— Выходит, закоренелый холостяк?
— Он не просто проживал, он же хоромы и построил, — уточнил староста. — Богатым человеком был тот немец — самым богатым в поселке Большой Ручей. Тут до войны много немцев проживало. Родитель ему здесь гипсовый рудник доходный оставил, да дом в Брянске. Так он жить в Брянске-то не стал — сюда вот переехал и выстроил особняк. Одиноко жил в особняке, нелюдимо, — продолжил Матвей.
— Действительно, странный мужик, — пробубнил Свирид. — Из города в такую глухомань перебрался. Я бы ни за что на такой подвиг не отважился.
— Жил он в достатке, — не обращая внимания на реплики, продолжал староста. — И добычей гипса крепко руководил. Дела его шли в гору, только вот… Причудливый он был. В прислугах двух старух держал, таких же прибабахнутых, как и сам. Привез их невесть откуда, и они в его доме так и верховодили…
— Не пойму, какого хрена ты нам все это рассказываешь, — пожал плечами Яшка. — Жил себе Бобыль и благополучно помер, наверное? Так ведь?
— Сам не знаю, почему пересказываю вам эту историю, — вскинул голову Бортко. — Наверное, так, на всякий случай, вдруг пригодится?
— Давай, валяй, рассказывай, — попросил заинтересованно вдруг Калачев. — Кому не интересно, пусть уши заткнет.
— Так вот, — продолжил староста, — вроде никому не мешал Бобыль этот, работу людям давал, платил хорошо и никого не обижал. Только, бывало, люди к нему приезжали странные. Он их с радостью привечал, в дом впускал, и гостили они у него подолгу.
— Все ясно, — не выдержав, встрял Яшка. — Сектантом был Бобыль ваш, а те, кто его навещал, тоже сектанты.
— Вот и в поселке все эдак думали, — согласился Бортко и умолк.
— Давай досказывай. Что-то мне подсказывает, что история эта может нам здорово пригодиться, — заметил Степан.
— Да я вроде все рассказал, — пожал плечами староста, хмуря лоб. — До революции жил этот Бобыль, как сыр в масле катаясь, а в восемнадцатом году все бросил и исчез… Как сквозь землю провалился! А в его доме кто только не жил опосля… Последним жильцом участковый со своей семьей в нем был, Царство ему Небесное. Прихлопнул его Васька с другими полицаями средь бела дня прямо на улице. А дом его самолично спалил тем же вечером.
— А Васька эту историю про Бобыля слышал? — спросил Степан неожиданно.
— Да кто ж его окаянного знает, — ответил Матвей. — Эту историю называют местной легендой. Думаю, что и Ваське ее кто-нибудь пересказал.
— Все, решено, — отрезал Степан и посмотрел на сослуживцев. — Вы согласны перебазироваться на развалины, товарищи?
Как только наступила ночь, они тихо, как тени, перешли от старосты на новое место наблюдения.
Автомобиль весело мчался вдоль леса, подпрыгивая на ухабах и легко маневрируя по петляющей дороге. Высоко в небе сияло солнце, щебетали птицы.
Вилли Штерн и Бригитта Кранц выехали из Брянска рано утром. Женщина слегка опьянела от свежего воздуха и щебетала без умолку — на сей раз о дорожном указателе:
— Смотри. Ты о нем говорил?
Штерн съехал с дороги влево сразу за указателем, на котором по-немецки значилось «Десна», и остановил машину в лесу.
Вскоре подъехал еще один автомобиль. Из него вышли мужчина с женщиной и остановились в нерешительности.
— Ну, как они тебе, Альбина? — поинтересовался Штерн у своей спутницы.
Бригитта пожала плечами и недоуменно скосила глаза в сторону.
— Мужчина телосложением очень на тебя походит, — сказала она тихо. — И рост, и костюм… А женщина… О боже! Она, кажется, очень похожа на меня! Но почему она в такой же форме? Кто она?
— Официантка из офицерского клуба, а мужчина… — Штерн усмехнулся: — Я не знаю, где нашел его шеф гестапо, но он подобрал именно такой экземпляр, который мне нужен!
— Господи, да что ты задумал? — ужаснулась Бригитта, чувствуя нечто из ряда вон выходящее.
— Ничего особенного, — ответил Штерн, открывая дверцу. — Просто сейчас мы с тобой исчезнем из этого суетного мира для всех и навсегда!
Больше не говоря ни слова, он прихватил с заднего сиденья портфель и вышел из машины. Бригитта — вслед за ним.
Увидев их, «двойники» оживились и поспешили навстречу.
— Хорошо выглядите, — улыбнулся мужчине Штерн, когда тот остановился рядом. — Может быть, лицами мы не очень-то схожи, но со стороны отличишь едва ли!
