– Говори прямо, в чем дело? – раздраженно перебил его Тэмуджин. – Как это хан нас обманывает?
– Подожди, анда, ты сначала выслушай, что я говорю, – Джамуха тоже начал выходить из себя, недовольно чертыхнулся. – Что ты такой нетерпеливый?.. Я и говорю тебе все по порядку…
– Ну, слушаю, говори.
– Так и слушай… Сначала я заметил, в каком порядке здесь наши войска разделились. Помнишь, сразу, как мы вступили в эту долину, Тогорил-хан отправил один свой тумэн на западный берег Селенги? После этого на первом совете нам сказали, что там все идет хорошо, мы и успокоились, и все как будто забыли про ту сторону, и до сих пор не знаем, что там делается. Думаем, раз тревожных вестей оттуда нет, то и слава богам, нам бы и со здешними делами управиться. А сколько там куреней, людей, скота, какая там добыча, об этом ведь на советах не говорится. Из наших с тобой людей там никого нет, и мы ничего не знаем. И хан нам не говорит ничего. Ты понимаешь, что тут происходит?
Тэмуджин, нахмурившись, молчал. Действительно, хан послал туда только свое войско – со своим братом Джаха-Гамбу, и с тех пор толком и не рассказал о том, что там делается.
«Нарочно он так сделал или просто, само собой получилось?» – неуверенно раздумывал он.
– А на этой стороне что происходит? – войдя в раж, возмущенно расширив глаза, доказывал ему Джамуха. – Как здесь наши войска распределены? Из трех тумэнов – ханского, твоего и моего, только наши с тобой и воюют. В погоню за Тохто-беки вниз по Селенге в первый день пошли десять тысяч – пять твоих и пять моих. Потом хан сказал: пошлите вслед еще несколько, мол, надежнее будет. А кого мы отправим? Ведь не можем мы отправить ханских, и ему самому не скажешь, мол, отправь своих ты. Мы опять же отправили твоих и моих – по полторы тысячи. И из двадцати наших с тобой тысяч в течение полутора суток тринадцать были заняты погоней за Тохто. Остальные носились по окраинам, гонялись за другими меркитскими отрядами. А чем в это время занимались десять ханских тысяч? А вот чем… – Джамуха оглянулся на одного из своих тысячников. – Говори!
Пожилой, лет тридцати с лишним, воин с длинными, тронутыми сединой усами, стал рассказывать:
– Как раз в ту ночь, когда десять наших тысяч ушли в погоню за Тохто-беки, я со своим войском стоял на речке Сулхара, на юго-востоке отсюда. Расставил дозоры вдоль реки, в тальниках, и жду, не пройдут ли ночью какие-нибудь меркитские отряды, из тех, что сбежали от нас и прячутся по оврагам. Утром я собрал сотников и расспросил, что они заметили. Один из них мне доложил, что мимо одного из его дозоров ханские люди прогнали табун лошадей – с востока на запад. Десятник их остановил, расспросил, что они делают, а те ответили, что гонят ханскую добычу. Я сначала удивился этому: неужели так скоро начали делить добычу? И зачем гнать табун ночью? Хотел я об этом доложить, но утром мне приказали без задержки идти на помощь тем войскам, что пошли в погоню за Тохто, а после и забылось все. Да и дело это ведь не наше – наше дело воевать, а добычу делят нойоны. Только сейчас, когда Джамуха-нойон собрал нас и спросил, видели мы что-нибудь подозрительное, тогда я и вспомнил про тот случай…
– Ты теперь понимаешь, что происходит? – Джамуха в великом негодовании смотрел на Тэмуджина. – После этого как мы можем знать, сколько табунов угнали ханские нукеры без нашего ведома, пока наши люди воевали и несли потери!.. Вот сегодня мы делили меркитские табуны и думали, что это и есть вся добыча, а на самом деле, может, это была только половина того, что захвачено у меркитов. Это что же такое, анда, как не воровство у своих друзей?.. А я вот и с твоим нукером поговорил, – Джамуха кивнул в сторону Мэнлига. – Он полностью согласен со мной, да и сам кое-что заметил.
Тэмуджин посмотрел на Мэнлига.
