Атанарик приблизился к вратам города в начале января 381 г., а Феодосий вышел ему навстречу, проявляя тем самым уважение к прославленному неприятельскому вождю. Германцы, впервые оказавшиеся в огромной метрополии, с восхищением взирали на прекрасные многоэтажные дома, на роскошные дворцы и храмы, полные произведений искусства, на площади и улицы, ипподромы и бани, торговые лавки и харчевни. Однако уже через несколько дней Атанарик внезапно заболел и умер. Император снова проявил великодушие и устроил вражескому предводителю, к нескрываемому удовлетворению готов, воистину королевские похороны. Такие примирительные жесты по отношению к тем, кого уже нельзя было победить силой, оказались в тот период спасением для империи, но в будущем ничего хорошего ей не сулили.
381 г. не стал годом военных деяний Феодосия, так как он вовсе не покидал своей столицы. А вот готы, будучи на этот раз союзниками римлян, одержали некоторые победы, сумев оттеснить за Дунай орду разных мелких племен, вперемешку даже с гуннами. Цезарь продолжал свою осторожную и даже изощренную тактику и в следующем году. Сам он на фронт не отправлялся, а пытался заставить готов действовать заодно с римлянами, используя общность интересов. Переговоры вел Сатурнин, один из немногих командиров, уцелевших под Адрианополем, а теперь командующий войсками во Фракии.
3 октября 382 г. наконец-то заключили мирный договор. По нему вестготы могли поселиться на римской земле на этом берегу Дуная, то есть в основном во Фракии, как союзники империи, но жить по своим законам. Римляне обеспечивали их продовольствием, а они обязались взамен предоставлять солдат. Так возникло первое германское государство, формально созданное в границах империи. Факт этот заслуживает внимания и в то же время является настолько символичным, что некоторые историки склонны считать его концом существующего порядка, неким условным пределом античного Рима и началом формирования средневековой Европы. Возможно, такие взгляды излишне скоропалительны, но правда, как мы увидим, в том, что при Феодосии многие разнообразные события в самых различных областях жизни свидетельствуют об окончательном упадке или постепенном угасании прежних традиций и ценностей и появлении абсолютно новых. Картина мира кардинально изменилась за эти полтора десятка лет.
Весной 382 г. в Константинополе состоялся Собор. Он считается вторым вселенским в истории Церкви; первым был Никейский в 325 г., то есть за пятьдесят семь лет до этого. Однако в Константинополь съехались практически одни восточные епископы. В решениях осуждены были разные ереси, но занялись также приведением территориальной организации Церкви в соответствие с административным делением государства, в особенности в восточной части империи. Там в те времена существовало пять крупных территориальных образований, называемых диоцезами, а в состав каждого диоцеза входило несколько провинций. Так вот, Собор постановил, что епископы главного города каждого светского диоцеза имеют приоритет перед епископами столиц провинций. А столицами диоцезов были тогда: Антиохия в Сирии, Александрия в Египте, Кесария в Каппадокии, Эфес в Малой Азии и Гераклея (то есть Перинт) во Фракии. Епископ Константинополя занимал особое положение, ибо — и это особо подчеркнуто — он по важности уступает только епископу Рима, первой столицы империи. Термин «диоцез» с тех пор прочно вошел в церковный словарь и существует и поныне.
Григорий из Назианза, известный тогда богослов, проповедник и писатель, некогда коллега по учебе в Афинах будущего императора Юлиана, а позже его ярый противник, стал ненадолго епископом Константинополя, но вскоре отказался от этого поста. После него кафедру занял высокопоставленный светский чиновник, сенатор Нектарий, вероятнее всего, по воле самого Феодосия. Правда, до той поры он не был крещен, и ему пришлось пройти обряд крещения прежде рукоположения. Точно так же несколькими годами ранее поступил и Амвросий, после того как жители Медиолана избрали его епископом.
В следующем году папа Дамаз созвал Синод в столице империи, но восточные епископы снова собрались в Константинополе и, несмотря на настоятельные просьбы и Дамаза, и цезаря Грациана, не перенесли своих заседаний в Рим, а прислали только наблюдателей. Таким образом, явно проявилась трещина взаимного недоверия, которая со временем только углублялась и становилась все более опасной, а в итоге привела к окончательному расколу.