Женщины также изучили друг друга придирчивыми взглядами.
— А ты хорошенькая, — улыбнулась незнакомке Бригитта. — И форма идет тебе просто потрясающе.
Высказав комплимент, Бригитта отошла от девушки и посмотрела на Штерна, передававшего портфель своему двойнику.
— В нем деньги, документы и несколько банок тушенки на дорогу, — сказал он, глядя с едва уловимой усмешкой в глаза мужчины. — Действуй так, как тебя проинструктировали. Портфель откроешь и проверишь содержимое, как только отъедете подальше отсюда.
— Уезжаем в Украину, а затем в Польшу, — кивнул двойник. — А там…
— Я найду вас, — подмигнул ему Штерн и указал пальцем на машину, в которой приехал: — Бак полный, под завязку. В багажнике еще две канистры с бензином. На постах, когда будут останавливать, не стесняйся. Документы, которые найдешь в портфеле, мои, и козыряй ими смело. Ясно?
— Да, мне все понятно, — кивнул мужчина и, обнимая портфель обеими руками, бережно прижал его к груди.
— Тогда прощайте, господа, — сказал Штерн и протянул двойнику для пожатия руку. — Главное, не нервничайте и ведите себя как обычно.
Забрав чемодан из машины, на которой приехал, он положил его в багажник другой. Затем подошел к Бригитте, обнял ее за талию и проводил взглядом отъезжающих. Когда те скрылись из виду, Штерн положил руки на плечи супруги и развернул ее лицом к себе.
— Поздравляю с началом новой жизни! — сказал он, привлекая её к груди.
В лесу грохнул взрыв. Бригитта вздрогнула, отпрянула от мужа и со страхом посмотрела на черный дым над верхушками деревьев.
— Господи, что это было? — спросила она побелевшими от ужаса губами.
— Не бойся, не партизаны, — улыбнулся Штерн. — Это сигнал, дающий знать, что и нам пора выбираться из леса.
— А они? — женщина указала дрожащей рукой в сторону растущего черного облака. — Ты убил их, Василий?
— Нет, их убила человеческая жадность, — усмехнулся он. — Я предупреждал, чтобы не торопились открывать портфель и проверять его наличность, пока не отъедут подальше. Жаль, могли бы пожить чуть дольше, хотя бы до дороги!..
* * *
Как только в лесу прогрохотал взрыв, штандартенфюрер Отто фон Лансдорф побледнел и посмотрел на стоявшего рядом обер-лейтенанта.
— Что это? — спросил он трясущимися губами.
— Это не партизаны, — ответил Ганс Курт, отводя от глаз бинокль. — Просто наш высокопоставленный гость Вилли Штерн таким образом избавился от ненужных ему людей!
— Вот как? — штандартенфюрер достал из кармана кителя носовой платок. — И для чего он это сделал?
— Чтобы исчезнуть с лица земли, — хмыкнул обер-лейтенант. — А вы не заметили, как он тщательно подбирал двойников, готовя эту операцию?
— Ничего не понимаю, — Лансдорф вытер платочком лицо, голову, шею и убрал его в карман. — Может, ты мне объяснишь всю тайну этой интриги?
— Не спорю, чтобы все это осмыслить и понять, надо хорошо поработать мозгами! — рассмеялся Курт. — Но вам незачем их напрягать, господин штандартенфюрер. Я не только разъясню вам всю суть происшедшего, но и разложу по полочкам.
— Из всего я делаю вывод, что ты вел какую-то игру, не ставя меня в известность? — нахмурился Лансдорф.
— Нет, я не вел игру, а наблюдал за ней со стороны, — став серьезным, ответил обер-лейтенант. — Она оказалась такой занимательной, что и мне поневоле пришлось принять в ней кое-какое участие.
— Расскажешь все по дороге, — буркнул штандартенфюрер, направляясь к машине. — А меня ты вывез в лес, чтобы продемонстрировать финал этой, гм-м-м… партии?
— Именно так, — хихикнул Курт, усаживаясь за руль и запуская двигатель. — Но только финал еще впереди. Сейчас мы как раз едем, чтобы понаблюдать за ним со стороны.
Из леса они выехали другой дорогой. Обер-лейтенант уже достаточно хорошо изучил «темную личность» высокопоставленного лица из Берлина и ожидал от него всяческих сюрпризов.
— Ты долго еще молчать собираешься? — спросил Лансдорф, когда машина выехала из леса на дорогу.
— Нет, — обер-лейтенант повернул к нему голову. — Я жду только вашего приказа.
— Ты получил его, рассказывай, — буркнул Лансдорф, усаживаясь поудобнее и готовясь слушать.
Прежде чем открыть рот и произнести первое слово, Ганс Курт проехал несколько крутых поворотов, после чего приступил к изложению своих мыслей и намерений.
