на лодках и парусниках по этому дурацкому озеру, когда у них крупнейшая река мира прямо у порога. Мы поднимемся по Гангу к Барсат-Махалу. Ночью это чудесное зрелище. Мы наймем лодочника, чтобы остановить лодку посреди реки, и ты увидишь отражение дворца в лунном свете. – Он повернулся к ней.
Лата не могла смотреть на него. Кабир не понимал, почему она держится так отчужденно, почему подавлена. И не понимал, почему он так внезапно впал в немилость.
– Почему ты такая отстраненная? Это как-то связано со мной? – спросил он. – Я что-то сказал не так?
Лата покачала головой.
– Тогда я что-то не так сделал?
Она вдруг почему-то вспомнила статью о том, как он добыл те, совершенно невозможные четыре рана. И вновь покачала головой.
– Ты забудешь об этом через пять лет, – сказала она.
– И что это за ответ? – встревожился Кабир.
– Ты сам так сказал мне однажды.
– Я? – удивился Кабир.
– Да, на скамейке, когда «спасал» меня. Я не могу пойти с тобой, Кабир, я действительно не могу, – внезапно резко сказала Лата. – Тебе стоило хорошенько подумать, прежде чем просить меня кататься с тобой в полночь.
Ох, вот он, благословенный гнев.
Кабир собирался ответить тем же, но остановился. Он сделал паузу, затем сказал удивительно тихо:
– Не стану говорить, что я живу от одной нашей встречи до следующей. Ты, возможно, и сама это знаешь. И необязательно кататься при лунном свете. Рассвет прекрасен. Если ты беспокоишься о других людях – не волнуйся. Никто нас не увидит, никто из наших знакомых не выходит в лодке на рассвете. Возьми с собой подругу. Если хочешь, возьми десяток подруг. Я просто хотел показать тебе отражение Барсат-Махала в воде. Если твое настроение не связано со мной, ты обязана прийти.
– Рассвет, – произнесла Лата, рассуждая вслух. – На рассвете не будет никакого вреда.
– Вред? – недоверчиво посмотрел на нее Кабир. – Ты мне не доверяешь?
Лата не ответила. Кабир продолжил:
– Я тебе совсем безразличен?
Она молчала.
– Слушай, если тебя спросят, это будет просто экскурсия. При свете дня. С подругой или с любым количеством подруг, которых ты захочешь привести. Я расскажу вам историю Барсат-Махала. Наваб-сахиб Байтара разрешил мне посещать его библиотеку, и я узнал немало удивительных фактов об этом дворце. Вы будете студентами. Я буду вашим гидом. «Молодой студент-историк, не могу припомнить его имени, пошел с нами и показал нам исторические места – и вполне неплохо рассказывал – действительно довольно приятный парень».
Лата печально улыбнулась. Чувствуя, что он прорвал какую-то невидимую защиту, Кабир сказал:
– Увидимся здесь, на этом самом месте, в понедельник, ровно в шесть. Надень свитер – на реке будет ветер.
Он разразился виршами а-ля Махиджани:
Буду ждать вас здесь, мисс Лата, —
Уиндермир оставить надо.
По теченью поплывем,
пусть вас много, мы – вдвоем.
Лата засмеялась.
– Скажи, что поедешь со мной! – произнес Кабир.
– Хорошо, – сказала Лата, качая головой, но не отрицая отчасти своего решения, как показалось Кабиру, а отчасти сожалея о собственной слабости.
3.13
Лата не хотела, чтобы ее сопровождал десяток подруг, и даже если бы она хотела, не смогла бы набрать и полдесятка. Одной подруги вполне достаточно. Малати, к сожалению, уехала из Брахмпура. Лата решила пойти к Хеме, чтобы уговорить ее составить им компанию. Хема пришла в восторг и охотно согласилась. Ей по душе пришелся дух романтики и конспирации.
– Я сохраню это в секрете, – сказала она.
Но совершила ошибку, поделившись тайной под страхом вечной неприязни с одной из своих многочисленных кузин, которая на тех же строгих условиях поделилась ею с другой кузиной. В течение дня весть дошла до ушей тайджи.
Тайджи, обычно снисходительная, углядела в этом мероприятии серьезную опасность. Она, как и Хема, не знала, что Кабир – мусульманин. Но садиться в лодку в шесть часов утра с каким бы то ни было юношей не решилась бы даже она. Тайджи сказала Хеме, что не позволит ей выйти из дому. Хема надулась, но сдалась и позвонила Лате в воскресенье вечером. Лата легла спать в сильном беспокойстве, но, разобравшись с мыслями, спала очень неплохо.
Лата никак не могла опять подвести Кабира. Она представляла, как он стоит в баньяновой роще, холодной и тревожной, и даже гранитных пирожных госпожи Навроджи нет у него для пропитания. Он ждет и ждет – минуты проходят одна за другой, а ее все нет и нет… На следующее утро, без четверти шесть, она встала с постели, быстро оделась, натянула мешковатый свитер, который когда-то принадлежал ее отцу, сказала матери, что отправится на долгую прогулку по территории университета и пошла на встречу с Кабиром в назначенном месте.
Он ждал ее. Было светло, и вся роща полнилась голосами просыпающихся птиц.
– Ты выглядишь очень необычно в этом свитере, – одобрительно сказал он.
– Ты выглядишь так же, как и всегда, – не менее одобрительно сказала она. – Долго ждал?
Он помотал головой. Девушка рассказала ему о недоразумении с Хемой.
– Я надеюсь, ты не откажешься от поездки из-за того, что с тобой нет дуэньи? – спросил он.
– Нет, – сказала Лата.
Она чувствовала себя такой же смелой, как Малати. Утром у нее было не так много времени на раздумья, да и не хотела она раздумывать. Несмотря на вечерние тревоги, ее овальное лицо выглядело свежо и привлекательно, а живые глаза больше не были сонными. Они спустились к реке и некоторое время шли по песку, пока не дошли до каменных ступеней. На небольшой тропинке вверх по склону стояло несколько скучающих осликов, нагруженных узлами с одеждой. Собака прачки встретила их робким, отрывистым тявканьем.
– Ты уверен, что мы достанем лодку? – спросила Лата.
– Конечно, здесь всегда кто-нибудь есть. Я сюда довольно часто прихожу.
Легкая пульсирующая боль пронзила Лату, хотя Кабир просто имел в виду, что ему нравилось выходить на рассвете на Гангу.
– А вот и один из них, – сказал он.
Лодочник рыскал взад и вперед в своей лодке посреди реки. Стоял апрель, потому вода была низкой, а течение вялым. Кабир сложил ладони и крикнул:
– Арэ, малла! [166]
Лодочник, однако, и не думал грести к ним.
– Что случилось? – крикнул он на хинди с сильным брахмпурским акцентом: он придал глаголу «хаи» необычное ударение.
– Отвезете нас туда, где можно увидеть Барсат-Махал и его отражение? – спросил Кабир.
– Конечно!
– Сколько?
– Две рупии. – Теперь он направлял свою старую плоскодонку к берегу.
Кабир рассердился:
– Неужто тебе не стыдно брать так много?
– Такова