383 г. стал свидетелем очередного собора в Константинополе, а цезарь Феодосий, так близко к сердцу принимавший внутрицерковные дела, развил прямо-таки лихорадочную законодательную деятельность, направленную против еретиков и язычников. Он дал властям право конфисковать здания, в которых еретики совершали богослужения, и позволил даже разгонять их собрания, что, по сути, стало негласным одобрением погромов. Принадлежность к фанатической секте так называемых энкратитов, практикующих крайние формы воздержания, каралась смертью, а члены ее не имели права по своему разумению распорядиться имуществом в завещании. Такое же поражение в правах коснулось и манихеев, а также вероотступников, апостатов. Последние не могли ни наследовать, ни выступать в суде в качестве свидетелей, что было равнозначно гражданской смерти.
Язычникам запрещалось приносить такие жертвы в их храмах, целью которых являлось предсказание будущего. В качестве особой милости разрешено было оставить доступ в святилища, где находились ценные произведения искусства; их дозволялось посещать и любоваться шедеврами, но с условием не совершать жертвоприношений. Следовательно, культовые сооружения становились музеями, благодаря художественным достоинствам украшавших их статуй и картин. Получалось, что новая религия делала из объектов прежних культов мертвые выставочные залы. Такое потом не раз повторялось в последующие эпохи.
Впрочем, подобный выход с точки зрения культуры был еще не самым печальным. На практике же ситуация выглядела гораздо хуже, поскольку во многих местах победившие христиане в борьбе с «идолопоклонством» просто-напросто уничтожали статуи, как изображения демонов и прибежище нечистой силы.
Один из историков нового времени писал о законах Феодосия, издаваемых быстро, настойчиво и последовательно, что империя клонилась к упадку, а император заботливо собирал камни для постройки града божьего, как он его себе представлял.
Соправитель Феодосия, Грациан, действовал в том же духе. Пребывал он в основном в Тревире, затем перебрался в Медиолан, где находился под сильным влиянием епископа Амвросия. Его эдикты также были направлены против еретиков, что означало разрыв с политикой толерантности, проводимой еще Валентинианом I да и самим Грацианом в начале его правления.
Властители отказались от титула верховного жреца, являющегося непременным императорским атрибутом со времен Августа. Феодосий сделал это, вступая на трон в январе 379 г., а Грациан несколько позже. Это был важный акт — видимый символ официального и окончательного отказа римского государства от реликтов прежних верований и культов. Поскольку верховный жрец, pontifex maximus, в качестве главы всех древнеримских жреческих коллегий, являлся первым выразителем традиционных почестей, воздаваемых охранительным божествам.
Осенью 382 г. Грациан приказал убрать алтарь, стоящий в римском здании заседаний сената пред статуей богини Виктории, то есть Победы; было принято перед началом заседаний возжигать на нем огонь. Отменены были также все привилегии и доходы, на протяжении многих веков полагавшиеся весталкам. Этот существенный материальный удар сопровождался еще и унижением, так как доходы, отнятые у девственниц, поддерживающих священный огонь, передали… корпорации грузчиков.
Приверженные старым богам сенаторы протестовали, но отправленный из Рима в Медиолан их делегат, Симмах, даже не был допущен к императору. А одновременно по наущению папы Дамаза сенаторы-христиане пригрозили, что в случае восстановления алтаря они будут бойкотировать заседания.
Зато следующий год принес язычникам удовлетворение, правда, очень горькое. Они могли утверждать, что оскорбленные боги отомстили, ибо в результате неурожая в африканских провинциях пугающе сократились поставки продовольствия в крупные города, а в Рим особенно. Столичные власти, опасаясь голода, выдворили за пределы города всех, кто не имел права постоянного в нем пребывания. «Изгнаны были, притом немедленно, представители свободных наук. Зато позволили остаться людям из окружения актеров столичных сцен (…) Таким образом, по-прежнему здесь могли пребывать танцовщицы в количестве аж трех тысяч вместе со своими хорами и учителями; никто их даже не тронул». Так говорит Аммиан.
