возразить Ман.
– Хотя увял он от нехватки живительной влаги, что дарует ему силы, – продолжала Саида-бай, слегка склоняя голову набок и изящным движением руки накидывая сари на волосы, – именно этот до боли знакомый жест заставлял сердце Мана неистово колотиться с того самого дня, когда он впервые увидел ее в Прем-Нивасе.
– Бегум-сахиба, клянусь…
– Ах, – сказала Саида-бай, обращаясь к попугаю, – почему тебя не было так долго? Даже одна неделя стала для меня невыносимой мукой. Чем помогут твои клятвы цветку, что сохнет в пустыне под палящими лучами солнца? – Внезапно эта метафора ей надоела, и она сказала: – У нас в самом деле стоит жара. Попрошу принести тебе шербета. – Она встала, вышла в галерею, перегнулась через перила и хлопнула в ладоши: – Биббо!
– Да, бегум-сахиба?
– Принеси нам обоим миндального шербета. И непременно добавь в стакан Дага-сахиба немного шафрана: паломничество в Рудхию так его измотало! И кстати, ты посмуглел…
– Меня измотала не поездка, а разлука с тобой, Саида-бай… – сказал Ман. – Жестоко с твоей стороны упрекать меня в долгой отлучке, ведь ты сама отправила меня в деревню! Что может быть несправедливей?
– Если бы Небеса продлили наше расставание, – тихо ответила Саида-бай. – Вот что.
Поскольку в своем письме Ману, пусть сколь угодно нежному и полному любви, она настоятельно просила его подольше побыть в Рудхии, ее последние слова не могли показаться ему логичными.
Однако Мана удовлетворил ее ответ – не просто удовлетворил, а восхитил. Саида-бай фактически призналась, что все это время мечтала поскорей заключить его в объятья! Он едва заметно кивнул на дверь спальни, но его возлюбленная в этот миг смотрела на попугая.
12.16
– Сперва шербет, потом беседа и музыка – а дальше проверим, подействовал ли шафран, – дразнила его Саида-бай. – Или нам не обойтись без виски, что торчит у моего господина из кармана?
Попугай посмотрел на гостя. Увиденное ему явно не понравилось. Когда вошла Биббо с напитками, он крикнул:
– Биббо!
Во властном голосе попугая звенели металлические нотки. Биббо бросила на него раздраженный взгляд. Ман это заметил; его тоже несказанно раздражала эта глупая птица, и они с Биббо понимающе переглянулись, причем горничная – известная кокетка и озорница – далеко не сразу отпустила взгляд Мана.
Саиде-бай было не смешно.
– А ну прекрати, плутовка! – рявкнула она.
– Что прекратить, Саида-бегум? – с невинным видом переспросила Биббо.
– Вот нахалка! А то я не видела, как ты строишь глазки Дагу-сахибу! Живо на кухню и носу оттуда не показывай!
– Соучастник повешен, а главный преступник гуляет на свободе, – сказала Биббо и, оставив поднос на полу рядом с Маном, собралась уходить.
– Бесстыдница! – воскликнула Саида-бай. Потом, обдумав слова горничной, она напустилась на Мана: – Даг-сахиб, если пчела предпочитает раскрывшемуся тюльпану крепкий бутон…
– Саида-бай, ты нарочно передергиваешь, – расстроенно проговорил Ман. – Каждое мое слово, каждый взгляд…
Саида-бай не хотела его расстраивать.
– Пей шербет, – посоветовала она ему. – Я не мозги хочу тебе разгорячить.
Ман пригубил восхитительно вкусный напиток и вдруг поморщился, словно выпил что-то горькое.
– В чем дело? – озабоченно спросила Саида-бай.
– Чего-то не хватает, – сказал Ман, как будто имея в виду питье.
– Чего? Ах эта Биббо! Наверное, забыла добавить меда в твой стакан?..
Ман помотал головой и нахмурился.
– О, я понял! – наконец произнес он.
– Быть может, Даг-сахиб нас просветит?
– Не хватает музыки!
Саида-бай позволила себе улыбнуться:
– Хорошо. Подай-ка мне фисгармонию. Я сегодня ужасно устала – такое чувство, будто четыре дня моего цветенья уже на исходе…
Она не стала, как обычно, спрашивать Мана, что он хочет послушать, а выбрала газель сама и ласково опустила пальцы на клавиши фисгармонии. Через некоторое время Саида-бай запела, но тут ей пришла в голову какая-то мысль, и она замолчала.
– Даг-сахиб, скажи мне… Одинокая женщина – какое место она может найти себе в нашем неласковом мире?
– Конечно, ее должен кто-то защищать, – решительно заявил Ман.
– Но ведь всех проблем простым поклонникам не решить! Да и сами поклонники подчас становятся проблемой. – Она грустно засмеялась. – Кров, налоги, хлеб насущный, бессчетные заботы: у этого музыканта рука отнялась, у того заминдара отобрали землю, этому надо ехать на свадьбу, тот боится, что больше не сможет быть щедр, как прежде, а кое-кому нужно дать образование, приданое, найти подходящего жениха… И так без конца. Без конца.
– Ты имеешь в виду Тасним?
– Да. Да. Кто мог подумать, что к ней начнут наведываться ухажеры? Прямо сюда, в этот дом. Да, представь себе! И именно я, ее сестра и опекунша, должна устроить ее жизнь. Вот Исхак, например, – он теперь ученик устада Маджида Хана и головой витает в облаках, хотя голос его по-прежнему обретается на земле, – он постоянно сюда приходит, якобы проведать меня, но на самом деле ему нужна она. Я забрала попугая в свою комнату. Однако Исхак все равно находит поводы для визитов. Вообще-то он славный человек, но у него нет будущего. Руки ему отказали, а поет он неумело. Даже Мийя Миттху поет лучше! Да что там, жалкая майна [87] моей матушки…
– Есть и другие ухажеры? – спросил Ман.
– А то ты не знаешь! – досадливо ответила Саида-бай.
– Нет, Саида-бай, я к ней равнодушен, честное слово…
– Да не ты, не ты. Твой друг, социалист, задумавший переделать порядки в университете, чтобы занять свое место под солнцем.
Фироз под это описание явно не подходил. Ман растерялся.
– Ну да, наш юный мауляви, учитель арабского. Тот, чьим гостеприимством вы злоупотребили, чьи заветы впитывали как губка, чьим обществом наслаждались все последние недели. Не надо пудрить мне мозги и строить из себя невинную овечку, Даг-сахиб. В этих стенах на вашу невинность никто не купится, ищите покупателей в другом месте.
Ман искренне недоумевал. Рашид ухаживает за Тасним? В голове не укладывается!
Саида-бай продолжала:
– Да-да, это правда! Сей благочестивый юноша, не пожелавший прийти на мой зов, дабы не прерывать чтение священной книги, почему-то вбил себе в голову, что моя сестра в него влюблена, просто обезумела от любви, и потому он считает своим долгом на ней жениться. Коварный и опасный волк – вот он кто.
– Честное слово, Саида-бай, это для меня новости. Я его две недели не видел… – сказал Ман.
Он заметил, как покраснела ее бледная шея.
– Что ж, неудивительно! Как раз две недели назад он и вернулся в Брахмпур! Ты должен был вернуться с ним, а утверждаешь, что приехал недавно!
– Недавно? – воскликнул Ман. – Да я едва успел умыться!..
– Хочешь сказать, он тебе и словом об этом не обмолвился? Очень странно. Маловероятно.
– Ничего он мне не