— Значит, по твоей указке он поселил меня сюда, под присмотр своего дядюшки?
— Совершенно верно, только они даже не родственники. Староста тоже сотрудник ОГПУ в прошлом. Вот потому я, когда сменил место службы, поменял над тобою и надсмотрщика!
— А почему ты не сдал старосту немцам? — спросил Носов. — Если ты сменил за мной присматривающего, то староста…
— Он не мешал мне и не представлял для тебя хоть какую-то угрозу, — усмехнулся Штерн. — Откройся вдруг прошлое Матвея, то ему не сносить головы и так, сам понимаешь. Вот тебя, дурня, потому-то партизаны и не трогали, понял? Убей они тебя и других полицаев, тогда и старосту нельзя было бы оставлять в живых — Бортко заинтересовалось бы гестапо, что для него равносильно смерти! А он для них — глаза и уши в поселке!
— Тогда ты приставил ко мне этого, как его?
— Фридриха Бергера. А что, хороший малый и верный пес! Еще до войны, в 1940 году, я помог ему беспрепятственно переехать из Риги в Германию! Чуть позже снова спас его, отмазав от фронта и «прилепив» к твоей паскудной роже.
Несколько минут Васька молчал, пытаясь уразуметь услышанное. В голове царил хаос, и ничего путного выудить из нее не удавалось.
— Ну и дела, — выдохнул он и опрокинул в себя стакан спасительного самогона, который держал в руке во время разговора.
Он хотел что-то еще добавить к сказанному, но в избу вошла Альбина Воеводина. Увидев её, Васька как с цепи сорвался.
— Ага, вот и стервоза пожаловала! — воскликнул он злобно и всплеснул руками. — Ну, конечно, как же мы без такой сучки в нашей задушевной беседе?
Штерн устремил на него жесткий взгляд и сжал кулаки:
— Не смей обзывать мою супругу, ублюдок! Еще одно оскорбление — и клад я пойду забирать уже без тебя, понял?
* * *
Застрелив штандартенфюрера, обер-лейтенант Ганс Курт перетащил тело к машине, усадил его на пассажирское сиденье, закурил и задумался.
Ганс представил себя охотником, шагающим по прерии в Америке. Сухая трава шуршит под ногами, руки сжимают ружье. Погода отличная, воздух чист, настроение приподнятое, и он напевает веселую песенку, блаженствуя. Война — нечто далекое и призрачное. Америка, защищенная от воюющего континента двумя океанами, выглядит островом благоденствия. Он идет по американской земле, поглощенный возвышенными чувствами и совсем не думает ни о войне, ни даже об охоте. Ружье в руках — это еще не аргумент, обязывающий его подстрелить какого-нибудь зверя. Хватит, настрелялся и навоевался! Денег, которые он вывез из России, хватит на десять жизней как ему, так и его потомкам.
Курт вздохнул. Он вспомнил свою любимую жену Гертруду, детей — и волна умиления пробежала по телу. Его больше не заботит судьба рейха, его не печалит судьба Германии.
С трудом отказавшись от воспоминаний, он поднес к глазам бинокль и посмотрел на рудник. Полицаи, переодетые в партизан, терпеливо дожидаются сигнала, притаившись на позициях. Курт их видел как на ладони. Затем он перевел взгляд на дом полицая Родионова.
— Тьфу, черт! — выругался вдруг немец и даже сплюнул с досады.
У ворот стояла машина Вилли Штерна, и это послужило причиной крутой перемены в настроении Ганса. В то время пока он перетаскивал тело шефа к машине и усаживал его в салон, «птички» прилетели в ловушку, а он упустил момент захлопнуть её. «Что делать? — засуетилось в голове. — Я видел, как машина въезжала в поселок, но, к сожалению, проморгал, когда она подкатила к дому полицая. Так кто из нее вышел и вошел в дом? Участвуют ли в операции Штерна какие-либо другие лица?» Дать «своим» полицаям сигнал к атаке — преждевременно. Штерн еще не вынес золота из тайника и не погрузил его в машину. Нет, он, Курт, будет ждать столько, сколько понадобится, и теперь уже не упустит момент и не провалит финал!
Готовя операцию, Ганс, казалось бы, учел все. Он исключил возможные неожиданности и был более чем уверен, что все пройдет без сучка и задоринки. Курт был твердо уверен еще и в том, что Вилли именно сегодня навестит полицая Родионова. Откуда тот узнал про золото дяди — пока еще тайна, но, если Штерн случаем выживет после атаки полицаев, то Курт обязательно поинтересуется у него о такой невероятной осведомленности…
Ганс на минуту отвлекся от своих размышлений и вновь поднес к глазам бинокль. Так, машина на месте, значит, гости Родионова пока еще у него в доме! Знали бы они, какая страшная участь ожидает их впереди!
