Люк над головой закрывается. Глаза постепенно привыкают к темноте. В углу на лавке между двумя конвойными сидит обросший бородой Андреюшкин.
- Александр Ильич! - кричит он и срывается с места.
- Пахом! - делает шаг навстречу Саша.
Но уже хватают его за плечи чьи-то цепкие руки, тянут в противоположный угол. Усаживают на место и Андреюшкина.
- Что же вы, сволочи, проститься по христианскому обычаю не даете? - кричит Пахом. - Или креста на вас нет, одни бляхи остались?
- Господа, успокойтесь, - журчит знакомый баритон. - У вас будет достаточно времени для прощания.
Саша удивленно поворачивается влево. Ротмистр Лютов в щеголеватой жандармской шинели - собственной персоной. За его спиной в глубине трюма, в полутьме, еще несколько солдат, которых Саша поначалу и не заметил.
Вверху открывается люк, медленно опускают еще кого-то в кандалах. Кто это?
- Вася, казачишка донской! - кричит из своего угла Андреюшкин. - Попался царю-батюшке на крючок! Как тебя вешать прикажешь? Под музыку или без музыки?
- Пахом, черт не нашего бога! - улыбается Генералов (это он). - Куда бородищу такую распустил?
- Господа, господа, - журчит Лютов, - я бы попросил вас...
Генералова берет к себе очередная пара солдат. Увидев Ульянова, Василий, громыхнув кандалами, поднимает руку.
- Саша, целование!
И Саша молча кивает ему.
Почти одновременно опускают сверху последних приговоренных - Осипанова и Шевырева.
- Отча-а-ливай! - зычно командует Лютов.
Глаза Осипанова даже в темноте блестят со всегдашней характерной настойчивостью. Шевырев сидит задыхаясь, кашляет, откинув назад голову, - туберкулез, видно, совсем доконал его.
- Господин ротмистр, ваше благородие! - говорит вдруг Осипанов резко и требовательно. - Прикажите посадить нас всех вместе!
Лютов молчит, постукивая носком лакированного сапога по металлическому полу в такт работы двигателя.
- Почему не отвечаете? - спрашивает Осипанов, нагнув голову. - Язык отнялся?
- Не положено вам находиться вместе, - наставительно говорит Лютов, - не на пикник едем.
- Смотри-ка, - кричит из своего угла Андреюшкин, - нам шутить не велел, а сам шутник первой марки!
- Я второй раз требую посадить нас всех вместе! - угрожающим голосом говорит Осипанов. - Пусть конвой стоит рядом или напротив.
- Нельзя, Осипанов, нельзя.
- Или вы сажаете нас вместе! - кричит Осипанов. - Или я на стены бросаться буду! И потоплю эту старую калошу вместе с вами! Мне терять нечего!
Лютов, склонив набок .голову, несколько секунд смотрит на лихорадочно блестевшего глазами Осипанова. Псих. Решительный. По документам известно, что обладает огромной физической силой. Ладно, пусть будет так, как он хочет. В конце концов, побег в ручных и ножных кандалах, из этого трюма практически невозможен.
Ротмистр делает знак рукой. Солдаты сажают приговоренных рядом друг с другом и выстраиваются неровной шеренгой напротив.
Осипанов, звеня железом, торопливо жмет всем руки, потом оборачивается к Ульянову, тихо шепчет:
- Александр Ильич, ваше последнее слово стало известно на воле... Мне передали во время свидания... Оно гектографировано и выпущено отдельной листовкой...
Ухо у ротмистра Лютова делается, как у слона. Так, так... Значит, связь со старым народовольческим подпольем шла через Осипанова, а не через Ульянова. Значит, прав был царь - часть террористов все-таки осталась на воле. Значит, не зря он, Лютов, предпринял по совету прокурора Котляревского эту ночную прогулку на катере.
Осужденные все-таки выдали себя в последнюю минуту. Не могли не выдать. Теперь всех, кто был на свидании у Осипанова, на проверку. Ниточка, правда, тонкая, но пренебрегать ею нельзя. Может быть, именно здесь и зарыта собака.
А Ульянов? Что он ответит Осипанову?
Но Саша молчит. Он смотрит на Осипанова взволнованно и возбужденно. Осипанов никогда не говорит неправды. Он имел возможность убедиться в этом... Значит, дошло. Значит, не зря... Не зря, не зря, не зря!..
Протяжный крик чайки долетал до их слуха сквозь ритмичный гул машины. Куда их везут? В открытое море? На острова? Или, может быть, в Шлиссельбург?
- Друзья, - тяжело дыша, хрипит Шевырев, - наверное, больше не придется вот так вместе... Надо прощаться. Простите, если перед кем в чем виноват...
