За всех ответил один из вождей, мужчина средних лет, с хмельной полуулыбкой на лице, по развязному и смелому виду более других приближенный к хану. «Видно, тоже родственник», – подумал Тэмуджин и внимательно оглядел его, запоминая.
– Здесь мы собрали людей и скот от пяти ближних куреней, – негромко доложил тот и, глядя на хмурое лицо хана, незаметно убрал с лица улыбку, трезвея видом.
Склонив голову в высоком шлеме и доверительно глядя лишь на хана, будто не замечая Тэмуджина и Джамуху, он говорил:
– Людей, годных в рабы, мы отобрали, остальных, стариков да старух с малыми детьми отогнали в сторону. Толку от них никакого, если прикажете, наши воины сейчас же их перестреляют.
– Сколько отобранных в плен?
– Здесь три с половиной тысячи, в других местах примерно по стольку же, есть больше, есть меньше.
– Хорошо, – хан посмотрел на Тэмуджина и Джамуху. – Сначала давайте разделим табуны и стада, а людей посмотрим потом.
Анды согласно кивнули:
– Хорошо, хан-отец.
– Как вы решите, старший брат.
Тронули коней рысью, широким кругом объезжая меркитскую толпу. За ними растянутой гурьбой двинулись тысячники.
Хан все еще хранил на лице угрюмое, недовольное выражение. Анды, глядя на него, все так же скромно помалкивали.
В низине и по широким склонам двух сопок стоял огромный разномастный табун. Вокруг косматых, устрашающего вида жеребцов косяками ходили рыжие, карие, белые, соловые, буланые, чалые, сивые, саврасые кобылы с жеребятами. Отъевшиеся за лето, с лоснящейся шерстью на гладких боках и спинах, лошади были в лучшем теле и притягивали взгляды своим изобилием.
Тэмуджин, давно не видевший такое большое скопище лошадей, с приятным чувством на душе разглядывал лучших иноходцев, резвых жеребят и лончаков. На его глазах один стройный, с тонкими ногами сивый лончак вдруг, испугавшись севшей ему на челку большой стрекозы, встряхнул головой и понесся стремительной иноходью мимо других лошадей. Высоко подняв голову и далеко выбрасывая ноги, он пробежал как на скачке шагов семьдесят и встал, как вкопанный, и ветерок теребил его жиденький, пушистый хвост. Забыв о недавнем испуге, он стоял, подставив морду ветру и солнцу, радуясь своей молодой и вольной жизни, не зная, и не желая знать того, что творится сейчас среди людей, что какие-то неведомые люди пришли сейчас делить их табун, чтобы угнать куда-то далеко, в чужие степи… Тэмуджин долго, любуясь, разглядывал его.
Далеко вокруг, по длинным гребням холмов тянулись цепи всадников. Двое сотников, стоявшие на ближней стороне, один за другим сорвались из цепи, подскакали навстречу и поклонились с седла.
Хан остановил коня, суженными глазами глядя на жирных меркитских лошадей, спросил:
– Сколько здесь голов?
– Тысяч двенадцать, – ответил один из сотников.
Хан непроницаемым взором оглядел весь табун, от края до края, и подозвал своих тысячников.
– Вот эту часть, – он решительным взмахом руки отсек половину табуна и указал в сторону, – отделите и сейчас же отправьте на Тулу.
Тэмуджин и Джамуха, потупившись, мельком переглянулись между собой. Они были смущены тем, что хан даже не посоветовался с ними при дележе добычи.
Отдав распоряжения тысячникам, Тогорил обернулся к обоим андам и, внушительно глядя, сказал:
– Так делят добычу в походе: доли должны быть равны числу выставленных воинов, вот я и взял свою половину… Учитесь, пока молоды.
Ханские воины вереницей поскакали сквозь табун, устремляясь к дальнему концу. Скоро они отсекли половину и погнали ее в сторону.
Тэмуджин и Джамуха подъехали к своим тысячникам, приказали им разделить оставшуюся половину на равные части, развести по сторонам и держать на месте, приставив охрану. Сами отправились с ханом дальше, вверх по реке.
Такие же скопища людей и табунов были собраны еще в четырех местах. Делили сначала табуны лошадей и стада коров. Каждый раз хан движением руки разделял захваченные меркитские стада и табуны. От двух последних табунов он прихватил заметно больше половины. Долю его тут же гнали на запад, к Хилге, чтобы, переправив через реку, гнать вверх по Селенге, на Тулу, в ханские владения. Оставшееся поровну делили Джамуха и Тэмуджин.
Около полудня, управившись с коровами и лошадьми (овец уже почти не оставалось – их без счета резали себе на корм воины), на обратном пути делили пленных. После дележа стад и табунов хан будто немного оттаял, он уже не был так угрюм, как с утра – видно, смиренный вид двух молодых нойонов раздобрил его.
