– Жалко человека. Впусти. Куда он пойдет, время к ночи.
Старик отодвинул засов, отворил дверь и впустил Рахмиэла.
Немолодая хозяйка подала Рахмиэлу стул, разожгла каганец и начала что-то стряпать. Хозяин, коренастый крепкий старик, подсел к Рахмиэлу. Лицо его сразу бросалось в глаза: нависшие над серыми глазами мохнатые брови, длинная борода, седые волосы.
Старик стал расспрашивать Рахмиэла, откуда он, где успел побывать, что нового.
– Что я могу сказать? – уклонился от ответа Рахмиэл. – Я и сам бы рад узнать от кого-нибудь, что творится на белом свете.
– Мы тоже мало знаем, – осторожно сказал хозяин. – Вот нынче весь день слышалась перестрелка. Сильная. А кто с кем воевал – кто их знает? Может, красные пришли?
– Красные? – сразу оживился Рахмиэл. – А разве они близко?
– Один бог знает, – вмешалась в разговор хозяйка, – как мы их ждем: у нас два сына…
Старик сердитым взглядом оборвал ее излияния: разболталась, мол, неизвестно перед кем.
– Кто же, кроме красных, может драться с белогвардейцами? – заметил Рахмиэл, а сам подумал: может, здесь действует какой-нибудь партизанский отряд?
– Часто у вас такая пальба поблизости или только сегодня? – спросил он хозяина.
– Часто не часто, а уже второй раз слыхать… – ответил старик.
– Ну, а в окрестных деревнях как? Спокойно?
– Чего не знаю, того не скажу, – пожал плечами хозяин.
– В вашей деревне, видно, белогвардейцев порядочно, – не унимался Рахмиэл.
– Я их не считал, – сухо ответил хозяин. – Они стоят в богатых домах. Вот у Тарантая, хозяина вальцовой мельницы, их штаб. Там весь двор опутан, как паутиной, колючей проволокой.
– Вот бы мне устроиться работать на мельнице. Я ведь разбираюсь в разных механизмах. Но раз там белые, меня и на порог, наверно, не пустят, – сказал Рахмиэл. – Далеко она, эта мельница?
– Посреди деревни, – откликнулась хозяйка, – недалеко от церкви. Да вы сразу ее найдете – там еще в палисаднике большой красный бак стоит, – говорят, туда нефть сливают.
Рахмиэл хотя и устал за день, но долго не ложился спать – беседовал с хозяином. Только после полуночи прилег вздремнуть, но вскоре его разбудила пальба, снова возникшая неподалеку от деревни. Когда пальба утихла, Рахмиэл развязал дорожный мешок, наскоро перекусил, попрощался с хозяевами и пошел, стараясь запомнить дорогу к мельнице и к дворам побогаче, где могли квартировать белые. Долго мозолить глаза жителям деревни он боялся и решил засветло отправиться в ту деревню, где разведчики должны были встретиться после выполнения своих заданий.
Не успел он пройти и несколько верст, как неподалеку от дороги увидел подводу и возле нее трупы двух лошадей. Немного в стороне, не подавая признаков жизни, лежал человек в крестьянской свитке, из-под которой виднелась залитая кровью рубаха. Глаза его были закрыты, и с первого взгляда трудно было определить, убит он или тяжело ранен.
Рахмиэл решил было, что это крестьянин, хозяин подводы, но, увидев рядом с ним винтовку и пустые гильзы, подумал: тут шел жаркий бой, этот человек не из беляков, это наш человек.
Видя, что человек в крестьянской одежде по-прежнему не подает признаков жизни, он подошел к телеге. Порывшись, обнаружил мешки с сухарями и крупой и несколько ящиков с патронами.
«Вот бы переправить все это добро в наш отряд! – подумал он. – Неплохо бы, да как это сделать? Разве что взять, сколько можно унести, да сходить за остальными разведчиками?»
Но он тут же отбросил этот план: пока он доберется до места встречи и приведет подмогу, все это разберут проезжие и прохожие.
«Надо придумать что-либо другое», – решил он и, оглядевшись по сторонам, увидел неподалеку небольшую балку, на дне которой рос густой кустарник. Туда-то и решил Рахмиэл временно перенести весь груз.
Раненый пришел в себя и открыл глаза. Увидев возле подводы незнакомого человека, по его виду (крестьянское усталое лицо, рваная куртка, стоптанные сапоги) понял, что перед ним не белогвардеец и что опасность ему не угрожает. Слабым голосом раненый окликнул Рахмиэла:
– Эй ты кто такой будешь?
– А ты кто? – вздрогнув от неожиданности, обернулся Рахмиэл, но, увидев, что казавшийся мертвым человек лежит с открытыми глазами, прибавил:
– Ты что, притворился мертвым, что ли? Кто тебя ранил?…
Не успел он договорить, как подъехали два вооруженных всадника. Они спрыгнули с лошадей, подошли к раненому и уложили его на подводу.
