— Ты чего, Эдька? Баба такая смачная, чего это ты этому козлу уступил? Первым ты должен быть.
Эдик решил не вдаваться в подробности и ответил просто и лаконично:
— Я после болезни, сам понимаешь, нагрузку не вынести.
— Слушай, Эдька, а давай я за тебя…
— Тебе же не положено?! Ты же на посту. А вдруг я сбегу?
— Да ладно, я же тебя не первый год знаю. Да и потом, куда бежать-то?
— Ладно, мне не жалко. А если тебя застукает проверяющий?
— Не застукает, я быстро.
Охранник повернул ключ в замке и дверь со скрипом и скрежетом отворилась. Быстро прикрыв дверь, охранник вошёл внутрь.
— Ты скажи своему Мухину, пусть передохнет малость, — и стал переминаться с ноги на ногу. — Ну давай, Эдик, давай, дорогой, а то невтерпеж.
Эдик постучал в дверь и услышал довольный голос Мухина:
— Что, передумал?
— Давай выходи, — только и ответил Эдик.
Через пару минут из камеры выскочил абсолютно голый Мухин. Увидев охранника, он выпучил глаза. А тот, оттолкнув Мухина, чуть не пулей влетел в камеру.
— Пистолет не утопи, — крикнул вслед изумленный Мухин. — Он что, чокнулся на дежурстве бабу трахать?
— Да пусть отведет душу, если хочется.
— Слушай, Эдька, ты зря отказался, баба классная. Дура дурой, но задом работает что надо. Не хочешь — заставит. Давно я такого кайфа не испытывал. А ты давай после мента. Или западло?
— Да не хочу я! Я же тебе объяснил, — рявкнул на приятеля Эдик.
— Тихо, тихо, я все понял, — подняв руки, ответил Мухин.
— Оденься, а то как в бане…
— Одежда-то там, — Колька показал глазами на комнату.
— Ну возьми хоть мою куртку, прикройся, а то противно смотреть.
Эдик снял с плеч и бросил Мухину свою спортивную куртку.
Оргия так же внезапно кончилась, как и началась. Под утро фургон увозил изможденных девиц на волю. Каждая сжимала в руках несколько тысяч честно заработанных рублей. Это плата за бессонную ночь, унижения и дикую усталость во всем теле. Но это были настоящие деньги, которых не заработать и за целый месяц честного труда в их Богом забытой деревне.
Господи! Россия, моя бедная родина! До каких же пор ты будешь терпеть свое падение? Много, очень много нужно грозы, дождей и молний, чтобы смыть весь позор с твоего лица и тела. Но очищение неизбежно, как неизбежен приход нового дня и нового года!
Глава 20. Трагедия, переходящая в статистику
Эдик выздоровел, повеселел и начал готовится к летней сессии. Целые дни он проводил за занятиями, читая учебники и что-то выписывая для себя, отвечая на тестовые занятия. Витька Мухин волей-неволей становился участником этих занятий, но к учебе оставался равнодушным.
— Зачем тебе, Эдька, эта учеба? На кой черт она тебе сдалась? У твоего бати денег куры не клюют, а ты учиться надумал. Живи, бери от жизни все. Если бы мне такого батяню, я бы век не работал. Жил бы в свое удовольствие.
— Но деньги нужно зарабатывать. А потом у них есть свойство быстро заканчиваться, — отвечал резко Эдик.
— Да брось ты эту философию. Кончатся… Деньги сами делают деньги, это известно всем. Нужно только их заиметь, — мечтательно говорил Витька, лежа на кровати. — А ты тут киснешь со своими книжками и зачетами.
Эдик обычно молчал, стараясь не поддерживать этот разговор. Витька Мухин, его приятель по несчастью, не отличался особым интеллектом, поэтому спорить с ним было бесполезно. А если когда-то от скуки и возникал подобный спор, то Витька напоминал Эдику чеховского злоумышленника, который отворачивал гайки от рельсов для грузила. Тот считал, что раз их много, то если выкрутить одну или две, ничего не случится. Примерно таким был и Мухин.
По мере взросления Эдика все больше и больше тяготил Мухин, и он стал подумывать, как бы от него отделаться. Он даже заикнулся об этом отцу при их очередной встрече. На что тот ответил:
— Сменим, если надоел. Только подумай, один останешься или кого-нибудь ещё подселить?
Эдик так и не определился, да и болезнь не прошла бесследно. Общее состояние хоть и можно было назвать хорошим, но какая-то внутренняя тяжесть его беспокоила. Он как-то пожаловался на свое состояние майору Головне, тот лаконично ответил — депрессия!
Эдик хорошо знал этот термин и понимал, о чем идет речь. Но когда у него стала снова и снова появляться слабость, а по ночам холодный липкий пот, он понял что здесь что-то не то, и решил рассказать об этом отцу.
