— Мы едем в поселок? — спросила Бригитта.
— Да. Навестить старого друга.
— Он нас ждет?
— Может быть. Но то, что он не будет рад нас видеть, это точно!
— Тогда для чего же мы к нему едем?
— Чтобы блеснуть генеральскими погонами, — хмыкнул муж. — Надеюсь, они произведут на Носова именно то впечатление, какое я ожидаю.
— Так мы едем к этому скопцу? — воскликнула Бригитта возмущенно.
— К нему, — ответил Штерн, прибавляя скорость. — Сегодня тот самый день, когда наши с ним пути пересекутся в последний раз!
Он молча проехал по поселковой улице и остановил машину у дома, на крыше которого красовалось знамя со свастикой.
— В письме, которое я нашел в Библии, — сказал Штерн супруге, — черным по белому написано, что клад может взять в свои руки только скопец! И пусть это полная чушь или бред сумасшедшего, но первым до сундука дотронется Васька Носов! Что будет потом — жизнь покажет, но от условий, изложенных в письме, я не отступлюсь!
* * *
— Эх, Петро, — сказал Васька, — наломали мы здесь дров! Мыслю, пришла пора нам делать ноги.
— Бежать, что ль? — спросил полицай, поднося к столу сковородку с шипящей яичницей.
— Вот именно, бежать, — кивнул Носов. — Что мы здесь делали, скажи-ка, Петька?
— Ясный хрен, немцам помогали.
— Не помогали, а служили им и задницы лизали, — мотнул головой Васька. — А это дело подлое… Подлое дело мы делали, Петька. А люди здешние судили нас по делам и поступкам нашим! Черт подери, а что у нас общего с фашистами, Петька?
— Ничего, — сказал полицай равнодушным тоном, каковым отвечал всегда перепившему начальнику. — Сейчас выпьем, вишенкой закусим и…
— Да пошел ты! — Схватив со стола пустую бутылку, Васька швырнул ее в голову своего верного помощника.
Полицай ловко увернулся и… трах! Бутылка с треском разбилась, ударившись о печь.
— Русские еще далеко, немцы близко, в поселке спокойно, и нам вольготно, — резюмировал Петро, наполняя стакан самогоном и ставя его перед начальником.
— Нет! — заревел Васька раненым медведем. — Нету нам больше житья спокойного на земле русской! Я хоть и болен смертельно, а умереть нормально хочу, не в петле и не при расстреле. Немцев я ненавижу! Насрать мне на них и на фюрера ихнего. Гитлер есть кто? Убийца, каких свет не видывал! Он ведь всех славян порешить хотел, гнида тифозная! Хотел, а вот не вышло. Славяне хлопцами хваткими оказались. Теперь они уже решать начали, как с немчурой поступать!
— Вот за это и выпьем! — взялся за стакан полицай. — Хочешь, еще и за русских выпьем, и за немцев в пристяжку? За нас тоже надо бы выпить. А русские придут — покаемся. Мы же ничего особо плохого не вытворяли.
— Это с немцами можно договориться, дурак — начиная остывать, сказал уже более спокойно Васька. — А с русскими… Для них мы предатели, хуже немцев! Нас и слушать никто не станет. Мы отщепенцы, с которыми не будут церемониться.
Он схватил стакан и залпом выпил, заливаясь пьяными слезами запоздалого раскаяния:
— Вся жизнь моя наперекосяк…
Петро глянул в окно и отпрянул от него как ошпаренный:
— Ефрем Романович!
— Чего тебе?
— Там машина подъехала.
— Так иди и узнай, кого черти принесли.
— Немцы это.
— И что? Цепляться начнут — в рыло прикладом бей, дозволяю!
Послышались шаги, скрипнула дверь, и кто-то вошел в сени…
Закрыв за собою дверь, Вилли Штерн увидел полицая Назарова и окинул его придирчивым взглядом с ног до головы.
— Унтер-офицер Бергер!
Разыгралась неожиданная для Васьки Носова сцена. Полицай вдруг вытянулся, прищелкнув каблуками, отделил левый локоть от тела на положенное уставом расстояние. Правая рука образовала прямой угол с телом.
— Генерал Штерн!
Не снимая перчатки, Вилли Штерн протянул руку, и «полицай» учтиво пожал ее.
— Господин генерал, осмелюсь доложить, что поднадзорный Ефрем Родионов жив, хоть и не здоров. Собирается скрыться и уже сложил вещи. — Он указал на сложенные в переднем углу мешки.
Носов выглядел, должно быть, очень глупо. Глаза навыкате, отпавшая челюсть, заросшее недельной щетиной лицо бело как мел.
— Вы… генерал?! — прошептал он одними губами, вставая из-за стола и с трудом пытаясь удержаться на ватных ногах.
— Вольно, — глянув на Бергера, приказал Штерн. — Благодарю за службу, Фридрих. Ты сберег этого негодяя, и в том твоя немалая заслуга.
