— Ишь, чего вражина захотела!
Не успел боярин произнести это слово, как Василий весь расслабился: «Слава те! не туды, куды ентот король хотит повернуть». А Осип продолжает:
— Сщитай, с Владимира Ясно Солнышко Русь избрала своим Богом Христа и нам другого не надоть. Как наши предки молились, так и мы будем.
Василий про себя улыбается: «Они-то католики, то есть неверные, еретики. А мы от слова права — уверены в истине. Эту-то Христову истину мы и славим. Ладно, потом я ему всё это скажу. Главное, он своей вере изменить не желает». Среди присутствующих никто даже намёком не поддержал шведского короля.
Владыка поднялся, придерживая нагрудный крест:
— Люди добрые! Христиане верные! — начал он басистым голосом. — Дозвольте мне слово молвить.
— Говори, владыка! — был единодушный голос.
— Мне ясно ваше мненье. Позвольте мне, с моей братией, обдумать ответ етому неверному псу.
Все согласились с облегчением, ибо каждый прикидывал, как ответить, но ничего путного не придумали.
Через несколько дней владыка читал подготовленный ответ: «...если хочешь узнать, какая вера лучше, наша или ваша, то пошли в Царьград к патриарху, потому что мы приняли от греков православную веру. А с тобой нам нечего спорить о вере. Если же тебе есть какая-нибудь от нас обида, то шлем к тебе на съезд наших людей». Прочитав, он бережно положил лист на стол. Посадник взял его, заглянул, точно сверяясь, так там написано и поднял голову.
— Пойдёть! — поднимаясь и глядя по сторонам, произнёс Осип.
Все закивали головами в поддержку его слова.
— Пойдёть-то пойдёть, — воевода вытянул руки и положил их на стол, сжав огромные кулачищи, — но ето, братцы, война!
— Ты чё задымил? — криво усмехаясь, проговорил посадник. — Пошлём к нему своих послов. Чё тот скажет.
Долго обсуждали, кто возглавит посольство. Остановились на Аврааме.
— Пущай войско евонное посмотрит! — заметил Осип.
Авраам упираться не стал, но в помощники попросил Егора.
Магнус встретил новгородцев, если не сказать радушно, то более или менее с достоинством. Это породило в них уверенность, что дело этим и ограничится. Но король, прочитав ответ, дал свой: «Обиды мне от вас нет никакой; ступайте в мою веру. А не пойдёте, то пойду на вас со всей моей силой». На что воевода ответил:
— Не надо нас пужать, ваше величество. Мы уже пуганы. И до вас приходили непрошены гости. Только не забывайте, чё сказал наш великий князь Александр: «Кто с мечом к нам придёт, тот от меча и погибнет».
Эти слова не понравились Магнусу. Его рот перекосился. Ответа на эти слова послы не получили. Но, прибыв на свою землю, узнали: шведы осадили Орешек.
Ярославское и софийское веча бурлили. На них обсуждался один вопрос: кто возглавит войско. Ответ, казалось, был ясным: воевода. Но случилось непредвиденная беда. На подходе к родному городу тот вдруг почувствовал себя плохо. Неожиданно ощутил страшную слабость. Его бросало то в жар, то в холод. Он еле передвигал нош. И вот этот богатырь, гора-человек, превратился на глазах сопровождающих почти в развалину. Воевода ещё хорохорился, божился назавтра подняться на ноги. Но на другое утро не смог даже самостоятельно встать.
Все знали, что воевода не трус, тем печальнее было это известие. И тут ударил себя в грудь молодой и отважный сын бывшего посадника Луки Варфоломеича, Оницифер. Новгородцы знали его ещё по событиям на Ваге, где тот прославился своей удалью, умением руководить дружиной. Его поддержал и Авраам. И скоро к нему стали стекаться люди.
В то же время к Фёдору непрошено заявились бояре. Признаться, они были рады, что нашёлся человек, готовый биться с королём. Но не очень были уверены в его победе. Вот это-то они и решили обсудить у посадника. Позван был и владыка. Среди бояр оказались и Гланда с Егором. К ним уже привыкли и, если ещё не считали вполне своими, то и не чурались. Бывали в гостях. Правда, Егор за всеми этими событиями так и не успел решить вопрос о земле для строительства собственных хором и по поиску Марфы. Вот и на этот раз, возвращаясь из поездки к шведскому королю, он всю дорогу мечтал немедленно ехать за Марфой, благо Осип давал сопровождающего. Но опять к нему приехал сам Оницифер и просил ехать биться со шведом. Как тут откажешь! Но, пока суть да дело, Камбила забрал его с собой к посаднику.
Народу было немного. Кроме владыки, Осипа да Камбилы с Егором были ещё бояре Иван Обакумович, Тимофей Андрианович. Помянули безвременно ушедшего Луку Варфоломеича и начали решать, кого позвать на помощь. Владыка пока отмалчивался. Тимофей был на стороне Олгерда. Его неожиданно поддержал посадник. Фёдор заявил:
— Олгерд может быстро прийти на помощь.