– Ты кто такой? – обратился к Рахмиэлу один из них, высокий, с длинной шеей и узким, худым лицом.
– Да вот, проходил мимо и вижу… – растерянно пробормотал Рахмиэл.
– Ну и что же ты увидел? – спросил всадник, подходя к Рахмиэлу.
– Да вот это… – указал Рахмиэл на подводу.
– Учуял-таки! – насмешливо сказал второй конник с несоразмерно маленькой головой на широких плечах.
– Что вы! Мне просто захотелось посмотреть, что на подводе, – стал оправдываться Рахмиэл.
– Мы за это добро кровь проливали, – внушительно сказал первый конник.
Всадники впрягли своих лошадей в подводу, и невысокий приказал Рахмиэлу:
– Садись, поедешь с нами.
– Куда? – спросил Рахмиэл.
– Там увидишь. Садись, тебе говорят.
Рахмиэла порядком-таки растрясло на подводе, долго ехавшей прямиком через балки и овраги; наконец они остановились возле пещеры, служившей, как видно, пристанищем отряда, к которому принадлежали и эти два конника. Сдав раненого, высокий боец отправился к командиру, приказав Рахмиэлу следовать за собой.
– Где вы его задержали? – спросил командир.
– Около подводы, которую мы сегодня отбили у врага.
– Документы есть? – спросил у Рахмиэла командир.
– Откуда им быть? – пожал плечами Рахмиэл. – Я батрак. Никаких документов у нас не выдают.
– Откуда и куда идешь? – расспрашивал командир.
– Иду со стороны Дурдубы, Яниселя.
– Как же, знаю эти деревни, бывал там, – сказал командир, пристально разглядывая Рахмиэла. – Ну, а точнее – ты из какой деревни?
– Из Садаева.
– Из Садаева! Из еврейской колонии? Фамилия?
– Донда.
– Донда? А Давида Кабо знаешь?
– Знаю. А вы откуда его знаете?
– Я-то его хорошо знаю. Где он теперь?
– Да в этих местах, неподалеку.
– Неподалеку? Правда? – оживился командир. – Передайте ему, да поскорей, что здесь его ждет Сокира… Запомнишь место, где мы находимся? Впрочем, для верности я пошлю с тобой своего человека.
– Кабо – мой родственник, – обрадованно сказал Рахмиэл, услышав фамилию собеседника. – Он и сам вас ищет.
Вскоре Рахмиэл вместе с посланным Сокирой бойцом ехал к Давиду, прихватив по пути остальных разведчиков.
17
Отряд Давида Кабо с каждым днем становился многочисленнее и сильнее. После встречи Давида с Сокирой оба отряда провели ряд совместных операций, а когда Красная Армия подошла ближе, к ним присоединились и другие мелкие отряды, действовавшие в этом районе. Общими усилиями партизанам удавалось отрезать дорогу отступающим частям белогвардейцев, сея в их рядах страх и смятение.
В одной из стычек был тяжело ранен Айзик Прицкер. Он потерял много крови и обессилел. На руках его отнесли в обоз и уложили на одну из подвод. Боясь отстать от своих, он долго ехал в обозе, надеясь добраться с отрядом до родных мест и хоть одним глазом взглянуть на Нехаму. Но вот ранили и Гдалыо Рейчука, и тогда его вместе с Айзиком отправили домой. Теперь Айзик жил у Гдальи, но ему не терпелось повидаться с Кейлой и Нехамой, узнать, что произошло с ними в его отсутствие.
Но как это устроить? Красноармейские части прошли стороной, и потому Гдалья с Айзиком нигде не показывались – в любой день в Садаево могли ворваться отступающие отряды белогвардейцев.
Гинда рассказала Айзику: Кейла до сих пор живет у Танхума; Нехама родила мальчика, уже состоялся обряд обрезания; на пиру, устроенном по этому случаю, Танхум чуть не убил Двойру за то, что она сболтнула, будто бы не он отец ребенка.
– Говорят, Танхум совсем спятил, – добавила Гинда напоследок.
Услышанное очень взволновало Айзика. «Надо скорее увидеться с Нехамой, – думал он. – Может, позвать Кейлу и с ней обо всем договориться?»
– Зайдите, пожалуйста, к Танхуму, скажите тете Кейле, что я приехал, – попросил он Гинду.
– Не пойду. Не могу я туда идти, – наотрез отказалась Гинда.
– Но почему?
– Говорю тебе, не могу, – значит, не могу, – твердила Гинда. – Я ему такое сказала, что он меня век помнить будет!
– Но что именно?
– Долго рассказывать… Мои слова попали, кажется, ему прямехонько в сердце.
– Зачем тебе это нужно было? – разозлился Гдалья.
– Зачем? Пусть знает, как сердце рвется от боли на части! Если бы ты видел, как он подпрыгнул, когда в синагоге благословляли нового царя Деникина.
– Черт бы его побрал вместе с его черной душонкой! – не выдержав, выругался Гдалья.
