запахом. Однако они доставляют неудобства, поскольку неудержимо стремятся к власти… и не прочь получить выгоду. Общаюсь я в основном с Линь Та, хотя, по его совету, знакома со всеми женщинами, которые прибыли сюда, чтобы получить должность в Запретном городе.
Сама я нахожусь то в Великих покоях, то в Управлении ритуалов и церемоний, а вот госпожа Чжао, будучи всего лишь моей сопровождающей, смогла, ступая с должной осторожностью, прогуляться по переулкам и проезжим частям Центрального района, обрамляющего по периметру Запретный город и защищенного собственными стенами и воротами. Она рассказывает мне о бульварах, на которых полно магазинчиков, продуктовых лавок, чайных и питейных заведений, украшенных красными фонарями и позолоченными вывесками. И, поскольку знакома с внешним миром куда больше моего, сравнивает увиденное в столице с впечатлениями от прочих городов: «Пекин не такой отсталый, как я думала. Да, все уникальное и ценное приходит с юга, но жители этого заброшенного форпоста умело пользуются нашими богатствами». Почти каждый день наложницу моего отца посещает новое озарение: «Хотя император Хунчжи консервативен в своих мыслях и поступках, в Пекине у женщин больше возможностей, чем там, откуда мы приехали. Некоторые полноправно занимаются торговлей и ростовщичеством. И императрицу лечит женщина! Ты! А сколько повитух обретут славу и богатство благодаря благодеяниям императора и императрицы!»
Это правда. Бабушка говорила, что хорошую повитуху не зазорно наградить одеждой, украшениями, положением и властью, которые наглядно расскажут миру о ее дарованиях и успехах. Возможно, Мэйлин даже получит титул. Я, конечно, тоже не уеду с пустыми руками, но для нее это уникальная возможность. Неудивительно, что моя подруга так счастлива. А я отчаянно скучаю по своим дочерям и мужу. И с грустью вспоминаю о госпоже Ко с ее бесконечным покашливанием, об эгоистичной госпоже Чэнь и о других обитательницах внутренних покоев нашего дома. Больше всего мне хочется родить ребенка в надежных стенах Благоуханной услады.
Мэйлин спасает меня от самых мрачных мыслей. Каждый вечер, вернувшись из дворца, мы ужинаем вместе – иногда с госпожой Чжао, но чаще вдвоем. Мы обе стараемся выбирать правильные продукты и избегать тех, что могут спровоцировать рождение девочки. После еды мы с Мэйлин обычно удаляемся в ее комнату. За годы нашей дружбы она не раз бывала у меня – видела резьбу на моем брачном ложе, ящички и шкафы с травами, – а теперь настала моя очередь заглянуть в ее жизнь. Ее комната по размеру и обстановке напоминает выделенную мне, но разница в характерах видна невооруженным взглядом. На ее туалетном столике стоит зеркало в лаковой оправе. Рядом небрежно раскиданы пуховки для румян из хлопка. К изысканной одежде, которую Мэйлин носит в Великих покоях, она относится не лучше, чем к простым штанам и рубахе из муслина: беззаботно вешает их на спинку стула или кидает на кровать. Она предпочитает свечи масляным лампам, и в ее спальне по стенам пляшут золотистые мерцающие отблески.
Как и каждый вечер, я провожу Четыре проверки.
По моим подсчетам, мы обе на шестом месяце беременности. Энергия Мэйлин бьет ключом, и, похоже, у нее все в порядке. Она выглядит здоровой: на щеках румянец, волосы блестят, а руки нежные и мягкие. Я не замечаю никаких перепадов в ее настроении. Ее пульс прощупывается на всех уровнях, свидетельствуя, что и мать, и плод чувствуют себя хорошо. От нее пахнет духами, но наносит их Мэйлин не для того, чтобы скрыть кислинку скрытого недуга. Я слежу за тем, чтобы она выпила каждую каплю согревающего Кровь отвара.
Когда все дела завершены, Мэйлин распускает пояс, перехватывающий ее платье. Я делаю то же самое. Мы перебираемся на кровать и укладываемся на подушки, поставив между собой чайный поднос. Мы расплетаем волосы и позволяем им свободно струиться. Наши нефритовые и золотые заколки разбросаны по ложу, будто мы – супружеская пара после постельных утех.
– Вот бы оказаться дома… – говорю я.
– Ни одна мать не хочет рожать вдали от собственной спальни, – соглашается она. – Но ты справишься, потому что ты смелая и у тебя есть я.
– Ничего я не смелая…
– Если я не беспокоюсь, то и ты не должна. – В ее голосе звенит мечтательность: – Судьба сказала свое слово, когда позволила нам одновременно забеременеть. Если нам суждено рожать вдали от дома, то мы должны принять это. Здесь много повитух, и я отброшу страхи, если ты будешь рядом.
Она права. Дворцовое хозяйство обслуживает больше повитух, чем мы с госпожой Чжао предполагали, хотя и не так много, как если бы у императора было несколько жен и сотни, если не тысячи наложниц.
Мэйлин улыбается.
– Ты печешься обо мне сильнее, чем я об императрице.
– Я всегда буду заботиться о тебе больше, чем о ком бы то ни было.
Именно поэтому я уделяю особое внимание согревающим травам, которые прописала ей.
Она поднимает поднос с чаем и ставит его на приставной столик, затем придвигается и кладет голову мне на плечо. Тепло ее тела окутывает меня. Я лежу не шевелясь.
– Этот опыт не изменит твою жизнь, – бормочет она, – но мою он уже изменил. В кои‑то веки мы с тобой в равных условиях.
– Это большое счастье…
– О! Ребенок! Потрогай! – Она берет мою руку и кладет себе на живот. Мой малыш предпочитает пихать меня в одно и то же место, а ребенок Мэйлин каждый вечер выбирает новое, заставляя нас гадать, машет он там ножками или ручками или бьется головкой.
– Если это не сын, который уже тренируется бегать с воздушным змеем на веревочке, – говорю я, – значит, твоя дочка, которая будет так же изысканно семенить на ножках-лотосах, как сама Богиня крошечных ног, окажется подвижна, будто лань.
– Если это девочка, поможешь перебинтовать ей ноги? – спрашивает Мэйлин. – Я хочу, чтобы она вышла замуж в хорошую семью.
– Конечно. А если у вас родится сын, я спрошу у Маожэня, сможет ли он посещать нашу школу в Благоуханной усладе. Там преподают очень талантливые учителя. – В таких семьях, как моя, нередко приглашают сыновей бедных родственников или друзей, чтобы те могли воспользоваться щедростью клана. – Если мне подарят сына, оба мальчика смогут вместе учиться – с первых дней занятий каллиграфией и до того момента, когда отправятся в столицу сдавать экзамены.
– Если у нас обеих родятся дочери, я надеюсь, что они будут так же близки, как и мы.
– Конечно!
– Если у одной из нас родится сын, а у второй дочь…
– Ты уже думаешь о свахе? – Я говорю это негромко, надеясь, что подруга воспримет это
