— Фу ты ну ты, надо же такое вспомнилось! — удивился сам себе Эдик. — С чего бы это?
На следующий день Эдик напросился на прием к майору Головне.
— Чего у тебя случилось, Курбатов? — удивился его приходу Головне.
— Да пока ничего, слава Богу.
— Ну и?
— Тут, понимаешь, гражданин начальник… — начал было издалека Эдик.
— Говори прямо, не тяни резину, у меня времени в обрез, — поморщился майор.
— В общем так, хочу обследоваться на СПИД, — выпалил Эдик.
— Ого, а что так приспичило? — ещё больше удивился майор.
— Да есть причины…
— Говори, если есть…
— Не хотелось бы сейчас, а то вдруг все не так, как я думаю.
Эдик опустил голову и как-то кисло улыбнулся.
— Хорошо, не хочешь говорить — не говори. Выпишу направление и через пару дней отвезем тебя в райбольницу, там наладили методику обследования на ВИЧ-инфекцию.
— Нет, я бы хотел, чтобы на СПИД, — стал поправлять майора Эдик.
— Да это одно и то же, — перебил его майор. — В общем, так. Медсестра заберет у тебя кровь из вены, как только мы договоримся с райбольницей, и там же проведут исследование и тебя посмотрят. Не возражаешь?
— Да нет.
— Вот и хорошо. А отцу о твоей просьбе сообщать? — уточнил майор.
— Нет, не надо. Он и так из-за меня весь уже поседел.
— Хорошо, раз не хочешь, значит, сохраним конфиденциальность, — подытожил майор.
Ответ из лаборатории пришёл через три дня. Майор Головня не знал, что делать. В бланке красным цветом было написано: реакция на ВИЧ-инфекцию положительная и стояли в скобках три креста.
— Ничего себе! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — подумал машинально майор. — Влип Эдик, теперь по-серьезному…
Первым делом майор доложил начальнику колонии Шумилину. Тот стал набирать номер мобильного телефона отца Эдика Курбатова.
В телефоне после мелодии послышался голос Курбатова-старшего.
— Слушаю вас, Иван Харитонович.
— Приезжайте срочно, Тит Валентинович, и профессора своего захватите, нужно посоветоваться. У Эдика проблема возникла.
После небольшой паузы Тит Валентинович хрипло ответил:
— Выезжаем немедленно, ждите. Часа через три будем.
— Договорились, — и подполковник отключил телефон.
Приезд Саввы Николаевича был полной неожиданностью для Эдика.
— Вы? — он удивленно вскинул брови вверх.
— Я…
Наступила пауза.
— Видишь ли, Эдуард, есть необходимость побеседовать с тобой.
— Хорошо, я готов.
Майор Головня вышёл из кабинета, уже не дожидаясь просьбы профессора.
— Беседуйте, — сказал он, закрывая за собой дверь.
— Собственно, я приехал по просьбе твоего отца.
— А что случилось?
— Пока ничего, но возникла проблема.
— А… я понял, — Эдик медленно сел на стул, стоящий рядом со столом майора, — это из-за моих анализов?
— Верно, — профессор внимательно посмотрел в глаза Эдику. — Видишь ли, твои анализы меня сильно озадачили…
Профессор хотел мягко перейти к сути проблемы.
— Да что тут философствовать. У меня нашли СПИД?
Теперь уже Эдик пристально впился глазами в лицо Саввы Николаевича.
— Только говорите прямо. Да или нет?
— Послушай, Эдуард, — впервые Савва Николаевич перешел на ты. — У меня внук почти твоего возраста, мне с ним так же нелегко, как с тобой. Новое поколение, новые проблемы. Ты понимаешь меня?
— Да, Савва Николаевич.
За много месяцев их знакомства Эдик впервые назвал профессора по имени и отчеству.
— Ну так вот. Положительный анализ на СПИД ещё не диагноз, хотя плохой предвестник. Нельзя спешить с выводами, но и равнодушными к этому оставаться не стоит. Будем ещё раз обследоваться, уточнять. В общем, настройся на довольно длительный процесс.
— Савва Николаевич, надежда на излечение от этой болезни есть? Только честно.
— Конечно, есть. Но…
— Что — но?
Эдик снова впился глазами в лицо профессора, стараясь прочитать его мысли, которые он не скажет вслух.
— Но эти шансы разновелики, это правда. Все зависит от стадии болезни.
— Спасибо.
— Пока не за что. Давай договоримся, я сегодня возьму твои анализы крови, отвезу их в Санкт-Петербургскую медицинскую академию. Их там тщательно изучат и дадут ответ. Займет это пару-тройку дней. А пока нет оснований делать какие-то прогнозы о твоем лечении. Мы к этому вернемся чуть позже. Договорились?
— Да.
