правильно, потому что, как бы я ни любила Мэйлин, подобному браку не бывать – даже если у ее дочери будут самые крохотные на свете ножки.
– Позволь мне помечтать, Юньсянь. Позволь помечтать!
Маковка, понимая, что я, как это было вчера и третьего дня, снова проведу у Мэйлин ночь, раскладывает угли под каном и подкидывает дрова в жаровню. Мы начинаем дремать.
Иногда я просыпаюсь и вижу, как Мэйлин сидит над своими вещами, тщательно перебирая их, словно я могу соблазниться чем‑то из ее сокровищ и украсть. Одна эта мысль заставляет меня улыбаться. Рядом со мной Мэйлин расслабляется и, прижавшись ко мне, погружается в сон. Ее дыхание становится глубже, а выдыхаемый ею воздух теплым потоком проходит по моей груди и опускается на руки. Нам надо бы переодеться в одежду для сна, но мне так жаль ее будить, и я провожу пальцами по кончикам ее волос, густых и длинных – до самого моего бедра…
Порой я долго не могу уснуть и позволяю мыслям унестись вдаль. Может, мы с Мэйлин и имеем схожий статус в Великих покоях, и я желаю подруге только наилучшего, но судьбы наши отличаются. И изменить порядок вещей мы не в силах. Оттого‑то мне и бывает тревожно… Как феникс восстает из пепла, так и Мэйлин поднялась, но есть и другая истина: чем выше взлетаешь, тем больнее падать.
Сквозь ресницы я смотрю на догорающий фитиль, и вот золотой свет в комнате гаснет – как и искры в моем сознании.
Ночь следует за днем, а день за ночью. Минул второй месяц с тех пор, как мы с госпожой Чжао прибыли в Пекин. Императрица находится на сроке, когда в любой момент могут начаться роды. У нас с Мэйлин впереди еще четыре недели. В этот раз я проведу их не в четырех стенах собственной спальни, как положено высокопоставленной даме, а как работающая женщина типа Мэйлин, из-за чего пребываю в смятении. Однако бабушкины предостережения я помню и по мере сил борюсь со слабостью собственной натуры – стараюсь не впадать в уныние и не провоцировать болезнь. Мэйлин, за что я ей очень благодарна, зная о моих врожденных пороках не понаслышке, тщательно приглядывает за мной, а я так же бдительно слежу за тем, что может причинить вред ей или ее ребенку.
Сегодня мы, вместе с приближенными к императрице женщинами, сидим в Великих покоях, и Сострадательная рассказывает одну из своих любимых историй. Мэйлин устроилась неподалеку от меня. Она выглядит бледной. До прошлой недели я видела ее только счастливой и довольной. Потом что‑то изменилось, и два дня назад у нее началась рвота. Обычно утренняя тошнота мучает беременных только первые три месяца, но некоторых женщин эта напасть терзает вплоть до родов. А иногда она еще и возникает на довольно позднем сроке. Вечером я добавлю новые ингредиенты в отвар для Мэйлин, а пока должна сосредоточить внимание на императрице.
– Мой муж – единственный император за всю долгую историю Китая, у которого только одна жена и ни одной наложницы, – говорит она в своей обычной изысканной манере.
Сострадательная раскалывает между зубами дынное семечко, рассматривает его, а затем отправляет в рот.
– До самой его смерти я буду для него единственной женщиной.
Она любит повторять эту историю, и даже я ее слышала уже несколько раз с момента приезда.
– Когда мой муж был мальчиком, его отец содержал тысячи наложниц. Его любимицей была наложница по фамилии Ван. Император Чунхуа потерял всякий интерес к своей жене, императрице У, которая подарила ему сына. А наложница тем временем изо всех сил пыталась забеременеть. – Императрица Чжан понизила голос, рассказывая о том, что мало кому известно за пределами дворца. – Каждый раз, когда наложница Ван слышала, что другая наложница ждет ребенка, она травила ее или тайно поила травами, от которых случается выкидыш. Императрица У поняла, что она и ее сын тоже могут стать мишенью для наложницы, и они скрылись. Их защищали евнухи. Когда император умер, на трон взошел мой муж. Наложница Ван сгинула. Больше о ней никто не слышал…
Хотя эта история об ушедшем поколении, она заставляет нас понять, что императрица Чжан внимательна к дворцовым интригам и не допустит их. Она поворачивает голову, рассматривая присутствующих женщин.
– Мой муж – последователь конфуцианства, буддизма и даосизма. Он верит в праведность и послушание. В честь матери и всего, что она сделала, чтобы защитить его, он подает пример всей стране – не только здесь, во дворце. Вот почему сегодня в Великих покоях нет ни младших жен, ни наложниц.
Возможность наблюдать за родами императрицы, – несомненно, большая честь, даже если я не получу таких наград, как Мэйлин. Так и должно быть. Мэйлин будет принимать активное участие в родах, а мне, и то лишь с согласия императрицы, предстоит сидеть за ширмой и прислушиваться, а вмешаться только при возникновении осложнений. Признаюсь, мне бы хотелось, чтобы императрица Чжан нравилась мне больше. Хотя она умеет выбирать истории и рассказывать их так, что открывается и скрытый смысл, я нахожу ее поверхностной. Она падка на новые вещицы, но радость ее длится недолго. Ей сразу же хочется чего‑то еще, и вот ее на минуту-другую пленяет очередной многоярусный головной убор, усыпанный драгоценностями, статуэтка богини Гуаньинь, вырезанная из слоновой кости, пара мраморных львов в натуральную величину или что‑нибудь не менее экзотическое или бесценное. Она наслаждается изысканными блюдами – свежие продукты привозят во дворец в качестве дани, – но потом ей требуется моя помощь, чтобы справиться с несварением желудка и бессонницей. И все же… Она была и остается женщиной. Она так же, как и Мэйлин, повитуха с большим опытом, нервничает перед рождением первого ребенка, который, как мы все надеемся, станет будущим императором. Я врач, но обе женщины обращаются ко мне скорее за личным опытом, ведь я прошла через роды и успешно произвела на свет трех детей, пусть и девочек, чем за советом, какие травы им следует принимать.
– Доктор Тань.
Я выныриваю из своих размышлений.
– Да, ваше высочество?
– Какие ингредиенты ваша семья кладет в материнский суп? – спрашивает императрица Чжан. За последние недели она много раз спрашивала меня об этом, надеясь, как я полагаю, что я назову какой‑нибудь редкий ингредиент, ради которого придется снаряжать экспедицию.
– Каждый готовит суп по-своему, – отвечаю я. – Некоторые добавляют рисовое вино, чтобы пришло молоко…
– Для этого у нас есть кормилицы, – морщится она.
– Конечно, – соглашаюсь я. – Другие кладут имбирь и арахис, которые