Когда они, поделив последнее стадо коров, приближались к толпе пленных, хан начал с ними разговор:
– В плен лучше брать женщин и малых детей. Даже мальчишки старше лет пяти-шести не годятся – они затаят месть. Подрастут и начнут потихоньку вредить в табунах и стадах. А потом начнут убегать, они ведь будут знать все в наших улусах и будут потом приводить своих в набеги. Поэтому запомните: таких не нужно брать в плен. Возьмем лишь женщин и малых детей, без мужчин.
– А с этими что сделаем, перебьем? – спросил Джамуха.
– Нет, – хан укоризненно посмотрел на него. – Ведь многие меркитские воины спаслись от нас, поэтому сейчас лишнее кровопролитие ни к чему. Не нужно злить их больше меры, а то они взбесятся и будут мстить нам и потомкам нашим до седьмого колена. Мы уже достаточно наказали их за Тэмуджина, и он отомстил им за свое. Мы воздали этому племени, и хватит на этом. Они тоже поняли, что мы пришли неспроста, что не нужно было им задевать Тэмуджина, и урок наш запомнят. Мужчин со стариками и подростками мы отпустим. Без лошадей и оружия они безвредны. Пусть Тохто-беки и другие оценят наше великодушие и после учтут это. Вы, молодые, должны понять, что в степи во всем должна быть мера – а не то все взбесятся и начнут истреблять друг друга не хуже чем восточные духи, приносящие людям моровые болезни…
Анды молча соглашались с ним.
До вечера делили пленных – так же, как скот, хан указывал, какую часть отогнать себе, только лишь малых детей оставляли с матерями. Остальных анды, не глядя, оставляли делить своим тысячникам.
Пленные уже не роптали, не шумели, как в первый день. Было видно, что они уже смирились со своей участью. Да и два дня голода и неизвестности того, что с ними сделают, возымели воздействие – они смиренно исполняли все, что им велели. Казалось даже, они были рады, что остаются в живых…
Перед закатом солнца разделили последнюю толпу. Тэмуджин долго наблюдал с холма, как его часть пленных, отойдя на указанное им место в низине, располагалась на ночь. Сотни молодых и пожилых женщин, девушек, детей, копошились, укладываясь, разводя небольшие костерки.
«Все эти люди теперь принадлежат мне, они – мои рабы», – не веря себе и пристально разглядывая их, думал Тэмуджин, и невольно вспомнил, как сам когда-то был рабом Таргудая.
Отъезжая вместе с ханом и Джамухой в главную ставку, он приказал сотникам охраны:
– Накормите их, дайте им сколько-нибудь овец.
На обратной дороге хан был уже весел и разговорчив. Они ехали в темноте, все так же отдалившись от своих свит. Хан добродушно беседовал с обоими андами, с улыбкой рассказывал им:
– Лет семь мне было, когда я попал к меркитам в плен. Где-то в этих местах было, даже сейчас помню эти горы и сопки. Каждый день с утра до вечера толок просо в каменной ступке… Ждал, когда придет отец и заберет из плена. И он пришел, напал на них и забрал меня… Вот Тэмуджин знает, что такое плен, а ты, Джамуха, счастливо жил, тебе не довелось узнать, что это такое…
Анды скромно улыбались, молча слушая его.
Добравшись до куреня, проехали до середины и, как-то суховато распрощавшись между собой, разъехались по своим юртам.
* * *
Ночью – Тэмуджин с Бортэ уже собирались ложиться – пришли Мэнлиг и Джамуха вместе с одним джадаранским тысячником. Перебарывая сон, Тэмуджин сел на хоймор, пригласил их сесть. По суровым лицам гостей он видел, что те пришли с непростым разговором.
Бортэ, скромно опустив глаза, быстро налила гостям по чаше айрага, поставила на стол большой глиняный горшок с пенным напитком, рядом положила небольшой деревянный ковшик и ушла за полог.
Разговор начал Джамуха.
– Анда, – названный брат возбужденно смотрел на него, – в прошлый раз ты не послушал меня, а вот теперь выслушай нас и крепко подумай. Оказывается, Тогорил-хан обманывает нас.
– Как это – обманывает? – Тэмуджин с великим удивлением оглядел их лица. – О чем ты говоришь?
– Да так уж и есть, – пряча в хищном взгляде озлобленную улыбку, отвечал Джамуха. – Ты вот наконец нашел свою жену, теперь одну ее и видишь, об одном и думаешь, как отомстить меркитам… – он заметил гневно нахмурившиеся брови Тэмуджина и тут же поправился: – Ну, да это и понятно, и я на твоем месте такой же был бы. Но я все это время внимательно смотрел вокруг, примечал, что происходит…
