— И вы сняли одежду с де Гевары и надели ее на Пьянчужку! — невольно воскликнул Бартоломе.
— Да, святой отец, — удивленно произнес старик. — Именно так оно и было. Лопе сказал: «Обманем сеньора! Покажем ему покойника, получим деньги, а того парня продадим пиратам. Таким образом, у нас будет двойная выгода, и грех на душу не возьмем». Мы посовещались и согласились с ним. Потом Лопе взял Пьянчужку за волосы и разбил все лицо об окованный железом край сундука, куда мы его положили. Теперь Пьянчужку и родная мать не узнала бы. Де Гевару мы раздели, связали, заткнули ему рот, так, на всякий случай, он в себя еще не пришел… Его одежду мы натянули на Пьянчужку… Святой отец, я никогда не забуду эту ночь! Представьте себе, в одной каюте лежит покойник, в другой — связанный пленник. Мне казалось, всем вокруг ясно, что на бригантине собрались преступники, словно на мачте был поднят флаг с надписью: «Здесь находятся убийцы!» Мы пугались каждого звука, каждого всплеска воды… Часа через два на бригантину прибыл брат пленника. Лопе показал ему мертвого Пьянчужку. «Хорошо поработали, ребята, — сказал он. — Однако здорово же вы его отделали!» «Мы старались», — усмехнулся Лопе. «Ну-ка, — распорядился де Гевара, — разденьте его!» Мы переглянулись, но подчинились. Второй раз за эту ночь я раздевал труп! Де Гевара бросил нам узел с одеждой и велел надеть ее на покойника. «Теперь, — велел он, — бросьте его в шлюпку и везите обратно на берег». Мы возмутились. Мы сказали, что проще выйти в открытое море, а затем выбросить труп за борт. «Делайте, что вам говорят! — заорал де Гевара. — Ваше дело повиноваться, а не рассуждать». И снова мы перевезли покойника. Опять мои руки прикасались к холодному, мертвому телу… Мы доставили Пьянчужку туда же, где нашли его. Потом де Гевара велел нам троим, мне, Санчо и Педро, отправляться назад на бригантину и сидеть тихо, а Лопе, как самого сообразительного, послал в таверну, наказав ему объявить, что он нашел утопленника, и поднять тревогу. Судя по всему, Лопе справился с поручением, как надо… А утром мы собрали остальных наших товарищей-моряков и подняли паруса. Признаюсь, никогда я так не радовался, когда родной город исчез из вида… Но долго еще мне снились выныривающие из воды покойники. Лопе, Санчо и Педро, я думаю, чувствовали себя не лучше… Так мы и называли эту ночь — Ночь трупа, или Ночь-с-трупом. Педро и Санчо в этом же году расплатились за содеянное: оба умерли от кровавого поноса. Лопе Длинный переселился в Валенсию, от греха подальше… Здесь остался лишь я… вместе с угрызениями совести… Хорошо это или плохо, только в городе и в самом деле поверили, что один из братьев де Гевара утонул. Виновника не нашли, а может, и не искали… В общем, никто не мешал мне жить, кроме собственной совести…
— Что же вы сделали с пленником? — спросил Бартоломе, хотя хорошо знал ответ.
— Мы продали его мавританскому торговцу, который направлялся в Алжир. Бедняжка! Может быть, ему лучше было бы умереть! А я… Я, как мог, старался загладить свою вину и жить честно! Я никого не убивал, святой отец, не убивал! И, если не считать зуботычин, которыми я иногда награждал своих матросов, я никогда больше не подымал руки на человека! Могу ли я надеяться на прощение, святой отец?
— Не волнуйся, — попытался успокоить Бартоломе умирающего. — Знаешь, все обошлось… Пленник алжирцев жив и здоров, он возвратился на родину… Виновного вот-вот настигнет суровая казнь… Уже настигла.
Однако слова инквизитора неожиданно произвели на старика совершенно иное впечатление.
— Настигла! Настигла расплата! — прошептал он. — Божий суд справедлив! И я тоже должен был расплатиться за свой грех! Уже заплатил… А может, то, что я переживаю сейчас не идет ни в какое сравнение с тем, что ждет меня на том свете…
— Говорю тебе, все обошлось! — Бартоломе даже рассердился. — Человеческую душу ты не загубил! Грех твой, конечно, тяжел, но ничего непоправимого не произошло!
— Слава Богу! — вздохнул старик.
Он ненадолго замолчал и вдруг с тревогой спросил:
— Откуда вы знаете? Вы меня обманываете! Вы, наверно, просто хотите меня утешить!
— Неужели ты думаешь, что в такой момент я мог бы сказать тебе неправду?
— Он жив? Это действительно так?
— Он жив, Алонсо. Он много выстрадал, это правда, но он жив! И он свободен!
— Слава Богу! — повторил старик.