Он закашлялся, задохнулся, пригнул голову к коленям.
- Да что вы, Петр Яковлевич! - загудел Генералов. - Никто из нас ни в чем... Все друг перед другом как ангелы...
- Верно, чего там! Отставить такие мысли, Петя! Ни к чему они.
- Все равно проститься надо, - кашлял Шевырев.
- Ну, прощайте, ребятушки! Не поминайте лихом!
- Прощай, Вася, Пахом, Саша!
- Прощайте! Простите для бога...
- Господа, господа, поговорили - и по местам, - командовал Лютов, похлопывая по плечам приговоренных, которых уже разводили по углам солдаты. - Я пошел вам навстречу, но нельзя же злоупотреблять.
...Сипло гудя и сбавляя обороты двигателя, пароходик медленно подходил к причалам Шлиссельбургской крепости.
И снова одиночная камера, решетчатое окно... Что происходит? Зачем их привезли сюда? Царь решил продержать их несколько лет в этих каменных мешках в ожидании смерти?
Итак, что же в итоге? Если не верить словам Осипанова о листовке, то всего-навсего неудачное повторение желябовской эпопеи.
А если верить? Тогда все правильно, листовка попадет в революционную среду, и всем станет ясно, что следующий шаг русской революции, пусть неудачный, все-таки сделан.
Листовка попадет в университет, в уцелевшие студенческие кружки, и террор возобновится. Пусть Александру III удалось на этот раз уцелеть, пусть он проживет еще год, еще два - ну, от силы три. Все равно карающая рука революции настигнет его и уничтожит. И тогда...
Саша остановился. Да, что же будет тогда, после убийства Александра III? По всей вероятности, на престол взойдет его сын Николай. Его, Николая Второго, наверное, тоже уничтожит революционная партия. И что же будет? Докажут ли революционеры правительству необходимость ограничения самодержавия, необходимость реформ, демократизации жизни общества, или опять все пойдет по-старому, на трон сядет Николай Третий или Александр Четвертый, а за ним Александры Пятый, Шестой, Седьмой?..
Саша сел к столу. Когда-то Орест Говорухин приносил ему брошюру бывшего землевольца Плеханова «Наши разногласия». Плеханов, некогда активный соратник Желябова и Перовской, разошелся с ними, уехал в Швейцарию. Он стал ярым пропагандистом учения Маркса. Плеханов говорит, что революция в России связана только с пробуждением классового самосознания рабочих.
Пожалуй, в программе террористической фракции «Народной воли» были отдельные места, в которых некоторые плехановские формулировки нашли отражение. О классовой борьбе, например, о политической активности рабочих как одной из самых значительных и революционных общественных группировок... В промышленно развитой Европе рабочий класс, пожалуй, гораздо скорее, чем в России, будет иметь решающее влияние на изменение общественного строя, и с этой точки зрения в западных социалистических партиях есть смысл вводить индустриальных пролетариев в революционное движение и вести среди них активную пропаганду. А в России?..
- Осуждённый Ульянов, повторяю вторично: вам угодно исповедоваться и принять таинство святого причастия?
Он поднял голову и удивленно посмотрел на грузного человека в золотых ризах. Священник... Задумавшись, Саша не заметил, как тот вошел в камеру.
- Причастия? - тихо переспросил Саша. - Какого причастия?
Священник вздохнул:
- В соответствии с действующими положениями судопроизводства обязан причастить вас и соборовать перед совершением над вами приговора.
Саша медленно поднялся из-за стола. Вот оно что... Значит, скоро... Значит, осталось совсем немного...
- Так вам угодно исповедоваться и принять таинство святого причастия?
- Нет.
Священник нахмурился.
- Сколько вам лет, молодой человек?
- Двадцать один.
- Я бы не советовал вам пренебрегать духовной помощью, которая хотя бы частично может облегчить вашу участь.
Саша бросил быстрый взгляд на попа, усмехнулся:
- Оставьте ваши советы Здесь они неуместны.
Священник пожал плечами, сделал что-то вроде полупоклона, Попятился назад. Щелкнул замок.
Саша сел на кровать. Все, конец. Осталось всего несколько часов. Может быть, часа три... А может быть, только два...
Что нужно еще сделать? Что забыто? Пожалуй, ничего.
Письма написаны, мысли приведены в порядок, раздумья завершены - всему подведен итог.
Итак, жизнь заканчивается... Как была она прожита? Скорее всего, правильно. Жалеть почти не о чем. Были ли в ней ошибки? Нет. Впрочем... Нет, нет, ошибок не было. Были недоразумения, а ошибок не было. Он всегда старался жить по самым высоким образцам. Ему не в чем упрекнуть себя.
