– А, так ты девчонка! – насмешливо бросил он, разглядев ее как следует.
Нужно было догнать Ольвина, и она попыталась молча обойти задиру. Но тот не пропускал. Тогда она подняла правую руку и наставила открытую ладонь на мальчишку, вкладывая в руку силу и приказ: «Уходи!» И тот, сразу смешавшись и бросив палку, отступил, пробормотав сквозь зубы:
– Ведьма!
В доме Гримольва их приняли очень хорошо и, конечно, предложили здесь же и остановиться. Жена хозяина, Хьёгна, совсем молоденькая, немного хворала, не до конца оправившись после родов, и вставала еще с трудом. Рядом с ней, в красивой плетеной колыбели, завернутый в тряпки, спал младенец. В доме уже собралось порядочно гостей, и было довольно шумно. На столы выставлялось праздничное угощение.
Луури совсем было растерялась, но Хьёгна взяла ее под свою опеку, рассказав и о гостях, и о себе, и о своем доме. Здесь они с мужем жили вместе с Асгерд, вдовой его старшего брата. Услышав слово «вдова», Луури подумала, что увидит женщину тех же лет, что и Рангула, а может быть, и старше. Но Асгерд оказалась красивой крепкой молодой женщиной. Когда она вошла, многие мужчины оживились. У Асгерд был холодный оценивающий взгляд, и еще Луури заметила, как она нашла глазами Ольвина и улыбнулась ему.
Начался какой-то ритуал. Гримольв, взяв свой меч, подошел к колыбели. Гости столпились вокруг, издавая одобрительные возгласы. Молодой отец положил меч рядом с новорожденным сыном и сказал ему важным тоном несколько напутственных слов, пожелав стать добрым викингом. Потом подходили гости с подарками. Некоторые брали малыша на руки. Ольвин тоже взял его, неуклюже, как нечто очень хрупкое, немного подержал, сказал что-то ласковое и неловко, но очень бережно опустил обратно в колыбель. Луури понравилось, как он это сделал. Очень понравилось.
От постоянного тормошения младенец раскричался, но это никого особо не беспокоило. Луури смущало, что он так жалобно плачет.
– Если хочешь, можешь взять его подержать, – предложила Хьёгна.
Луури взяла шевелящийся орущий комочек и постаралась вложить в свои руки самую теплую ласку, на какую была способна. И малыш почти тут же успокоился и был водворен в свою колыбельку. Луури была довольна!
Сзади раздался голос мальчишки-задиры:
– Я же говорил, что она ведьма!
Хьёгна зашипела, как кошка, и запустила в него своим гребнем.
– Это младший брат Гримольва. Он всегда всем портит настроение, – сказала она Луури примирительно, и той захотелось как-нибудь отблагодарить Хьёгну за ее доброту и внимание. Она подумала и сказала:
– Если хочешь, я принесу тебе траву, от которой ты поправишься, я знаю.
Хьёгна с изумлением посмотрела на нее. Но тут вмешался Ольвин, сидевший на скамье неподалеку:
– Ты ее слушай, она и вправду знает!
Днем Ольвин успел переделать в Тьярнарваде массу дел (Луури повсюду ходила за ним, и ему это нравилось): сходил на пристань, что-то купил, что-то поменял, встретился с несколькими людьми. На небольшой, хорошо утоптанной площади, в окружении огромных, испещренных рунами валунов и пихт, он долго сидел с двумя пожилыми мужчинами, вежливо расспрашивая их о новостях. Луури насторожилась, услышав слово «конунг».
– Люди конунга приходили на тинг, – сказал один мужчина.
– О чем спрашивали? – поинтересовался Ольвин.
– Впрямую – ни о чем. Что-то вынюхивают. Ведут себя осторожно. Нам это не понравилось.
– Я знаю, кого они ищут, – задумчиво сказал Ольвин.
– Многие знают, – откликнулся его собеседник, – слишком многие.
И добавил:
– Передай, пусть будет осмотрительнее: всегда найдется кто-то, кто захочет услужить конунгу.
– Да, он бывает неосторожен, но предупреждать его об этом?.. – Ольвин с сомнением покачал головой. – Я постараюсь быть рядом.
– Осторожность и осмотрительность еще никому не вредили, а ты не всякий раз сможешь оказаться рядом, хоть ты и добрый воин.
К вечеру все мужчины и многие женщины отправились за стол, а Луури осталась с молодой хозяйкой. И им отдельно принесли достаточно еды с общего стола. Они были довольны обществом друг друга. Ольвин совсем ею не занимался, но сел лицом к ней, так, что она очень хорошо его видела.
Рядом с Ольвином уселся Йохи, и Гуннар устроился неподалеку. Больше она никого не знала.
Хьёгна оказалась веселой болтушкой, говорила без умолку и не всегда ждала ответа. Это было очень удобно: Луури была непривычна к разговорам. Тем более к таким откровенным, какие вела ее новая подружка. Например, о том, как она вышла замуж за Гримольва.
