Лицо её засияло от восторга и она поблагодарила его. Он был молодым человеком среднего роста с приятными чертами лица, одетым в красивый плащ-джуббу и кафтан. Она сказала:
— Ты так добр, Мухаммад.
Он довольно ответил:
— Мне важно, чтобы вы попробовали икру прежде, чем это сделает любой другой клиент в моей лавке…
Она шутливо спросила его:
— Когда же ты позволишь мне уплатить за неё, как и остальным любителям икры?
Взяв себе кружку коричного чая с миндалём, фундуком и прочими орехами, он ответил:
— Когда солнце взойдёт на западе!
Раифа засмеялась и сказала:
— Ты добр ко мне, Мухаммад.
Пока он пил свой коричный чай, взгляд его остановился на Захире, поглощённой расчёсыванием волос своей хозяйки. Он был в смятении, не веря тому, что увидел. Сосредоточив взгляд на кружке, он словно пытался убежать от этого видения, и про себя сказал:
— Призываю Аллаха на помощь от его творений!
Раифа спросила его:
— Как идёт твоя торговля?
Он покинул мир своих обольстительных дум, и ответил:
— Замечательно, слава богу.
Захира заметила на себе умоляющий взгляд в этих блестящих глазах, и про себя улыбнулась.
22
Мухаммад Анвар теперь посещал дом мадам Раифы при любой представившейся ему возможности. Его визиты стали обычным делом для Захиры, как и его измученный взгляд. Он проявлял при этом крайнюю осторожность, дабы не возбудить и тени подозрения Раифы, выказывая её дому заслуженную преданность и почтение. Не было ни одного мужчины, который бы не сошёл с ума, увидев её. Она полностью поверила в то, что была самой красивой женщиной во всём переулке. Помимо этого, она также происходила из рода Ан-Наджи, как и почтенный мастер Азиз. Однако какая странная судьба выпадает в этом мире!.. В распоряжение одной она предоставляет целый дом, другой же — подвал. Одной она даёт в мужья богатого торговца, другой — пекаря. Она сама решила свою судьбу вслепую. Даже её инстинктивная привязанность к мужу не удовлетворяла её. Ведь жизнь — это не похоть и материнство, не бедность, не тяжкий труд, не притворство, когда наслаждаешься, прислуживая богатым дамам. Не то, чтобы она обладала какой-то вводящей в ступор силой, а затем рассеивала её, выполняя унизительную работу. Нутро её менялось без спешки, зато регулярно и настойчиво, делая новое движение каждый день, новый шаг каждую неделю, новый скачок каждый месяц. Она раскрывала саму себя слой за слоем. Из нутра её выходили многочисленные и разнообразные существа, строгие, решительно настроенные и готовые действовать. В своём воображении она как на суде допрашивала мать, мужа, дом и судьбу, питала злобу ко всему, что требовало от неё довольства: мудрости, поставленной в пример, симпатии к ней пожилой госпожи, превосходству мужа. Она пила взятый из этого неизведанного мира горячительный напиток, который раздувал её воображение ещё больше, пьянил сердце и показывал ей багровую зарю. Однажды Мухаммад Анвар сказал мадам Раифе:
— Не слышали новость?… В Биргаване вождём клана стала женщина!
— Мне бы хотелось посмотреть на то, как женщина поборет мужчин, — сказала, смеясь, Раифа.
Захира восхищённо улыбнулась, и в глубине её души зажёгся смутный свет. Мухаммад Анвар бросил на неё страстный молящий взгляд, и она спросила себя, не является ли такой мужчина, как этот Мухаммад Анвар, предметом её мечтаний? Но сердце её не давало ответ на этот вопрос своей пульсацией. Она рассматривала его умом, без пристрастий и чувств, и одна мысль, словно вызов, поразила её: сердце женщины — это её слабость, а её отношения с мужчиной должны держаться в определённых рамках, и сторониться инстинктов и сердечных чувств. Жизнь дорога, и простирается так далеко, что не видно горизонта, а любовь — всего-лишь слепой нищий, что ползёт по углам узкого переулка. Она глубоко вздохнула и сказала сама себе:
— Хуже невезения только примирение с ним.
23
Захира кормила Джалаля грудью в гостиной, когда вдруг увидела Мухаммада Анвара, который ворвался туда. Она быстро втиснула грудь в платье и плотнее натянула платок на голове с выражением смущения. Он взволнованно поглядел на неё и спросил:
— А где мадам Раифа?
Она была уверена, что он солгал — у неё не было сомнений, что он сам видел мадам, едущую в двуколке, когда он проходил мимо неё по площади, однако вежливо ответила:
— Она поехала в повозке.
Он немного поколебался, а затем спросил:
— Подождать мне её?… Нет, сейчас мне нужно возвращаться в лавку, не так ли?
Она решительно ответила, не обращая внимания на его дружеский тон:
— До свидания, господин!
Однако он не был намерен уходить, пригвождённый к месту под гнётом какой-то подавляющей силы. Он приблизился к ней. В глазах его стоял блуждающий взгляд, полный неистового желания. Она отступила назад, нахмурившись. Тогда он приблизился ещё, и она резко сказала:
— Нет!
Он отрывисто пробормотал:
— Захира!
Она закричала:
— Уйду я, если не уйдёшь ты!
— Смилуйся… Я люблю тебя!
— Я не шлюха!
— Помилуй Господь!.. Я люблю тебя!
Он был вынужден отступить в страхе перед призраком Раифы, и уходя, произнёс:
— Как я могу жениться на той, которая уже замужем?
24
Она жила в водовороте бунта и предвкушения. Жизнь должна была изменить свой облик. Её сил хватало на то, чтобы изменить пределы бытия. Любая минута, не приносившая никаких изменений, показывала победу унижения и жалости. Однако как ей вступить в бой? Она решила воспользоваться тем предлогом, что у мадам Раифы болела голова, и добровольно вызвалась посидеть с ней. Она сказала:
— Я останусь с вами на ночь, мадам.
Та спросила:
— А как же твой муж?
— Он не умрёт от страха, если останется на одну ночь один.
По прошествии двух часов с того момента, как она должна была вернуться домой, пришёл Абдуррабих, спрашивая, что произошло, и она встретила его словами:
— Мадам больна.
Мужчина умолк, не зная, что сказать, а потом с горечью спросил:
— Разве ты