– У меня тоже есть, что сказать, – подтвердил тот. – Я ведь еще по старым временам знаю хана Тогорила. Я был с твоим отцом, Есугеем-нойоном, когда они вместе ходили в поход на найманов. Еще тогда хан пытался хитрить и скрывать от нас добычу. Я вспомнил про то и на этот раз решил потихоньку, через своих людей проследить за ним. И вот что наши заметили: за три дня, по сегодняшний вечер, с западного берега Селенги к хану двенадцать раз приезжали гонцы, а сам он четырежды посылал туда своих людей. Значит, там были какие-то важные дела, а раз он нам не говорит ничего, скрывает, то дело там в добыче и больше ни в чем. А сегодня, на дележе скота, я посмотрел на эти табуны и про себя удивился тому, как мало было там лошадей – ведь всего и сорока тысяч не набралось. А для такого племени, как меркиты – это совсем мало. Потом, когда мы приехали оттуда, я собрал из нашего войска тех, кто имеет шаманские корни. Набрал семерых и велел им смотреть в ключевую воду – сколько раз ханские люди угоняли коней в эти дни? Всех их я посадил отдельно, чтобы они не могли переговариваться и спрашивать друг у друга. И все они сказали мне почти одно и то же: больше двадцати табунов по пятьсот или семьсот голов угнано отсюда ханскими людьми – прямо на Тулу, в кереитские владения. И начались такие угоны в первую же ночь. Вот и выходит, правильно говорит Джамуха-нойон, что в то время, когда мы гонялись за меркитами, воевали, они тут из общей нашей добычи воровали…
Тэмуджин был опешен.
– Надо сейчас же идти к хану и спросить с него! – Джамуха, казалось, был взбешен и готов на все. – Надо потребовать ответа, как это у него поднялась рука воровать у своих друзей!
– Подожди, анда, – Тэмуджин долго не мог собраться с мыслями. – Дай мне подумать, ведь в любом деле можно ошибиться…
– Да какая здесь может быть ошибка? – вновь взвился было Джамуха, но Тэмуджин суровым взглядом остановил его, повторил:
– Не торопись, анда, надо еще подумать. Вон, выпей пока айрак, а с этим надо еще решить.
– И чего тут решать?! – все больше распалялся, стоя на своем, Джамуха. – Тут и так все ясно!..
– Мне пока еще ничего не ясно! – оборвал его Тэмуджин, окончательно рассердившись. – Зачем ты пришел ко мне, если тебе все ясно? Иди тогда один и скажи ему все, что хочешь! А я, не подумав, никуда не пойду.
Джамуха заметно остыл, притушив взгляд, и досадливо вздохнул:
– Ну, думай, если хочешь, хоть до утра, а только думами здесь ничего не изменишь, – он взялся за ковш и стал наливать себе айрак. – Как обманули сейчас, так и будут обманывать потом, если так оставить это дело.
Мельком взглянув на молчаливо внимавшего их разговору Мэнлига, Тэмуджин отвернул взор в сторону, задумался.
Поведение хана ошеломило его; внутренне изумленный и разочарованный, он сейчас изо всех сил сдерживал себя, чтобы не дать волю чувствам, не потерять голову, подобно Джамухе.
«Хан обобрал нас, значит, он не считает нас равными в этом деле, это ясно, – раздумывал он. – Но то, что он сделал это скрытно – не забрал то, что считает своим, прямо и открыто – показывает, что изнутри он человек, все-таки, подлый, бесчестный, хотя и не показывает этого… Но что это даст нам, если мы сейчас пойдем и предъявим ему требование поделить все честно? Разве он признается и попросит у нас прощения? Ясно, что нет. Скорее, он отмахнется от обвинений и потребует доказательств. А табуны уже ушли, по следам мы с Джамухой не пойдем: это будет уже слишком большая вражда. Слова тысячника он отметет сразу, скажет, спьяну померещилось ему или нарочно выдумали это вместе с Джамухой. А потом он обвинит нас в неблагодарности и уйдет. И все, больше он нам не защита, не помощник. Идти к нему сейчас с обвинениями – это будет великая глупость…»
Обдумав все, Тэмуджин оглядел Джамуху и Мэнлига.
– Нельзя идти к хану с таким разговором, – решительно сказал он и, опережая Джамуху, собиравшегося вновь заспорить с ним, продолжил: – Лучше будем считать, что хан взял свое. Ведь он помог мне вернуть жену и отомстить меркитам. А весной он помог тебе вернуть отцовский улус, заставил твоих дядей слушаться тебя. Разве такая его помощь не стоит этих меркитских табунов? Да и, если подумать и взвесить все, он еще мало взял, его помощь нам с тобой стоит больше всей этой добычи!
Джамуха, слушая его, напряженно думал, кусая губы, собрав острые черные брови на переносице. Мэнлиг, внимательно глядя на Тэмуджина, думал о чем-то своем.
Внушительно глядя на анду, Тэмуджин говорил:
– А ведь надо еще и о будущем думать. Кто тебе поможет, если дядья твои снова поднимут смуту и станут тебе угрожать? А они обязательно начнут, как только ты рассоришься с ханом. А знаешь, как обрадуются этому тайчиуты со своим Таргудаем?.. Следом и керуленские нойоны отшатнутся от тебя, обратно переметнутся к нему, а там все начнется сначала. С таким трудом мы с тобой добились своего и неужели тут же все порушим из-за каких-то табунов? Нам ведь и так немало досталось, подумай над этим.
Джамуха, потупив взгляд, все еще молчал.
– Нам сейчас самое лучшее ничего не замечать и удовольствоваться хоть той долей, что получили, – заключил Тэмуджин.
