души тяжелый груз, сегодня, не обращая ни на кого внимания, грустно и задумчиво уставившись в одну точку, молчала. Лишь болезненно морщилась от потряхивания на ухабах каменистой дороги или резко и неприязненно вскидывала строгие глаза на подвыпивших пассажиров, привычно вставляющих в свой диалог режущие уши непотребные слова. Не следила за дорогой – сколько проехали, сколько осталось.
Ей было грустно, потому как ехала в свой дом в Зигазе, чтобы по настоянию старшей дочери Закии уж оставить, наконец, опустевший родной дом и переехать к ней. После перестройки, когда разорился леспромхоз, сгорел тарный цех и разобрали рельсы узкоколейки, в непогоду, в бураны и дожди до села ни на чем и не доберешься. Конечно, у дочери хорошо. Город рядом, все дети, родня, ее уже постаревшие сестры. Но как оторвать от себя тот привычный мир, половину прожитой жизни?..
Так всю дорогу, взвешивая все за и против, путаясь, сбиваясь, она и не заметила, как автобус затормозил уже в центре села и народ, облегченно вздохнув, что без обычных приключений преодолели все сто верст горно-лесного бездорожья, направился к выходу и расползся по улочкам и домам притихшего родного села.
Салима, всей грудью вдохнув чистый, отдающий печным дровяным дымком деревенский воздух, по скрипучему от морозца снегу, время от времени останавливаясь, чтоб перевести дыхание или с кем-нибудь поздороваться, обмолвиться словечком, перехватить поудобнее тяжеловатую от городских гостинцев сумку, направилась к дому.
Когда обогнула леспромхозовский давно замолчавший гараж, навстречу из-за поворота выбежала Файруза, внучка соседки Ханифы. Увидев, во что девочка одета на таком морозце, у Салимы защемило сердце: засаленная старенькая болоньевая курточка, на ногах старые большие кроссовки, покрасневшие ручонки без варежек…
– Здравствуйте, Салима-иней! – крепко обняв ее, искренне радуясь встрече, залепетала девочка. – Как долго вас не было! Как доехали, мы уж соскучились по вас!
– Здравствуй, здравствуй! Ты почему так легко одета, как мама отпустила в таком наряде, куда бежишь? – похлопывая ее по спине и проглатывая навернувшиеся от жалости слезы, выдавила Салима.
– Мама отправила на горную улицу, там папу вчера пьяного видели, он домой не приходил, пойду поищу.
– Эй, Алла, опять за старое взялся, зараза. Давненько не чудил. – И, доставая из сумки пригоршню конфет: – На, угощайся.
«Да-а, на таком холоде почти раздетая бегает, разве наш позволил бы детям так ходить? Надо ей зимние сапоги Анили отдать. Зачем храню, пусть носит. Надо еще кое-какую одежку посмотреть». И, обернувшись вслед девчушке, закричала:
– Файруза, доченька, на обратной дороге зайди ко мне обязательно!
Вид родного двора окончательно испортил настроение. Тишина и пустота. Двери сараев открыты, и оттуда не доносятся привычные звуки при появлении хозяйки: нетерпеливый перестук копытец и поблеивание тонконогих овечек, пофыркивание коров и телок, возня переполошенных, вечно суетливых курочек. Пусто внутри, холодно, нет привычного запаха и навозного тепла. Уже осенью со слезами она «избавилась» от всей живности. И так быстро двор изменился, замолчал, как будто ушел в себя. Единственной живой душой оставался постаревший, облезлый, преданный кот Барсик, он выбежал из сада навстречу. Подслеповато щурясь, хрипло и отрывисто мяукая, ласкаясь, завился у ее ног и, как хозяин, стал сопровождать ее по двору.
Дома ее встретила оставленная на хозяйстве Мархия, ведь зимой нельзя не топить печку, все замерзнет – цветы на подоконнике, картошка в подполе. Да и попробуй потом разогрей заледеневший дом. Поэтому Мархия почти неделю жила одна и просто поддерживала огонь в печи. Она была совсем маленького роста, с непропорциональными частями тела. На ее лице на всю жизнь запечатлелось выражение на все и всех обиженного ребенка. Да и было на что обидеться – еще совсем девчушку, плохо знающую русский язык и не совсем разумную, хулиганистые парни поселка обманами и посулами, напоив до беспамятства, использовали как легкодоступную женщину. Она одного за другим рожала неизвестно от кого детей. Так как у нее не было мужа, их забирали в детдом. Но с ней остались жить только одна дочь и сын, которые вели такой же беспорядочный образ жизни.
Все село ее сторонилось, мальчики над ней издевались, обзывали обидными словами. Поэтому она всегда ходила сгорбившись, склонив голову вниз, как бы прячась и отгораживаясь от неприветливого для нее мира. И только Салима относилась к ней как к человеку – всегда досыта кормила, поила чаем, пускала помыться в бане, одевала ее, отдавая ненужные вещи. Она была одной из тех бедолаг, кому Салима постоянно помогала, поэтому ее дети и внуки в шутку называли «мать Тереза». Селяне, лишенные работы, постоянного заработка, в часы безденежья знали, что, если обратиться к тете Соне, она всегда поможет. Поэтому она никогда не оставалась без внимания, всегда находились помощники.
Мархия, попив с хозяйкой дома чай с городскими гостинцами, ушла домой, мол, как там ее дети без нее. Салима же села и стала молча оглядывать дом. Каждая вещь, каждая деталь в нем были дороги, у каждой своя история, свой смысл. Все с любовью обустроено. Она по привычке достала из дорожной сумочки небольшую зеленую книжицу с множеством закладок. Ее Салима купила в магазине при мечети, в ней были основные суры Корана – на арабском, с транскрипцией на башкирском, с переводами и комментариями. Часть из них она давно знала наизусть, а самые длинные читала с него. Ей все это давалось легко, так как с самого детства все эти суры были на слуху – отец, отлично читавший и писавший на арабском, очень хорошо читал эти молитвы.
И потому после смерти свекрови Зухры, заменяя ее, сама стала читать на похоронах и поминках, и просто для успокоения души. Вот и сейчас с дороги стала читать их, вспоминая всех ушедших из жизни и страстно желая здравия живым, благодаря Всевышнего за эту данность, эту жизнь, детей и внуков, благодаря всех, кто окружал ее, за их помощь и внимание и просто за то, что они есть в ее жизни. Ведь отец Ахметша всегда учил быть благодарным всем и за все – никогда не жалеть слов благодарности за любую мелочь и любому человеку. Так она и жила и об этом постоянно говорила своим детям и внукам – никогда не забывайте благодарить, никогда не жадничайте и не держите в кармане просто так это волшебное слово «спасибо».
Затем уставшая с дороги, согретая уютным теплом от печки Салима прилегла на родную постель у стола и задремала. В полусне ей чудились шаги и шушуканье играющих многочисленных внучек, доброе, тихое ворчание и шаркающие шажки свекрови Зухры. Ей казалось, что нужно быстро встать и разогреть завтрак для Ислама, потому как ему нужно срочно на морозе, разогрев
