роды проходят быстро. Нельзя сказать, что я не испытываю боли, но она вполне терпима. Мы соблюдаем все правила, кроме двух. Во-первых, я настаиваю, чтобы госпожа Чжао и Маковка оставались со мной в комнате. Во-вторых, когда ребенок появляется на свет, госпожа Чжао быстро объявляет: «Это мальчик».
У меня наворачиваются слезы счастья. Я выполнила свой главный женский долг – родила сына, который будет заботиться о предках семьи Ян через подношения и молитвы. Маковка кладет мне на руки младенца, вымытого и завернутого в пеленки. У него густые черные волосики. Губки розовые и идеальные по форме. Я откидываю одеяло, чтобы пересчитать пальчики на руках и ногах. Десять и десять. Я считаю три его драгоценности. Всё на месте.
– Я не могу дать ему официальное имя, – говорю я, глядя на госпожу Чжао и Маковку. – Пока что мы будем называть его Лянем.
И вдруг я становлюсь не столько утонченной женщиной, сколько крестьянкой, которая рожает ребенка, а на следующий день возвращается в поле, потому что императрица Чжан призывает меня в Великие покои – период ее заключения в спальне завершен.
– Поздравляю с рождением сына, – говорит императрица при виде меня.
Вдова Бао и госпожа Лю разделяют эти чувства и дарят мне большие и маленькие подарки: что‑то для ребенка, а что‑то для меня.
– Я тронута, спасибо, – отвечаю я, но мне больно, и я чувствую, как кровь просачивается в валик ткани, просунутый между ног.
– Вы были хорошей компаньонкой, – продолжает императрица, – и рождение будущего императора прошло как по маслу. Во всяком случае, настолько, насколько можно было ожидать. – Она радостно смеется, и придворные дамы присоединяются к ней. – Хотя мне было бы приятно видеть вас в своем кругу, я разрешаю вам вернуться в Уси.
– Конечно, никто не назовет подарком то, что женщине предстоит первый месяц провести на Великом канале. – Это говорит вдова Бао. Только ей по возрасту и статусу позволено высказать что‑либо подобное в присутствии императрицы.
Да, женщине не подобает в течение первого месяца покидать пределы спальни, но если я могу навестить императрицу на следующий день после родов, то уж точно сумею позаботиться о себе где угодно, в том числе и на борту лодки на Великом канале. Я вернусь домой и лично сообщу мужу о рождении нашего сына даже быстрее, чем если бы мне вздумалось отправить весточку из столицы. Я сажусь. Кровь продолжает сочиться, и я чувствую легкое головокружение.
– Императрица, вы сегодня прекрасно выглядите, – произношу я. – Могу я померить ваш пульс? Вы пьете чай, который я приготовила?
Следующие несколько дней будут сложными, так как мы планируем путешествие домой. Маковка начинает собирать вещи, а я выполняю свои обязанности перед императрицей. Линь Та назначает кормилицу, чтобы мой сын не голодал днем, а я прикладываю его к груди ночью, когда возвращаюсь в свою комнату. Лянь сосет молоко, и мой детский дворец сжимается и принимает прежнюю форму. Мне эти ощущения кажутся более болезненным, чем родовые схватки, и они точно хуже того, что я чувствовала после рождения дочерей. Грудь болит от обилия молока, но я не сдаюсь. И, сколько бы внимания ни старалась я уделить сыну, мои мысли заняты подругой.
– Я бы хотела увидеть твоего ребенка, – просит Мэйлин. Она вполне пришла в себя и понимает, что ребенок покинул мое тело. – Это сын?
– Да, принесу его в следующий раз, – отвечаю я.
– Я не причиню ему вреда, если ты этого опасаешься.
– Конечно, нет, но подожди денек.
Меня тревожит, что, взяв на руки младенца, она испытает как физическую, так и непереносимую душевную боль.
– Я понимаю.
Через мгновение Мэйлин продолжает:
– Я думала, что ты, когда присоединишься ко мне в Пекине, наконец увидишь во мне достойного человека, но теперь понимаю, что этого никогда не случится. – Она делает паузу. – Ты была жемчужиной в ладони своей семьи. А я всего лишь камешек, который обтесали и отшлифовали, чтобы придать ему внешний лоск, а внутри у меня просто грязь.
– Мэйлин…
– Нет, послушай. Ты прожила жизнь в чистоте и была вознаграждена за это детьми. Я же дотрагивалась до мертвых тел. Я так загрязнена, что ни один младенец не сможет достойно вырасти в моем детском дворце или найти убежище в моих объятиях! А может, моя печальная судьба – наказание за грехи, совершенные в прошлой жизни. В любом случае разве ты – добрая мать – позволишь мне прикоснуться к твоему сыну? Конечно нет.
– Ничего ты не загрязнена. Это моя вина. Я что‑то упустила…
Она перебивает меня:
– Ты когда‑нибудь жалела, что твоя бабушка и моя мама свели нас вместе?
Я беру ее за руку – за ту самую, которая хватала меня, когда Мэйлин умоляла дать ей умереть.
– Никогда. А теперь постарайся заснуть. Ты должна окрепнуть настолько, насколько сможешь. Через три дня мы покинем это место. Мы отправимся домой.
Она плачет и дрожит.
– Что, если Кайлу не примет меня обратно?
Я приглаживаю волосы у нее на лбу, а затем кладу туда ладонь. Мэйлин все еще горяча от жара, с которым мне предстоит побороться.
– Не сомневайся ни на минуту, он будет рад видеть тебя дома.
– Я…
– Я могу только позавидовать вашей крепкой семье. Он любит тебя сердцем, а не из чувства долга.
Мэйлин судорожно всхлипывает, как ребенок, который слишком долго плакал, но слез нет.
В нашу последнюю ночь в Пекине повитуха Цюань приходит проведать Мэйлин и говорит, что та может перейти на обычную прокладку, которую мы используем для лунных вод. Я кормлю Мэйлин с ложечки супом из маринованных побегов бамбука, куриной кожи и фиников, зная, что эти продукты дадут нужное тепло и окажут лечебное воздействие. Маковка тихонько собирает последние вещи. Она выглядит подавленной, а мне‑то казалось, что ей не терпится вернуться домой! В последнее время я была слишком занята ранами Мэйлин и рождением Ляня, чтобы уделять достаточно внимания служанке. Я обещаю себе, что проведу с ней немного времени во время путешествия и спрошу, как она себя чувствует.
Утром Линь Та сопровождает наши паланкины и повозки, запряженные ослами, к причалу, где все эти месяцы нас ждала лодка с гребцами и охраной. Маковка несет моего сына. Вот мы на месте. Охранники помогают госпоже Чжао и Мэйлин подняться на борт. Женщина-рулевая сопровождает нас в каюту, которую нам предстоит снова делить. Увидев знакомые лица, я испытываю тихую радость. Мы возвращаемся домой.
Я стою рядом с евнухом и наблюдаю, как грузят императорские дары – единолично полученные мной награды, плата
