиец Кодо и одержал над нею в итоге наиполнейшую победу, хотя и вынудил самозабвенно плескать бедрами, хотя и довел до исступленного — правда, при описываемых обстоятельствах, довольно-таки унизительного — восторга, полученный урок не пропал впустую и Сильвия предпочитала впредь искать наслаждений не столь острых, зато на путях менее тернистых...
Второй супруг, Амаринк, нахвалиться не мог ее пылкостью и верностью...
Исполинский бивень погрузился в Сильвию на две трети своей длины и достиг предела, поставленного самою природой. Об этом во всеуслышание возвестил болезненный, даже Рефиевым удом не слишком заглушенный женский вопль.
Воины переглянулись и гоготнули.
— А ну-ка, богатырь, еще разок! — подзадорил Рефий.
Кодо охотно повиновался.
Новый вскрик, прозвучал громче прежнего.
— И еще!
Рефий вошел в такой раж, что крик завершился бульканьем: в горло Сильвии хлынула новая струя семени. Неглупый Кодо временно прекратил атаку и вытащил дрот наружу. Вполне ублажившийся (до поры) начальник стражи рассеянно последовал его примеру. Предусмотрительный Клейт потянул подушку и вернул ее женщине под голову.
Когда Сильвия, наконец, отдышалась и безудержно зарыдала, Кодо со вкусом и удвоенным пылом возобновил прерванное занятие...
* * *
— Стой!
Расенна замер тотчас, ибо узнал голос Эфры. Шагавший следом, волочивший на спине огромное дельтовидное крыло Эпей наткнулся на этруска, выругался и тоже застыл.
