На этот раз, по общему мнению, с Бамбатой было покончено. Однако судьба самого вождя оставалась неизвестна, никто не видел его живым или мертвым. По Зулуленду плыл слух о том, что вождь был ранен и с минуты на минуту появится с новым войском, чтобы продолжать бой. Мангати и Макала, как затравленные звери, метались в лесах, пытаясь собрать свои разрозненные импи. Восстание разгоралось за рекой, в Натале.
Полковник Эльтон и его офицеры спешили перебросить части за реку, чтобы поскорее усмирить тамошние племена. Отряды солдат и наемников прочесывали пустынные, дикие ущелья. Вооруженные факелами и револьверами, они обыскивали все пещеры и вытаскивали оттуда раненых. В одном из потайных укрытий схватили Малазу и привели к полковнику Эльтону. Знахарь ползал у ног полковника, как пойманная лиса, и что-то бормотал про себя. Эльтон с презрением пнул его ногой и трижды выстрелил в распростертое перед ним тело.
Том участвовал во всех этих кровавых экспедициях, оцепенев от гнева и уже ничего не чувствуя. Он сделал все, что мог, хотя и понимал бессмысленность своего поступка: он выбросил из своего револьвера все патроны, кроме одного. Но у него не было возможности ни в малейшей степени смягчить или изменить ход событий. Он пытался вспомнить, какие чувства испытывал, участвуя в первой карательной экспедиции по южным районам, и сейчас она казалась ему просто невинным развлечением. Он уже давно не писал Линде. От нее пришла пачка писем, но он прочитал их равнодушно, не в силах сосредоточиться на них. В одном письме она истерически твердила о каком-то кафре, который по ночам следит за окном ее спальни с края плантации. Он положил это письмо к другим и засунул все письма в карман мундира, где они мялись и пропитывались дождем и потом. Его рана быстро зажила. Он почти забыл о бое при Нкунзини и редко вспоминал смерть Тимми.
В ущелье и в последующих операциях он не сделал ни одного выстрела. Все чаще и чаще оказывался он на расстоянии ружейного выстрела от мятежников и с горьким участием рассматривал их в свой полевой бинокль. Он не узнавал никого из них — они слились в безликую массу, стали добычей самой опасной и самой страшной охоты. Это были люди, которых травили, как диких зверей. В этой травле стерлась грань между законным и незаконным; привычные понятия исчезли. Он обдумывал способ предъявить обвинение в убийстве майору Атеру Хемпу. Атер сам рассказывал об убийстве двух женщин, как о каком-то пустяке, и хвастался, что имеет на своем счету восемьдесят одного убитого. Слушая его, люди испытывали безрассудное восхищение или отвращение; одних его присутствие волновало, другим оно было невыносимо, но никто с ним не спорил. Жалоба, поданная на него начальнику военной полиции, только способствовала бы его славе. После событий, происшедших в краале Но-Ингиля, они больше не говорили друг с другом, и Атер иногда проходил мимо него с чуть заметной презрительной усмешкой на искривленных губах.
В ежедневных донесениях полковника Эльтона четкими фразами сообщалось о продвижении войск, о частях, ведущих успешные бои, упоминались особо отличившиеся. Число пойманных и расстрелянных мятежников регулярно подсчитывалось, иногда этот итог называли «разочаровывающим». Голод выгонял из леса мальчишек, и они, голые, дрожа от холода, с вздутыми животами, приходили просить еды. Офицеры отправляли их в лагерь, а затем отсылали в ученичество, чтобы выжать из них все соки до тех пор, пока они не станут взрослыми. Многие из них лишились отцов и родных краалей, где могли бы найти приют.
В течение пяти дней слух о том, что Бамбата жив, беспокоил правительство и гнал все дальше и дальше полковника Эльтона. Затем какой-то человек из племени зонди, попросив сохранить ему жизнь, обещал за это отыскать тело своего мертвого вождя. Холодным, туманным утром из лагеря выехал небольшой отряд, который вел пленный зулус. Том стоял у входа в свою палатку и смотрел, как они проезжали мимо. Он поздоровался с командиром этой группы, полицейским сержантом Райли, бывшим начальником участка в Ренсбергс Дрифте. С ними шел рослый молодой зулус — младший брат Бамбаты. Он был взят в плен в самом начале событий и не участвовал в восстании.
