Не миновали несчастья и семью Грациана. Сначала у него умер маленький сын, а затем жена Констанция, дочь Констанция II. Тело ее перевезли в Константинополь и там похоронили в церкви Святых Апостолов, где в порфировых саркофагах покоился прах ее отца и дяди. Так покидала историческую сцену великая династия.
Овдовевший Грациан недолго носил траур и вскоре женился на даме по имени Лета. О ней самой и ее семье известно немного. А вскоре после свадьбы цезарю пришлось отправляться за Альпы к Верхнему Дунаю в поход против одного из алеманнских племен.
Именно там он и получил известие о грозном бунте в Британии весной 383 г. Магн Максим, командующий римскими формированиями на острове, провозгласил себя цезарем и перебросил войска на континентальное побережье к устью Рейна, где местные гарнизоны приняли его с восторгом. Поэтому Грациану пришлось с верными ему частями поспешить в Галлию, чтобы преградить путь самозванцу.
Обе армии сошлись под Лютецией. В течение нескольких дней происходили только мелкие стычки, но в рядах Грациана ширилось предательство: все новые части переходили на сторону узурпатора. Надо сказать, император никогда не пользовался особой популярностью у солдат, а деньги и привилегии, которыми он осыпал свою любимую личную гвардию — ею были наемники из иранского народа аланов, — только увеличивали неприязнь и зависть.
Грациан перепугался, что в один прекрасный момент все его покинут. Он бросил лагерь и во главе нескольких сот самых преданных людей бежал. Погоня, посланная Максимом, догнала его в Лугдунуме. По одной версии выходит, что цезаря там предал один из высших офицеров. Точно известно одно: император Грациан был убит 25 августа.
Кем же был Максим — самозваный император, победитель Грациана, косвенный виновник его гибели? Родился он около 340 г. в Испании в небогатой семье, но гордился родством с семейством Феодосиев, тоже испанцев по происхождению. Недоброжелатели, правда, позднее утверждали, что он просто в молодости прислуживал в доме Феодосиев, но мы не обязаны им верить, помня, что в политической борьбе везде и всегда используются инсинуации, подтасовка фактов и прямая ложь.
Совершенно точно, что, будучи офицером, Максим участвовал в военной кампании под командованием старшего Феодосия в Британии, а позже против узурпатора Фирма в Африке. А когда в 376 г. того же Феодосия бросили в тюрьму, а затем и казнили в Карфагене, скорее всего по обвинению в заговоре, Максиму пришлось уйти из армии, а может, даже его и выгнали. Однако, когда в 379 г. в пурпур облачился младший Феодосий, Максим вернулся на службу и получил от Грациана командование войсками в Британии. Там-то он и провозгласил себя цезарем весной 383 г.
Что же подвигло его на столь смелый шаг? Мы можем только догадываться. Наверняка, с одной стороны, он учитывал непопулярность Грациана в армии и поэтому надеялся на легкий успех. С другой стороны, похоже, он надеялся, что Феодосий, как его земляк, или даже родственник, из уважения к памяти отца проявит сдержанность, а когда окажется перед совершившимся фактом, попросту смирится с новым цезарем. И в первом, и во втором Максим практически не ошибся. Впрочем, он велел пустить слух, что Феодосий сам втайне склонял его выступить против бездарного Грациана.
Все разыгралось в течение каких-нибудь нескольких летних месяцев 383 г.: высадка войск из Британии в Галлии, бегство Грациана и его смерть от руки убийцы. Максим стал правителем всей Галлии, а вскоре также и Испании, и это практически без боя. Но амбиции самозванца простирались гораздо дальше.
Он счел, что после смерти Грациана должен перенять опеку над малолетним, тогда всего двенадцатилетним, Валентинианом II. Тот вместе с матерью Юстиной — женщиной умной, энергичной и фактической правительницей — жил в Медиолане. Опека Максима над мальчиком, по сути, означала бы, что в руки самозванца попадала вся центральная часть империи, то есть огромная полоса земель, протянувшаяся от Верхнего и Среднего Дуная на севере до африканских пустынь на юге, включая сюда и Италию с Римом.