Курт зажмурился и попытался представить картину ожидаемой бойни. Однако находящийся в состоянии возбуждения мозг отказывался воспроизводить кровавые последствия…
А какие, собственно, могут быть последствия? Полицаи захватят машину с золотом, кладоискателей перестреляют. Ну а далее… В лесу, в грузовиках, своей очереди ожидают около сотни солдат. По приказу Курта, выстрелу из ракетницы, они войдут в поселок и перестреляют сделавших свое дело «лжепартизан»! Комар носа не подточит: партизаны напали на поселок, убили гостя из Берлина, его подругу, перестреляли всех полицаев, включая Родионова и старосту. Как говорят русские — и волки сыты, и овцы целы! А потом, под шумок, он, Курт, перевезет золото в надежное место и…
Поднеся к глазам бинокль, Ганс вдруг увидел растянутый по крыше дома Родионова транспарант и почувствовал, как защемило сердце. Надпись на куске белой материи гласила: «Генерал абвера Вилли Штерн приглашает вас к обеду, обер-лейтенант Ганс Курт. Ваша неявка будет расценена как неуважение и может иметь для вас негативные последствия…»
* * *
Степан указал пальцем на место в углу подвала.
— Думаю, проход должен быть там, — сказал он не совсем уверенно.
Разведчики зажгли керосиновую лампу, рассмотрели угол и прилегающий к нему участок более внимательно. Яшка зачерпнул горсть грунта и поднес её к глазам.
— Зола, — понял он, отряхивая руки. — Если проход есть, то он действительно здесь. Лаз прикрыт чем-то, может быть, досками, а сверху засыпан золою.
— Сейчас проверим, — Леший выдернул из тугих ножен большой австрийский штык, который всегда носил при себе, и принялся протыкать им золу.
— Дельно придумано, — отозвался одобрительно Степан. — Давай действуй! Не сомневаюсь, что мы ищем в правильном направлении.
Разрыхляя спрессовавшуюся золу ножами и выгребая ее руками, они быстро добрались до деревянного настила, закрывающего лаз.
— А доски-то дубовые, на большой срок рассчитанные, — усмехнулся Яшка, смахивая ладонью с настила остатки золы. — А вот и кольцо. Сейчас мы быстро отворим дверку в «преисподнюю».
С молчаливого одобрения остальных он с силой потянул за кольцо. Деревянная створа распахнулась без особых усилий. Из лаза в лица разведчиков ударил тяжелый спертый воздух, но это не остудило их желания спуститься вниз.
— Кто пойдет первым? — спросил Степан, посмотрев на своих товарищей.
— А хотя бы и я, — тут же вызвался бесшабашный Хромой. — Страсть как хочется первым в этой жуткой норе отметиться.
Спустив ноги в лаз, он уперся в края его основания локтями.
— Кажись, лестницу нащупал, — сказал он тихо. — Прочная. Дайте-ка лампу, товарищи…
Яшка шустро спустился вниз.
— Ныряйте сюда! Здесь такое… Ого-го какое, даже не знаю, как и назвать, ей-богу!
Степан и Свирид поспешили в лаз. Оказавшись в подземелье, они осмотрелись.
— Вот это да! — присвистнул Степан, разглядывая помещение. — Яшка, подними-ка фонарь повыше! Хочу разглядеть эту «преисподнюю» во всей ее красе!
Помещение оказалось большим и просторным. У стен широкие и устойчивые скамейки, на которых можно не только сидеть, но и спать. Тут же, у передней стены, большой стол. На стенах ковры и подсвечники, из заплавленных парафином гнезд которых выглядывают свечные огарки.
— Что это, братцы? — развел руками Яшка. — Да эти хоромы с бункером Гитлера потягаться могут!
— Все здесь понятно и ясно как день, — забирая из рук Яшки лампу, сказал Степан. — Помните, что староста рассказывал? Чудаковат хозяин рудника, мол. И люди к нему темные шастали… Я еще предположил, мол, сектантом был этот выродок немецкий, а теперь воочию убеждаюсь, что не ошибся!
— Здесь, в мрачном склепе, они свои молебны проводили, — согласился Свирид.
— Да у него дом, судя по фундаменту, аховых размеров был, — усомнился Яшка. — К чему сектантам заблагорассудилось под землю забираться?
— Конспирации ради, — ответил Степан. — Царская власть, как и советская, тоже не поощряла сектантов. Так что были у этих говнюков основания справлять свои культы в подполье!
Яшка неожиданно оживился от пришедшей в голову и потрясшей его мысли.
— Знаете что, братцы! — зашептал он возбужденно. — А ведь где-то здесь, в этой зале, мог быть сектантами припрятан клад.