Райли и его отряд медленно спускались по узким теснинам ущелья. Сотни черных тел лежали там, где их настигла пуля, и начали уже разлагаться. Над иными успели потрудиться шакалы, а в более открытых местах оставались одни скелеты — мясо склевали грифы. Когда приближались люди, громадные уродливые птицы тяжело поднимались на соседние деревья и скалы или кружили в ясном небе. Около полудня отыскали тело Бамбаты. Он лежал на берегу реки лицом вниз, касаясь воды. Под лопаткой у него торчал ассагай. Кругом теснился лес, и лишь рваная синяя лента неба проглядывала сквозь далекие верхушки деревьев. Сержант Райли, заткнув нос платком, ногой перевернул застывший труп. Зулусы закрыли лица руками и отвернулись. Райли сердито прикрикнул на них.
— Да, инкоси, это он, Бамбата: редкие верхние зубы, шрам на щеке, жидкая борода и большой свирепый рот… эта страшная дыра…
— Отрежьте ему голову, — приказал Райли.
Полицейские взглянули на труп с глубоким, нескрываемым страхом и недоверием, и ни один не шевельнулся. Белый кавалерист, покрывшись потом, несмотря на то, что в ущелье было сыро и холодно, напряженно ждал.
— Отрежьте ему голову, — повторил Райли одному из зулусов-полицейских.
— Инкоси… — пробормотал полицейский.
Его черные глаза, сощурившись, превратились в щелочки; он не сдвинулся с места, а весь его вид ясно говорил, что он скорее умрет на месте, чем позволит себе надругаться над телом столь могущественного и столь прочно заговоренного человека, как Бамбата. Кто мог с уверенностью сказать, что здесь нет подвоха и что истинный, живой вождь не отомстит ему и его семье?
Сержант Райли наконец понял, что ничего не добьется. Некоторые вещи белым приходится делать собственноручно. Он вдохнул побольше воздуха и наклонился над разлагающимся телом. Большим складным ножом он быстро сделал надрез вокруг синей, распухшей шеи; затем резким ударом рассек шейные позвонки и перерезал сухожилия.
— Экспонат первый сорт, — сказал он и бросил голову в притороченную к вьюку на спине лошади суму, которую поспешно открыл солдат.
— Господи! Меня сейчас стошнит!
Райли протер руки чистым песком и вымыл их в прозрачной воде.
— Нам пора ехать. Совсем стемнеет, пока мы доберемся до лагеря.
Несколько женщин признались на допросе, что над водопадом все еще скрываются воины во главе с индуной из племени зонди. Рискуя жизнью, женщины носили им еду. Они все еще верили, что Бамбата жив и велит зулусам продолжать борьбу.
Полковник Эльтон тотчас выделил бригаду в пять тысяч человек, чтобы прочесать лес. Он приказал им следить за тем, чтобы все держались поближе друг к другу, ибо части несли особенно большие потери, когда люди рассеивались дальше, чем на расстояние, на котором их можно было бы окликнуть. Уиненский полк легкой кавалерии в пешем строю составлял в этой экспедиции правый фланг. Конникам не очень-то улыбалось заменять пехоту, но тем не менее они рвались в бой и не нуждались в поощрении, Том начал понимать, что человекоубийство, как и любая охота, заразительно, как болезнь. Всякое недовольство и обида, казалось, разрастались в сердцах людей, как злокачественная опухоль, и люди, такие добродушные еще шесть месяцев назад, не узнали бы сами себя в эти июньские дни, когда каждый старался превзойти другого числом добытых голов, когда безудержно росла страсть к убийству, поощряемая личным примером командиров. Взвод Тома охватила та же болезнь, но то, что другие совершали без всяких угрызений совести, люди Тома делали тайно, чувствуя себя виноватыми. Том видел это по их поведению. Они были угрюмы и сердились, когда другие солдаты дразнили их «пуританами». Он ждал, что общая недисциплинированность солдат проявится и в их отношении к нему, но этого не случилось. Они по-прежнему беспрекословно повиновались Тому, но скрывали от него свои мысли. Они напоминали отряд корсиканских бандитов, сохраняющих благоговейное уважение к своему священнику. Неужели он и в самом деле был священником, то есть олицетворением высшей совести, к которой они, их дети или внуки должны возвратиться с великим раскаянием? Если так, значит он неудачник — тихий, молчаливый, во что-то верящий, но не способный на решительные действия.
На рассвете того дня, когда Райли отправился за головой Бамбаты, у Тома произошел разговор с сержантом.
— Дональдсон, наши солдаты тоже ведут счет головам убитых мятежников?
— Не думаю, сэр. Насколько мне известно, они этого не делают.
— Почему?
— Они понимают, что вам бы это пришлось не по вкусу.
— Такие чувства делают им честь, черт возьми! И все же некоторые из них расстреливали пленных, а другие стреляли пулями дум-дум.