— Спасибо, господин генерал! — рявкнул унтер-офицер, вскинул руку в нацистском приветствии и выкрикнул: — Хайль Гитлер!
Штерн коснулся пальцем пуговицы на мундире Бергера и подергал ее.
— Сейчас сходи к машине и открой багажник. Там найдешь свернутый в рулон плакат. Капитана медслужбы Бригитту Кранц приведешь в дом, а сам заберешься на крышу, развернешь плакат буквами на запад, чтобы надпись на нем была хорошо видна со стороны.
В глазах Бергера светилась преданность и верность. Штерн улыбнулся. Унтер-офицер козырнул и вышел, а генерал уселся на табурет, закинул ногу на ногу и пристально посмотрел на опустившего голову начальника полиции поселка Большой Ручей.
— Ну что, Купец, вот и снова свиделись, — сказал он с едва заметной улыбкой. — А ты не очень-то рад меня видеть.
— Я уже ничему не рад в этой жизни подлой, — выдавил из себя Васька.
— Ты никак хоронишь себя? — рассмеялся Штерн. — А для чего пожитки в мешки сложил? Драпать ведь собрался?
Васька приподнял голову и зло зыркнул на гостя.
— Теперь ты понял, что не ты сбежал от Альбины и банды, а мы позволили тебе это сделать? — перестав смеяться, сказал Штерн.
— Понятно, — кивнул Васька, наполняя стакан самогоном. — Вы меня использовали по своему усмотрению!
— Ты догадлив, — искренне рассмеялся Штерн. — С твоей помощью мы вышли на банду Проньки и разгромили ее. С твоей помощью мы завладели награбленным бандитами добром. Вот только…
— Вот только до клада скопцов добраться вашей долбаной смекалки не хватило! — позлорадствовал Носов, щуря слезящиеся глаза.
— У меня смекалки на все хватило, — поджав губы, заявил Штерн. — Я знаю, где спрятан клад скопцов, и могу без тебя забрать его.
— Так забирай, чего ко мне цепляешься? — закричал Васька, разозлившись. — Я одной ногой на кладбище, а другой уже в могиле! Завали меня этими дерьмовыми блестяшками хоть от пят до затылка, все одно болезнь мою ничто уже не вылечит!
— Как бы то ни было, ты примешь участие в поисках клада, — заявил Штерн столь убедительно, что Носов сразу же ему поверил.
— В Тамбов меня свезти мыслишь? — спросил он после секундной паузы. — Давай, я согласен! Там нас Смерш дожидается с распростертыми объятиями! Я — предатель мелкий, так себе, шушера… Пустят пулю в лоб или на худой конец повесят! А вот ты, господин генерал, будешь расцениваться по высшей категории! Я не знаю, за сколько можно было Родину продать, чтобы генеральские погоны нацепить? Думаю, что тридцатью серебренниками тут не обошлось! Тебя за твои регалии на нитки раздербанят!
— Да плевать мне на и армию Красную и на немецкую тоже плевать, — злобно прорычал выведенный из себя Штерн. — Для меня своя рубашка ближе к телу, понял? За окончанием войны я буду из-за океана наблюдать, богатенький и веселый! А кто победит, большевики или фашисты, мне так глубоко безразлично, что и объяснить затрудняюсь как.
Носов развел руками.
— Видать, ты еще большая подлюга, чем кажешься, — сказал он, кривя в ухмылке губы. — А про золото забудь и мечтать, корешок! Не найдешь ты его в Тамбове! И фотокарточки Анькины обе выброси. Они тебе не помогут. Я же говорил, что пожар купцовские дома пожег…
— Да и хрен с ними, — справившись с приступом злобы, заставил себя улыбнуться Штерн. — Там никогда и не было золота скопцов, понял?
— Как это не было? — изумился Васька.
— Вот так! — подмигнул ему Штерн загадочно. — Клад спрятан здесь, на руднике, и сегодня мы заберем его!
— Нет, теперь ты точняк брешешь? — усомнился Васька. — Так я тебе и поверил. Еще скажи, что я в эту дыру по твоему велению приехал, и тогда я точно в момент подохну — от смеха!
— Что ж, посмейся… Смех продлевает жизнь. Только ты здесь действительно по моему велению и по моему хотению!
— Да иди ты! — Носов замолчал и напрягся.
— Вспомни вора, который обчистил тебя в вагоне поезда, — улыбнулся Штерн, видя вытянутое лицо собеседника.
— «Артист» с Фомой Бортко, падлы, — прорычал Васька, краснея.
— Ловко получилось, да? — пояснил Штерн охотно. — Фома — секретный сотрудник ОГПУ и разрабатывал воровские банды в Тамбове. По моему заданию он развел и тебя, как малолетнего засранца.
— Значит, по твоей указке он поселил меня сюда, под присмотр своего дядюшки?