Осип пыхтел, но пока не высказывался. Наверное, так бы и порешили, если бы не Камбила.
— А почему вы не хотите позвать князя Московского? — спросил он.
Ответом ему было молчание. Он не знал, что несколько лет тому назад молодой великий московский князь заставил многих новгородцев униженно просить пощады. Хотя сами были виноваты. Но обида оказалась сильнее здравого смысла. Каждый, на кого смотрел Гланда, или отворачивался, или опускал голову.
Не выдержал владыка. Когда Симеон не поддержал его просьбу, он понимал, почему так поступил молодой великий князь и посчитал предложение прусса более приемлемым.
Олгерда владыка Василий знал неплохо. Помнил его «помощь», ограбившую половину Новгородской земли. Владыка долго прочищал горло, словно туда залетела муха. Но потом заговорил. И чем больше говорил, тем увереннее звучал его бас, набиравший силу. Его речь сводилась к тому, что новгородцы должны обратиться за помощью к Симеону. Закончил же он речь такими словами:
— Я понимаю вас, достославные бояре. Как вы помните, и я получил своё от молодого великого князя. Но простим ему его молодой зуд и посмотрим трезво вокруг. Вот я слышал: «Позовём Олгерда». Мы его звали, а что получили? — он оглядел боярский ряд.
Насупившись, они склонили головы. Отец Василий понял: обиды они не забыли, но противу не выступают. Владыка был прав. И даже после этого бояре отмалчивались. Тогда поднялся Егор. Глядя на Василия, он сказал:
— Владыка! Если они тебя не хотят слушать, то, думаю, народ заставит их это сделать.
Видел бы Егор, какими глазами Осип посмотрел на него! Да, в нём ещё не остыло то негодование, которое кипело в душе. Он не мог забыть, как князь заставил их ползти к нему на коленях. Но... слова Егора оказались весьма убедительными. И надо было решать, кого посылать к Московскому великому князю, не без издёвки Осип предложил Камбилу и... Егора. Посадник поочерёдно посмотрел на них. Те, точно сговорившись, согласно кивнули.
Они не стали выбирать удобный путь. Засыпая в сёдлах, мчались в Москву день и ночь. И вот далёкая и грозная столица перед их глазами. Новгородских посланцев Московский князь принимал с достоинством. А сдержанное, уважительное поведение посланцев сильно понравилось Симеону. Наверное, есть что-то такое в жизни, когда даже мимолётные встречи, как первая любовь, оставляют в сердцах особые чувства. На слова Камбилы: «Великий князь! Приходи к нам оборонять свою отчину. Идёт на нас король шведский, нарушивший крестное целование» Симеон ответил кратко, ясном и чётко: «С радостью иду! Хотя держат меня дела ханские».
Как ликовал Новгород, когда услышал слова Московского великого князя. На ярославском вече об этом сказал Егор, на софийском — Камбила. Оба боярина стали героями, сумевшими быстро решить такой важный вопрос.
Московия тотчас после отбытия новгородских посланцев стала готовиться в поход на шведов. Загремели кузни, задымили коптильни. Гонцы разосланы во все концы. И ни один из них не вернулся с дурной вестью. Первыми откликнулись князья суздальский и Ростова Великого. Затем князь муромский... Радуется сердце великого Московского князя: «Вот бы посмотрел отец мой!» — не без гордости думает он. И вдруг у себя в Москве князь встретил яростное сопротивление своего тысяцкого, боярина Алексея Петровича Хвоста. Когда великий князь узнал, что к походу тысяцкий не готовит московское войско, он даже не поверил такому сообщению и послал больного боярина Кочеву разобраться.
Тот вернулся с печально опущенной головой. И Симеон услышал горькую новость: тысяцкий не пошлёт московское воинство на помощь новгородцам. Взбешённый князь послал гонца с наказом, чтобы тот объявил Хвосту о немедленной явке к нему, великому Московскому князю. Если он вздумает упираться, князь за ним пошлёт свою дружину.
Но и эта угроза на него не подействовала. «Пусть-ка князь мне скажет: много ли у нас в Москве было волнений, как в Новгороде, Пскове. А? — рассуждал он, думая идти к князю или нет. — Есть у меня за “спиной” что ответить князю, даже прижать его правдивым вопросом?». И сам себе ответил: «Есть! А в этом моя сила!» От такой мысли он почувствовал уверенность: «Не пойду!». С чего это вдруг так возмутился тысяцкий? Может быть, зависть одолела, видя, как вновь возвышается род Вельяминовых? Давно Хвост стал подмечать, как Васька Вельяминов всё чаше и чаще привлекался князем к разным делам, которые отбирают у него, законного тысяцкого. Забыл, наверное, Хвост, что предок Вельяминовых, Протасий, он же и Вельямин, был тысяцким ещё при Данииле Александровиче, с которым он пришёл в Москву. Был тысяцким и Васька Вельяминов. Ну, что, бывает, особенно по молодости, попал Васька под горячую руку Симеона, сместил он его, назначив Алексея Петровича тысяцким. За дело, между прочим, а не по родству.