Начались переговоры. В начале осени епископ Амвросий Медиоланский отправился в резиденцию Максима, в Тревир, а одновременно малолетний сын Максима, Виктор, в качестве почетного заложника выехал в Медиолан. Епископ доказывал, что Валентиниан II с матерью сейчас не могут прибыть в Галлию, поскольку время года уже позднее, а снега вот-вот закроют альпийские перевалы. На самом деле нужно было тянуть время, и, скорее всего, епископ об этом знал, так как пока он вел переговоры в Тревире, войска законного императора занимали и укрепляли все проходы в горах. Амвросий оставил столицу Максима и отправился в обратный путь в Медиолан только по возвращении оттуда Виктора.
Что же следовало предпринять в этой ситуации Феодосию? Выбора у него практически не было. С севера ему угрожали нападения готов, вроде бы и союзников, но на самом деле использовавших каждый удобный случай для ослабления римлян. Они только и ждали момента напасть даже на Константинополь. Восточные и южные провинции были так истощены ростом налогов, что не могли уже дать императору необходимых средств на оборону. А сколько бы понадобилось этих средств и людей в случае возникновения гражданской войны! А посему Феодосию пришлось поступить именно так, как и предвидел Максим.
Летом 384 г. цезарь выехал из Константинополя и отправился в Италию. В августе он уже был в Вероне. Скорее всего, там он и провел переговоры с послом Максима, приведшие к соглашению. Самозванец был официально признан императором и соправителем, памятникам которого повсеместно воздавалась бы честь наравне с изображениями самого Феодосия и Валентиниана II. Решено также, что все трое будут соблюдать мир между собой и одновременно проводить совместную политику в отношении врагов империи, помогая друг другу бороться с ними.
Затем Феодосий возвратился в свою столицу на Босфоре, где 9 сентября его жена, Элия Флациллия родила ему второго сына, названного Гонорием.
Стоит отметить, что в отсутствие цезаря о его старшем сыне, семилетнем Аркадии, заботился ревностный приверженец прежних богов Фемистий, занимавший тогда пост префекта Константинополя. Это была одна из самых выдающихся и симпатичных личностей среди интеллектуалов того времени. Родившийся около 317 г., еще в Византии, он скоро прославился как философ и мастер риторики, пользовался авторитетом и уважением очередных императоров, поручавших ему даже некоторые политические миссии. До наших дней сохранилось около 30 речей Фемистия, произнесенных по разным поводам. Они являются ценным историческим материалом, но гораздо более важными для истории европейской культуры стали его парафразы некоторых произведений Аристотеля, позволившие лучше понять этого философа в Средние века.
Факт, что Фемистий, явный защитник прежней религии, имел существенный авторитет при дворе столь воинствующего христианина, каким был Феодосий, является весьма знаменательным. Очевидно, что, несмотря на громогласные эдикты против еретиков и язычников, в личных контактах было еще много либерализма и веротерпимости. К сожалению, это были уже практически последние лучи гаснущего солнца истинно гуманистического подхода. В те же годы, как мы увидим, загорается кровавая заря эпохи ненависти, фанатизма и религиозных преследований.
Когда состарившийся Фемистий ушел из политики, на первое место среди советников императора выдвинулся человек совершенно иного склада и прямо противоположных убеждений. Был им Матерн Кинегий, префект претория в 384–385 гг. Происходил он, как и Феодосий, из Испании и являлся яростным противником старых верований, в чем его энергично поддерживала жена.
Сразу после подписания договора с Максимом, еще в 384 г., Кинегий был послан в Египет, чтобы официально показать там изображение нового правителя империи. Префект использовал пребывание на Ниле, чтобы окончательно расправиться с остатками культа прежних богов. По его приказу там закрывались все святилища и преследовались любые проявления язычества. Так умирала религия, существовавшая в Египте многие тысячелетия и бывшая древнее фараонов, которая и по сей день вызывает восхищение и уважение совершенством вдохновленных ею архитектурных сооружений, статуй и живописи. Поразительны также страстность молитв и гимнов, богатство религиозной фантазии, а прежде всего, последовательность и стойкость, с которыми в мельчайших подробностях пронесла она через века и тысячелетия все традиции и ритуалы. И все это должно было теперь уйти во мрак и небытие: вся глубина религиозного чувства, все древнейшие обряды, остатки знаний священного письма — иероглифов. Конечно, произошло это не в течение одного года, и не только стараниями Кинегия, но момент оказался важным.
