грубые окрики работорговцев, гнавших группу невольников в город под покровом ночи. Если нас сейчас заметят, мы и глазом не успеем моргнуть, как снова окажемся в объятиях Лапье. Голоса доносились справа. Мы сбежали с моста и юркнули налево за дерево с толстым раздвоенным стволом.
Мы сидели на корточках позади дерева до тех пор, пока голоса не стихли. Убедившись, что вокруг больше никого нет, наша пятерка выбралась из укрытия. Я повела спутников по утоптанной тропинке, спускавшейся к самой воде. Вскоре впереди показались густые заросли прибрежных камышей – надежное укрытие, из которого было хорошо видно реку. Устроившись в зарослях, я обняла сына и прижала к себе. Эссекс сидел рядом.
– Что дальше? – шепотом спросил он.
– Ждем сигнала.
Только сейчас до меня стала доходить вся серьезность того, что мы совершили. Чем дольше тянулось ожидание, тем сильнее я нервничала: прошло полчаса, а лодка так и не появилась. Тем временем в тюрьме уже наверняка заметили наше исчезновение.
– Эбби, ты уверена, что за нами придут? – спросила я.
– Абсолютно, – кивнула экономка.
При подготовке побега через людей в кондитерской мне приходилось целиком полагаться на Эбби. К моему величайшему удивлению, выяснилось, что она много лет знакома с хозяином заведения – еще с тех пор, как сама была подростком. После нескольких писем к нему, в которых я умоляла о помощи, а также уговоров, с которыми экономка регулярно подсаживалась к Коррине на каждом воскресном богослужении, они согласились переправить на Север заключенного из тюрьмы Лапье. Я поймала взгляд Монро: сын наблюдал за мной расширенными от тревоги глазами. Освобождение из неволи моего мальчика стало для меня едва ли не главной миссией жизни, и теперь, когда она близилась к осуществлению, я вдруг осознала, что, возможно, больше никогда не увижу сына. Обняв Монро, я помолилась о его безопасности и благополучии. Затем заглянула ему в лицо и поцеловала в обе щеки.
– Наверное, сейчас ты не до конца понимаешь, что происходит. Но все, что я сделала и делаю, – все только ради любви к тебе, сынок. Помни об этом.
Эссекс мягко коснулся моего плеча. Я поняла, что забыла сделать еще одну важную вещь.
– Монти, познакомься: это твой отец, Эссекс Генри.
– Тот, которого держали на чердаке?
– Да.
– Здравствуйте. Рад познакомиться, – официальным тоном произнес Монро.
Эссекс притянул мальчика к себе и крепко обнял.
И тут мы услышали плеск воды.
– Ждите здесь, – велела я спутникам, а сама, выбравшись из кустов, спустилась по вязкой жиже к самой воде, остановилась в пятне лунного света и принялась махать белым платком, в точности выполняя инструкции, переданные через Эбби. Капитан судна замедлил ход и бросил якорь.
– Меня прислал друг вашего друга, – сказала я.
– Пассажирам лучше поторопиться. Деньги при вас?
Я махнула остальным. Они вышли из укрытия и спустились на берег, Эссекс держал за руку Монро, за ними ковыляла Эбби, Томми замыкал процессию.
Я отдала капитану кошелек с оставшейся частью суммы, которую собирала годами.
– У нас тут четверо.
– Мы договаривались о троих.
Я сняла с шеи жемчужное ожерелье и протянула ему.
– Пожалуйста!
Капитан посмотрел на четверку, топтавшуюся у меня за спиной, и сделал широкий жест, приглашая их подняться на борт. Эбби двинулась первой. Высокий чернокожий мужчина протянул ей руку и помог забраться по трапу. Оказавшись на палубе, экономка ахнула и бросилась к нему в объятия. Я присмотрелась. Бэзил! Он вернулся за ней! Бэзил улыбнулся и помахал мне.
Я обняла Монро.
– Иди, детка.
– Мама, а разве ты не с нами?
– Мне нужно остаться. А ты, сынок, иди со своим отцом и к той жизни, о которой я всегда говорила тебе, – жизни свободного человека. Придет время, и я найду вас.
Глаза Монро наполнились слезами. Мальчик обнял меня за талию и уткнулся носом в живот. Я поцеловала сына в макушку и кивнула Томми, чтобы тот увел Монро. Бэзил уже манил их обоих с борта судна.
– Я не уеду без тебя, Фиби, – заявил Эссекс и расправил плечи. Я узнала это движение: мой возлюбленный всегда так делал, когда упрямился и хотел настоять на своем.
– Ты должен. Иди!
– Нет, я не могу. Только не теперь!
– Нам пора! – нетерпеливо позвал капитан. – Где их бумаги?
Я показала капитану пропуска, которые сама выписала, – по ним беглецы смогут беспрепятственно добраться до Балтимора, – и передала бумаги Эссексу. Он спрятал документы за пазуху. Затем сняла с шеи самодельное ожерелье с выточенной из дерева половинкой сердечка, которое возлюбленный когда-то подарил мне, и повязала ему на шею.
– Позаботься о нашем сыне. А я не могу бросить дочерей.
Эссекс грустно качнул головой. Я поцеловала его.
– Кто-то должен остаться в качестве агнца на заклание, – сказала я.
– Нам пора! – крикнул капитан.
– Пожалуйста, иди. Не упусти свой второй шанс. Я запомнила адрес в Бостоне и сумею отыскать вас через твоего друга.
Я не стала ждать, пока Эссекс поднимется на борт, развернулась и зашагала по тропинке прочь от берега. Кровь пульсировала у меня в висках при мысли о том, что я в шаге от свободы, но она вновь ускользает от меня. И все же я знала, что сделала правильный выбор: ради нашего сына, ради моих дочерей. Тот выбор, который сделала бы ради меня мама. Я возвращалась в тюрьму Лапье. На мосту показалась очередная группа закованных в кандалы невольников; их гнали той же дорогой, которой шла я. И так будет продолжаться до тех пор, пока не наберется достаточное количество храбрых сердец, которым хватит смелости изменить мир.
Пока есть жизнь, есть надежда.
3 мая 1867 года
Ричмонд, Виргиния
Дорогая Эстер!
Прошу прощения, моя любимая доченька, что задержалась с ответом. Но, думаю, ты представляешь, какой хаос у нас тут творится после окончания войны. Ричмонд изменился до неузнаваемости. Когда конфедераты поняли, что битва проиграна, командование приказало поджечь арсеналы, склады, табачные фабрики и мосты, чтобы ничего не досталось наступающим войскам северян. Однако вскоре огонь вышел из-под контроля и охватил близлежащие районы города, в результате многие жители лишились домов. Деловая часть Ричмонда выгорела дотла. И все же никакие потери не могли омрачить радость людей, получивших свободу. Если бы только моя мама видела это ликование!
Освобожденные мужчины, женщины и дети приветствовали входящие в город полки союзников. А затем толпы нарядно одетых людей двинулись по главной улице к Капитолию штата, чтобы там отпраздновать долгожданную победу. О, как же мне хотелось присоединиться к их шествию!
Трудно описать, какое смятение и