— Отпускаю тебе грехи твои, сын мой, — торжественно произнес Бартоломе. — In nomine patris et filii et spiritus sancti. Amen[27].
Старый моряк слабо улыбнулся.
— Теперь я умру спокойно, — сказал он.
* * *
Дон Лоренсо де Гевара проснулся задолго до рассвета. Было темно и тихо, только в углу камеры негромко скреблась мышь.
Де Гевара знал: это было последнее утро в его жизни. Он поразился, как он вообще мог заснуть, точнее, ненадолго задремать, в такую ночь. Вероятно, сказались усталость и слабость. Ему оставалось жить еще часа два-три, не более. Скоро за ним придут. И он совершит на виду у толпы свой последний путь, последний путь от тюрьмы, через главную площадь, до кемадеро.
Сперва он думал покаяться, примириться с церковью и тем самым сохранить себе жизнь, но, поразмыслив, понял: он только приготовит себе еще худшую участь; костер заменят пожизненным заключением. Вместо часа мучений он обречет себя на годы, если не на десятилетия, непрерывных страданий. Вместо того чтобы сгореть, он сгниет заживо, и тюремные крысы будут обгладывать его пятки. Нет, это не для него!
Слабый луч света проник в забранное решеткой оконце под потолком. Рассветало. Значит, час близок.
Если бы де Гевара мог обернуться птицей, он проскользнул бы меж толстых прутьев решетки. Если бы он мог превратиться в мышку, он протиснулся бы в щель под дверью. Если бы он мог стать львом, он растерзал бы гнусных монахов и стражей, которые вот-вот придут за ним. Но он не мог ни того, ни другого, ни третьего. Почему? Ведь великие колдуны, он об этом слышал, могли принимать облик и зверя, и птицы. Но ни разу не удалось ему ничего подобного. Наверное, ему недоставало для этого знаний. О, как много он познал и постиг, но, видимо, не все, не все…
Он с детства стремился к знанию. Он чувствовал, что умнее, одареннее своих сверстников. Но судьба была несправедлива к нему. Он был вторым, младшим сыном. А первым, наследником, был Фернандо. Глупый Фернандо! Фернандо, который не умел ничего, кроме как объезжать лошадей и натаскивать собак! Он даже читать и писать, как следует, не выучился! На что он истратил бы и без того скромные сбережения родителей? На гончих собак? Или спустил бы в карты? А Лоренсо деньги открыли бы дорогу к знанию. Нет, не к тому знанию, которым кичатся магистры и лиценциаты, выучившиеся только сыпать цитатами из Священного писания. Нет, де Гевара стремился к знанию, которое могло дать власть и могущество, к знанию, которое возвысило бы его над другими людьми. Он хотел держать в своих руках нити жизни и смерти!
Для начала ему нужны были деньги. Деньги, которые пошли бы на покупку инструментов и книг. И Лорен-со исправил ошибку судьбы, отделавшись от глупого, никчемного Фернандо. Удачная женитьба довершила остальное. Брак между доном Фернандо и доньей Анной был делом решенным. Стоило ли объявлять о смерти Фернандо? Проще было самому стать им. И дон Лоренсо стал доном Фернандо. Однако он думал, что брат действительно умер. Он хотел, чтобы брат умер. Но настоящий Фернандо вернулся с того света… Впрочем, он появился даже вовремя… Лоренсо научился управлять судьбой, он научился использовать во благо себе даже крайне неблагоприятные обстоятельства.
Две страсти сжигали де Гевару: злоба и стремление к власти. Он ненавидел этот мир, с рождения встретивший его, как своего врага. Он ненавидел глупцов, окружавших его, тупиц, только и умевших что бормотать заученные молитвы.
Он вступил на путь знания. Почему же посреди дороги земля вдруг разверзлась у его ног и он провалился в мрачное, темное подземелье? Только потому, что его предали. Предал, как он считал, гнусный, безмозглый старикашка. О, в этом мире никому нельзя доверять!
Одно утешало де Гевару: его смерть не останется не отомщенной. Он убил почти всех своих врагов. Правда, первым он хотел уничтожить доносчика, вернее, доносчицу… Он не успел. Он не сразу догадался, что это была его жена. Ну, ничего, он отомстит ей даже из-за гробовой доски, достанет с того света! Донья Анна долго не проживет! Ничто в этом мире не должно оставаться безнаказанным! Ничто, кроме власти, знания и могущества! Он обладал знаниями, значит, властью, значит, был никому не подсуден. Но с высоты своего знания он имел право судить своих врагов. Он имел право уничтожать тех мелких, жалких, трусливых людишек, что ползали у его ног. Он те только мог вызывать демонов, он сам мог стать демоном. Он мог стать посланцем ада, он имел власть над жизнью и смертью, он мог губить, кого захочет, губить как тело, так и душу! Он наслаждался страхом, который внушал своим жертвам. Он держал в страхе весь город. Он был властелином этого города! И вот, надо же!..
