плата у всех, господин.
– Я не приезжий, так что меня не обманешь, – сказал Кабир.
– Ой, – сказала девушка, – пожалуйста, не ссорьтесь на ровном месте…
Она осеклась. Кабир, наверное, будет настаивать на оплате, а у него, как и у нее, наверное, не так уж много денег.
Кабир продолжал сердито, крича, чтобы его расслышали сквозь шлепки мокрого белья, которым стиральщики колотили по ступенькам гхата:
– Мы приходим в этот мир с пустыми руками и с пустыми руками уходим. Неужели тебе нужно слечь именно сегодня утром? Ты собираешься забрать эти деньги с собой в могилу?
Лодочник, по всей видимости впечатленный таким философским обращением, сказал:
– Спускайтесь, сахиб. Я возьму столько, сколько вы считаете нужным заплатить.
Он указал Кабиру точку на берегу в паре сотен ярдов от них, а сам направил лодку вверх по реке.
– Он уплыл, – сказала Лата. – Возможно, мы найдем еще одну.
Кабир покачал головой и произнес:
– Мы сговорились. Он вернется.
Лодочник поплыл вверх по течению к противоположному берегу, что-то там взял и стал грести обратно.
– Плавать умеете? – спросил он их.
– Я умею, – сказал Кабир, повернувшись к Лате.
– Нет, – сказала она. – Я не умею.
Кабир выглядел удивленным.
– Я так и не научилась, – объяснила Лата. – Дарджилинг и Массури [167].
– Я доверяю твоему умению, – сказал Кабир лодочнику, смуглому, щетинистому мужчине, одетому в рубашку лунги [168] и шерстяной бунди [169], прикрывавший грудь. – В случае неожиданностей ты справишься сам, а я позабочусь о ней.
– Хорошо, – сказал лодочник.
– Итак, сколько?
– Как пожелает…
– Нет, – оборвал его Кабир. – Давайте назначим точную цену. Я всегда только так договариваюсь с лодочниками.
– Хорошо, тогда сколько вас устроит?
– Одна рупия четыре анны.
– Отлично.
Кабир забрался на борт и протянул Лате руку. Уверенной хваткой он втянул ее в лодку. Лицо у нее раскраснелось от счастья. Он не выпускал ее руку ни на секунду. Затем, чувствуя, что она вот-вот отодвинется, он ее все же отпустил.
На реке все еще стоял легкий туман. Кабир и Лата сели лицом к лодочнику, налегавшему на весла. Они уже на добрых двести ярдов отдалились от дхоби-гхата, но шлепки мокрой одеждой по камню пусть и слегка, но все еще доносились до них. Очертания берега исчезли в тумане.
– Ах, как хорошо, – сказал Кабир. – Как чудесно находиться здесь, на реке, посреди тумана – в это время года такое случается довольно редко. Это напомнило мне, как мы однажды отдыхали в Симле. Все проблемы мира были так далеки. Словно мы совершенно другая семья.
– Ты каждое лето отдыхаешь в горах? – спросила Лата. Хоть она и получила образование в монастыре Святой Софии в Массури, о том, чтобы позволить себе снять дом в горах, когда хочется, не могло быть и речи.
– Ох, да, – сказал Кабир. – Мой отец на этом настаивает. Обычно мы останавливаемся на разных горных стоянках каждый год – Альмора, Найнитал, Раникхет, Массури, Симла и даже Дарджилинг. Он говорит, что свежий воздух «прочищает мозги», что бы это ни значило. Однажды, когда мы спустились с холмов, он сказал, что, подобно Заратустре, получил за эти шесть недель достаточно математических озарений и что это был последний раз. Но, разумеется, в следующем году мы, как обычно, отправились в горы.
– А ты? – спросила Лата. – Что насчет тебя?
– А что насчет меня? – уточнил Кабир. Казалось, его беспокоили какие-то воспоминания.
– Тебе нравится в горах? В этом году вы поедете как обычно?
– Не знаю, как в этом году, – сказал Кабир. – Мне там нравится. Это как плавание.
– Плавание? – спросила Лата, проводя рукой по воде.
Внезапно Кабира озарила мысль. Он обратился к лодочнику:
– Сколько ты берешь с местных жителей, отвозя их от окрестностей дхоби-гхата до Барсат-Махала?
– Четыре анны с головы, – ответил лодочник.
– Что ж, – сказал Кабир, – мы должны уплатить тебе рупию, особенно учитывая, что большая часть пути идет вниз по течению. А я плачу тебе рупию и четыре анны. Так что все справедливо.
– Я не жалуюсь, – удивился лодочник.
Туман рассеялся, и теперь перед ними на берегу реки стояло величественное серое здание форта Брахмпура с простирающейся перед ним широкой песчаной отмелью. Рядом, ведя к отмели, возвышался огромный земляной вал, а над ним росло большое красное дерево, листья которого дрожали на утреннем ветерке.
– Что ты имел в виду под «плаванием»? – спросила Лата.
– Ах да, – вспомнил Кабир. – Я имел в виду, что ты погружаешься в совершенно иную стихию. Все твои движения отличаются. Помню, когда я однажды катался на тобоггане в Гульмарге, мне казалось, что ничего вокруг не существует. Все, что существовало, – это чистый воздух, высокие сугробы и быстрое движение. Плоские, унылые равнины заставляют возвращаться к мыслям о себе. Кроме, пожалуй, таких моментов, как сейчас на реке.
– Как музыка? – спросила девушка. Этот вопрос она задала не только Кабиру, но и самой себе.
– Ммм, да, думаю, что в каком-то смысле да, – задумчиво сказал Кабир. – Нет, не совсем так, – решил он. Он думал об изменении духа, происходящем при смене вида физической активности.
– Но, – возразила Лата, следуя собственным мыслям, – музыка действительно помогает мне. Простое бренчание танпуры, даже если я не пою ни одной ноты, погружает меня в транс. Иногда я сижу так минут пятнадцать, прежде чем прийти в себя. В трудные минуты для меня это – первое средство. И когда я думаю о том, что петь я начала только в прошлом году, поддавшись влиянию Малати, то понимаю, насколько мне повезло. Знаешь, моя мать настолько не музыкальна, что, когда я была маленькой и она начинала петь мне колыбельные, я умоляла ее перестать и позволить айе петь их вместо нее.
Кабир улыбнулся. Он обнял ее за плечи, и, вместо того чтобы возразить, она позволила этому объятию длиться. Казалось, именно так все и должно быть.
– Почему ты молчишь? – спросила она.
– Я просто надеялся, что ты продолжишь говорить. Так необычно слышать, как ты рассказываешь о себе. Иногда мне кажется, что я совершенно ничего о тебе не знаю. Кто эта Малати, например?
– Ничего? – спросила Лата, вспомнив обрывок их с Малати разговора. – Даже после всех проведенных тобой расследований?
– Да, – сказал Кабир. – Расскажи мне о себе.
– Это очень пространная просьба. Скажи конкретнее, с чего мне начать?
– Ох, с чего угодно! Начни с начала, продолжай, пока не доберешься до конца и не остановишься.
– Ну, – сказала Лата, – время еще раннее, до завтрака далеко, так что тебе стоит услышать как минимум шесть невозможностей [170].
– Хорошо, – ответил Кабир, смеясь.
– Только вот в моей жизни,