И тут случилось одно событие, от которого Эдику стало совсем плохо, и он почти получил разгадку своего недомогания.
Из дома пришло письмо. Писала его подружка. Обычное письмо: о том, о сем, об общих знакомых, кто чем занимается, с кем что произошло, кто о чем думает и о том, что очень ждет его, Эдика, домой. А в конце письма она как-то странно упомянула, что её вызывают в поликлинику, где обследуют на СПИД. «Я очень удивилась, но, наверное, пойду», — писала подружка Эдика. «Не хочу, чтобы повестки пришли на работу, позора не оберешься. У меня же никого не было, кроме тебя. Понимаешь, о чем я?» — писала она. И продолжала: «В конце концов, схожу, проверюсь на всякий пожарный. Мало ли что? Целую, твоя…». И письмо заканчивалось.
«Что-то здесь не так, — подумалось тогда Эдику. Что значит — пригласили её на обследование? Значит, есть подозрение? А если есть подозрение, то откуда взялось? Ни с кем не спала, кроме меня! Это не факт. Мало ли таких, кто не хотел спать, но принудили. Жизнь есть жизнь».
И хотя Эдик отгонял от себя эти мысли, тем не менее они все настойчивее стали преследовать его. В его памяти всплыл случай из далекого детства. Они с отцом поехали на рыбалку. Погода была скверная: ветер с севера гнал чёрные дождевые тучи и они низко ползли вдоль берега озера, где они остановились. Отец решил не рисковать и оставил сына в теплой машине.
— Сиди, слушай музыку. Надоест, сходишь погулять, но от машины далеко не отходи, а я сплаваю на лодке вон за тот остров, — он показал Эдику на небольшой заросший камышом островок метрах в пятидесяти от берега. — Там половлю и быстро вернусь.
Эдик согласился:
— Если что — буду гудеть, ты тогда возвращайся, — сказал он отцу.
— Ладно.
Отец уплыл на резиновой лодке, а Эдик, оставшись один, включил на полную мощность магнитофон и стал слушать любимую группу, благо никто не мешал. Однако через час музыка надоела и Эдик вышел из машины.
Ветер немного успокоился. Но было по-весеннему прохладно и неуютно. И тут внимание Эдика привлекла стая бродячих собак. Среди них выделялся вожак, крупный, похожий на овчарку, с красноватым отблеском шерсти кобель. Он весело скакал вокруг стаи, хватая по очередности каждого из псов за холку, тут же опускал и снова мчался, и снова хватал. Издали это было похоже на какой-то своеобразный собачий ритуал. Потом вся стая остановилась и псы, сев друг за другом на почтительном расстоянии, замерли, словно статуэтки. И тут Эдик увидел, что огромный рыжий пес взгромоздился на небольшую светло-серебристую собачку. Та взвизгнула, но ничего не могла сделать против огромного пса, зажавшего её своими сильными лапищами. Собачья свадьба, почему-то подумалось тогда Эдику. Он много раз слышал от взрослых о собачьей оргии, но сам увидел впервые.
Сделав свое дело, вожак собачьей стаи отбежал в сторону, и гавкнул, давая знак остальным. Свора незамедлительно накинулась на бедную собачонку, пока та в изнеможении не упала на землю, подняв кверху лапы. Но кабели не отходили от нее, обступая со всех сторон упавшую на спину сучку.
Эдику стало стыдно за увиденное, а ещё больше за то, что он ничем не может помочь этой несчастной собачке. И тут Эдик вспомнил, что в бардачке у отца всегда лежал заряженный пистолет. «Так, на всякий случай», — объяснял в свое время отец.
Эдик выхватил пистолет из кобуры, снял предохранитель, дважды выстрелил в воздух. Сухие щелчки насторожили стаю. Им уже приходилось иметь дело с отстрелом. Вожак снова подал знак и вся стая, мгновенно сбившись в кучу, стала озираться, ища, откуда ждать беды. Эдик схватил камень и, швырнув в сторону собак, ещё раз выстрелил и закричал:
— Пошли вон!
Собаки молча, оценив ситуацию, уставились на вожака. Тот бросился бежать, увлекая за собой всю стаю. Одиноко осталась лежать лишь несчастная собачонка, зализывая свои раны.
На звуки выстрелов приплыл отец.
— Что случилось?
— Собаки хотели накинуться на меня, — сказал Эдик, — пришлось твоим пистолетом воспользоваться.
— Ты смотри, умеешь, — удивился отец и спрятал пистолет в карман. — Но оружие вещь опасная, лучше его без нужды не трогать. Понял?
— Понял.
— Ну тогда поехали обратно. Нет сегодня клева, да и ветер не утихает, быть грозе.
Тот случай совсем позабылся, почти стерся из памяти Эдика и вспомнился лишь сегодня, словно сновидение.