– Он меня прямо из отчего дома забрал, в битве завоевал! – с гордостью сообщила она и пояснила дальше: – Я из Ирландии. Видишь, – она коснулась своих волос, – я рыжая! И поэтому Гримольв меня назвал Хьёгной – «кошкой» по-вашему.
– И ты не грустишь по родичам? – поразилась Луури.
– Нет. Там скучно было! А Гримольв, – она мечтательно улыбнулась, – я в него сразу влюбилась, как только он ворвался в наш двор! Но он никого не стал убивать! – добавила она поспешно, будто оправдывая и мужа, и свое сердце.
Она рассказала еще, как они были счастливы с Гримольвом, как Асгерд ищет себе мужа и наверняка найдет, потому что у нее богатое приданое; и интересовалась у Луури, собирается ли она замуж, но та совсем не знала, что ответить, и Хьёгна стала тормошить ее и смеяться. А потом вдруг посерьезнела и сказала:
– Ольвин много рассказывал о тебе, – и выжидательно помолчала.
Но Луури тоже молчала. А что она скажет? Хьёгна вздохнула:
– Ольвин добрый, ты его не бойся!
– Я никого не боюсь, – с удивлением откликнулась Луури.
В этот момент она заметила, как Асгерд, подавая гостям новое кушанье, подошла с блюдом к Ольвину. Она ставила блюдо на стол, перегибаясь через его плечо, и что-то шептала ему на ухо. Ольвин наклонил голову и внимательно слушал. Когда она отошла, Йохи стал пихать друга локтем и посмеиваться, но тот с досадой поморщился, и Йохи отстал от него. Все же Ольвин несколько раз оглянулся на молодую вдову, и та каждый раз откликалась приятной улыбкой.
Когда наконец застолье подошло к концу и гости расходились, Ольвин подошел к Луури и велел ей быть готовой рано утром к отъезду. И сразу ушел. Она было заскучала, но Хьёгна стукнула ее по руке:
– Подожди-ка! – и куда-то ненадолго исчезла.
Вернулась с загадочным видом, улеглась в постель и только тогда выложила поверх одеяла нечто восхитительное: несколько кристаллических пирамидок.
– Пирамиды… – протянула Луури в восторге.
– Ты знаешь, как это называется?! – обрадовалась Хьёгна.
– Их рисовал мне Учитель.
Хьёгна размышляла только мгновение. Она собрала кристаллы в кучу и решительно придвинула к Луури:
– Возьми себе!
– Правда? Я могу взять это себе?!
Подружка кивнула. Похоже, она сама получала удовольствие от радости Луури.
Запищал младенец, и молодая мамаша принялась его кормить. А Луури, забыв обо всем, рассматривала кристаллы. Они были совершенно прозрачные, розовато-лиловые, очень ровные и таинственно мерцали в глубине. Она обнаружила одно их свойство: при сближении некоторых граней пирамидки как бы «склеивались» между собой и, если бы их было достаточно, могли сложиться в одну большую пирамиду. Но, видимо, часть их была утеряна, и в целое они никак не собирались. При «склеивании» на некоторых сторонах пусть слабенько, но проступали непонятные знаки. Это были не руны, руны Луури узнала бы. И не арабская вязь – ее она видела в свитках Учителя. Видела она и иные чужеземные письмена, но эти знаки были ни на что не похожи. Все это было так интересно, что только глубокой ночью Луури смогла отвлечься, чтобы хоть немного, как уговаривала ее Хьёгна, поспать перед рассветом.
Проснулась она по привычке перед восходом и, взяв со стола кусок хлеба и сыра, вышла во двор ждать Ольвина. Присела на бревно. Все еще спали. Было тихо, утренний туман приглушал все звуки. Очень хотелось спать.
Когда из-за угла дома показалась лошадь Ольвина со своим хозяином, Луури встала, чтобы подойти, но Ольвин был не один, и она опять села, дожевывая хлеб. Оседланная лошадь с притороченным дорожным мешком терпеливо переступала, пофыркивая и кося глазом на собеседницу Ольвина. Луури узнала Асгерд. Молодая вдова что-то тихо говорила Ольвину, он отвечал, а она смеялась. Потом положила ладонь ему на шею, но Ольвин потянулся к поводьям, и ее рука соскользнула. Асгерд шлепнула ладонью по крупу лошади, Ольвин кивнул на прощанье и тронул, махнув Луури. Она поплелась за ним, спотыкаясь в полудреме.
– О, да ты совсем спишь! – заметил Ольвин. – Давай-ка на лошадь.
– Все равно свалюсь, – вяло ответила она.
Это насмешило его. Он сел на лошадь сам, затем подхватил Луури под мышки и усадил перед собой. Очень долго ехали молча. Луури вдруг поймала себя на том, что ее беспокоят мысли об Асгерд. Ей захотелось что-нибудь спросить о ней у Ольвина, но она долго не решалась. Наконец не выдержала и заговорила:
