Он пожал руку находчивому полицаю. То же самое сделал и унтер-офицер, вошедший вместе с ним в избу.
— П-пожалуйста, господа, с-садитесь, — оправившись от потрясения, засуетился Васька. — Ч-чем б-богаты, так сказать…
Немцы расположились за столом после того, как Петро убрал с него объедки. Обер-лейтенант налил всем шнапса. Носов схватил дрожащей рукой стакан и воскликнул:
— В-ваше здоровье, г-господа!
Обер-лейтенант укоризненно покачал головой:
— Найн, найн, — сказал он. — Не за наше здоровье этот тост, а за здоровье именинника!
Они выпили.
— Хорошая вещь, — поморщился Васька и вытер рот тыльной стороной ладони. — Только супротив водки или самогона…
— Вам не нравится немецкая водка? — вскинул брови гестаповец.
— Нравится, — солгал Носов. — Только вот она как вино по сравнению с русской!
— Тогда выпьем еще, — опираясь локтем о край стола, обер-лейтенант приказал унтер-офицеру: — Наполните всем стаканы, Шульц.
Они снова выпили и закусили квашеной капустой.
— Вижу, настроение у вас паршивое, господа, — сказал Ганс Курт, закуривая. — Пьете много, а закусываете… — он ткнул пальцем в миску с капустой: — Как русские говорят — чем бог послал?
— Так ведь не до жиру, — угодливо гоготнул Петро. — Сельчане нынче не шибко богато живут. Все для армии рейха у них реквизировано.
— Пусть не богато, но и не бедствуют, — уточнил обер-лейтенант. — И партизаны в ваш поселок почему-то не заглядывают. Может, вы успели записаться в их отряд?
Обоих немцев рассмешили вытянувшиеся лица полицаев. В голове Васьки росла какая-то смутная уверенность, что гестаповцы здесь вовсе не случайно.
Унтер-офицер снова наполнил стаканы шнапсом, все чокнулись. Ваське становилось все хуже и хуже.
— Я слышал, вы тяжело больны? — обратился к нему обер-лейтенант Курт. — А теперь вижу ваше плачевное состояние собственными глазами.
— Со мной все в порядке, — пробубнил Васька.
— Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли. — Уже достаточно захмелевший обер-лейтенант налил себе и поставил бутылку перед Носовым. — Русским нас не победить никогда… А их успехи на фронте — явление временное и непостоянное!
За разговорами выпили еще. А когда Назаров взял бутылку, намереваясь наполнить стаканы снова, обер-лейтенант вдруг сменил тон и указал ему на дверь.
— Шульц, — обратился он также к унтер-офицеру, — сходите в машину и принесите тушенку, рыбные консервы и еще бутылочку шнапса. Можете не спешить и покурить минут тридцать, я разрешаю.
Как только полицай и унтер-офицер вышли из избы, Ганс Курт закурил и, вдруг сделавшись трезвым, мечтательно посмотрел на дым, поднимавшийся к потолку от его сигареты.
— Я хочу поговорить с тобой, Ефрем, — сказал он, не глядя на Носова. — И хочу, чтобы ты был со мной предельно откровенен.
Васька весь сжался и поник: он знал методы гестаповцев.
— Что вы от меня хотите, господин обер-лейтенант? — выдавил он, внутренне настраиваясь на самое страшное.
— Хочу знать, для чего к тебе приезжал Георгий Устюгов, — спросил Курт, бросая окурок на пол и наступая на него каблуком.
— Можно подумать, что вы не знаете, — усмехнулся Носов. — Поди, из вашего особняка этот господин…
— Что ж, буду откровенен, — холодно улыбнулся обер-лейтенант. — Этот человек приехал из Берлина. Вся беда в том, что он прибыл в Брянск по важному делу, о котором очень хотелось бы знать как лично мне, так и моему шефу.
— А почему вы решили, что о цели его приезда знаю я? — нахмурился Васька. — Видел я его впервые и… он почему-то не доложил мне, чего собственно от меня хочет.
— Так уж и «не доложил»? — усомнился Курт. — А нам вот известно, что прибыл он в Брянск именно к тебе, господин Родионов! Очень интересно, что может связывать большого чиновника из Берлина с таким человеком, как ты?
Глядя на гестаповца, Васька начинал ощущать, как над ним сгущаются тучи. Этот обер-лейтенант или проверяет его на вшивость по приказу Жорика, или действительно не знает о цели приезда чертова господина Устюгова. Теперь вопрос встал ребром: или он пересказывает свой разговор с Устюговым, или молчит, что бы ни случилось! Гестаповцы не смогут именно сейчас причинить ему ничего плохого, так как Жорик — явно птица высокого полета и не позволит…
— Ну?! — голос обер-лейтенанта грянул как гром среди ясного неба. — Тебя что-то смущает, господин Родионов?
— Меня смущает все, — ответил Васька. — Этот Устюгов, как и вы сейчас, заявился вроде как гостем. Я понял одно: он чего-то хочет от меня, а конкретно так и не сказал. Мутил воду какими-то намеками.
— А я не понимаю тебя, мразь, — процедил сквозь зубы гестаповец. — Я не понимаю, почему ты пытаешься меня обмануть? Сделав дело, Устюгов уедет, а ты ведь останешься. Очень рекомендую подумать над моими словами.
— С чего вы взяли, что я вас обманываю, господин обер-лейтенант? — Носов покраснел и сдавил ладонями виски. — Не верите мне, вон у Назарова поинтересуйтесь. Хотя нет, при нашем разговоре Устюгов выпер его из избы.
Гестаповец вдруг расцвел доброжелательной улыбкой и заявил:
— Теперь я вижу, что на тебя можно положиться, господин Родионов! Как ты правильно понял, это была всего лишь проверка. Сам должен понимать, что личность господина Устюгова очень важная и влиятельная, и я должен был убедиться, что в поселке Большой Ручей ему ничего не угрожает!
— Да я понял, что Вы шуткуете, — очередной раз солгал Васька, принимая новые правила игры. — Дураку понятно, что важный господин из Берлина не может не ставить гестапо в известность о своих планах и намерениях.
— Раз ты все понял, значит, забыли этот разговор, — сощурил хитро глаза гестаповец. — Если скажешь о нашей встрече Устюгову хоть слово… — он выразительно ткнул пальцем в кобуру.
— Да нет, что вы! — воскликнул Носов, приложив к груди правую руку. — Если этот, гм-м-м… Устюгов посвятит меня в свои планы, то я найду способ тайно связаться с вами.
* * *
В сарайчике было тесно, как в клетке. Степан Калачев и Яшка-хромой с вещмешками и оружием помещались в нем с трудом. А Свириду Королеву и вовсе приходилось ютиться у самой двери, и ноги его почти торчали наружу.
— Ничего, не сломаешься, — твердил Степан. — Бывает и хуже.
— Вы как хотите, а я на ночлег в баню ходить буду, — сказал Яшка. — Там тоже не хоромы, но все просторнее, чем здесь.
С ним согласился Королев:
— Я тоже с тобой в баню пойду.
— Э-э-э, нет, не пойдет такой расклад, — запротестовал Степан. — А за домом Носова кто смотреть будет? Как стемнеет, подберем место, откуда дом виднее, там и будем вести наблюдение поочередно.
В сарай зашел хозяин Матвей Бортко.
— Как вы тут? — спросил он, останавливаясь у порога и разглядывая «постояльцев».
— Как килька в банке, — ответил Яшка, ухмыляясь. — Чего сарай такой крохотный построил?
— А я его не для проживания делал, — ответил Матвей. — Пока вы не заселились, я в нем садово-огородный инвентарь хранил.
— Слышь, хозяин, опасно у тебя околачиваться, — признал Степан. — Да и дом Васьки плохо виден. Нам бы занять такую позицию, чтобы весь двор его просматривался.
— А что, могу указать на такое место, — усмехнулся староста. — С тем к вам и пожаловал.
Калачев, Яшка и Свирид быстро переглянулись.
— На новое место жительства переехать предлагаешь? — спросил Степан, глядя Матвею в глаза.
— Предлагаю, — ответил тот ровным голосом. — Так надо для моей и вашей безопасности. То место в аккурат находится сзади дома Сыромятиных, в котором с приходом немцев Носов обосновался и поныне живет. Чтобы к христопродавцу в гости заглянуть, шагов эдак пятьдесят сделать понадобится.
Яшка схватил бинокль, вышел из сарайчика и несколько минут что-то рассматривал. А когда вернулся, Степан спросил:
— Ты разглядывал обугленные развалины, что с восточной стороны села, сразу за домом Носова, так ведь?
— Абсолютно точно, — улыбнулся Яшка. — Позиция универсальная, скажу я вам. Только вот крыши над головой нет и, плюс к тому, развалины очень хорошо просматриваются со всех сторон.
— Под развалинами подвал есть большой, стены из камня выложены, — сказал староста. — Вход в подвал замаскируете всяким хламом, и лучшего убежища во всем поселке не сыскать!
— А чей дом там сгорел? — спросил Степан. — Холмики какие-то сразу за развалинами.
Прежде чем ответить, Бортко минуту-другую размышлял, после чего заговорил:
— Дом на том месте огромный был, еще дореволюционной постройки. — Староста скользнул взглядам по заинтересованным лицам слушателей, после чего продолжил: — А жил в нем один очень странный человек. В поселке его Бобылем называли.