Савва Николаевич с тяжелым сердцем покидал колонию. Эдик стоял перед его глазами. Вот они, медики, почти бессильные что-то сделать против новой чумы нового времени. Ему иногда казалось, что, возможно, не стоило так уж сильно бороться с инфекциями, ликвидировав полностью настоящие чуму, холеру. Ведь им на смену пришли куда более жестокие болезни. СПИД победоносно шествует по всему миру, птичий грипп в Китае, что ещё ждет человечество, неизвестно. Одна закономерность совершенно четко обозначилась в уме Саввы Николаевича: вакуума природа не терпит. Так стоит ли так усердно побеждать одни болезни, чтобы на смену им пришли другие?
Четкого ответа у него не было. На лекциях Савва Николаевич делился своими сомнениями со студентами, и это иногда приводило к серьезным спорам, даже с другими преподавателями. Дело дошло до ректората. Ректор, известный ученый и очень тактичный человек, вызвал Савву Николаевича к себе и прямо сказал:
— Я как ученый понимаю вашу позицию, Савва Николаевич. Но нельзя же студентов будоражить идеями, что бороться с инфекциями не следует.
— Нет, вы не так поняли, Виктор Рудольфович.
— Хорошо, тогда объясните мне, что вы имеете в виду.
— Что я имею в виду?
Савва Николаевич задумался и потом ответил.
— Вот возьмем туберкулез. Инфекция стара как мир, шагает, что называется, в ногу с человечеством. Нам известен возбудитель, его свойства, созданы десятки препаратов против палочки Коха. Но реальных результатов борьбы с этой инфекцией пока мало или их вовсе нет. Ежегодно в мире туберкулезом заболевают девять-десять миллионов человек, три-четыре миллиона умирают, может, и больше. И уж никак не меньше, чем тогда, когда не был известен возбудитель болезни, да и лекарств не существовало. И ведь человечество не погибло от туберкулеза, как, впрочем, от чумы или холеры.
— Но как же! А холерные бунты в Москве? Чума в Европе половину городов выкосила в Средние века. Да, в конце концов, вспомните Пушкина, его «Пир во время чумы»…
— Вот-вот, именно так, Виктор Рудольфович. «Пир во время чумы». Чума или холера, как, впрочем, и туберкулез, всегда сопровождается нестабильностью в обществе: холод, голод, разруха. Так было в средние века, так собственно продолжается и сейчас, и инфекции здесь ни при чем. Они лишь как санитары, которые уносят с поля боя ещё могущих выжить, оставляя остальных на верную погибель. Ничего не поделаешь, диалектика в действии…
— Савва Николаевич, послушаешь вас, так и медицина не нужна? Пусть все течет как есть? Выживет сильнейший, больные и хилые умрут сами или им поможет, скажем, холера? И вы это преподносите студентам?
— А что здесь такого? — вопросом на вопрос ответил Савва Николаевич.
— То есть как это что? Вы призываете не бороться с инфекциями, обрекая человечество на выживание. И спрашиваете, что такого в ваших суждениях! Ну знаете, Савва Николаевич, я очень уважаю вас за ваш талант врача и ученого, но… Студенты очень горючий материал, нельзя же все время подкидывать в топку дрова — может возникнуть пожар. Ведь вам это хорошо известно. Зачем вы это делаете?
— Успокойтесь Виктор Рудольфович. Никаких крамольных мыслей, подрывающих устои общества, я студентам не внушаю. Я просто делюсь своими сомнениями и считаю, что это правильно. Я вспоминаю свои школьные годы, когда генетика была под запретом. И что же, мне надо было «стучать» на преподавателя биологии, который среди прочего говорил о теории Моргана, а не только о мичуринских чудо-садах? Человеческую мысль нельзя остановить запретами. Пусть ребята сами для себя определяются, что дальше делать с инфекциями, с тем же туберкулезом. Бороться с палочкой Коха или с бедностью, порождающей массовую вспышку этого заболевания. Вот Китай: накормили людей досыта, дали им работу, построили жилье, одним словом, ликвидировали массовую бедность — и туберкулез тут же отступил. Но какое-то количество инфекции, в том числе и туберкулеза, должно оставаться как биологический вид, иначе генетическая память об этой инфекции сотрется в человечестве и оно получит другую, может быть, в десятки раз более страшную инфекцию, чем туберкулез, наш старый друг. Вот, собственно, в чем моя идея. И ничего крамольного в ней нет. И Мальтус тут ни при чем…
Савва Николаевич только сейчас вспомнил этот свой спор с ректором и лишний раз находил подтверждение своим мыслям. Вот он, конкретный случай — молодой парень. Если у него подтвердится диагноз, то он рано или поздно умрет от СПИДа, а вот с туберкулезом, холерой и даже чумой они сейчас бесспорно справились бы. «Да-а. Невеселые мысли, однако», — подумал Савва Николаевич.
