Он протянул да Гаме сутану и чётки.
— Что хочет сказать этим твой повелитель? — с улыбкой спросил да Гама.
— То, что вам лучше молиться, а не воевать. Ради вас мой повелитель готов даже не разорять один христианский монастырь, где вы и закончите свои дни монахами, вознося молитвы вашему пророку Исе.
— Хороший подарок, — опять улыбнулся да Гама. — Может быть, когда–нибудь он мне пригодится. Но пока я намерен сражаться, не переставая впрочем молиться. Поблагодари своего повелителя за оказанную честь и передай ему, что я прибыл по приказу великого льва морей короля Португалии, чтобы вернуть трон пресвитеру Иоанну. И я это сделаю. Готовьтесь к бою.
***
Трудно было сказать, почему Грань не бросил сразу же свои войска на штурм португальского лагеря, сил у него было во много раз больше, чем требовалось для того, чтобы смести жалкий частокол. Но вместо этого сарацины сомкнули вокруг лагеря плотное кольцо, и целый день обстреливали португальцев из луков. Солдаты гибли один за другим, думая лишь об одном: как уберечь императрицу. Пока им это удавалось.
С наступлением ночи дон Кристобаль собрал своих капитанов:
— Мы пойдём на прорыв, иначе нас тут всех перестреляют, как куропаток, не дадут даже в бой вступить.
— Командир выбирает смерть, — весело оскалился да Кастаньозо.
— Командир выбирает победу, — спокойно, без улыбки сказал да Гама. — Наша единственная надежда — убить Граня. Надо знать сарацин — после смерти полководца они уже не будут сражаться. Но Грань находится в середине войска, на расстоянии примерно трёх мушкетных выстрелов от нас. Значит, первым делом надо сократить это расстояние втрое. Зарядите все пушки картечью, будем бить в самый центр войска напротив флагов Граня. Ни в коем случае не одновременно. Пять залпов один за другим в одну точку. Картечь прорубит нам хороший коридор, и тогда мы войдём в него железным каре, продолжая прорубаться к флагам Граня. Солдаты с пиками совершат молниеносную атаку. Вся надежда на то, что когда наш прорыв начнёт захлёбываться, Грань будет уже на расстоянии мушкетного выстрела от нас. До этого момента ни один мушкетёр не делает ни одного выстрела, а когда Грань окажется в пределах досягаемости, все сто мушкетов направляем на него. Хотя бы одна из ста пуль должна достигнуть Граня.
***
С первыми лучами солнца сарацинское войско было уже построено, а жерла португальских пушек смотрели в самый его центр. Они отстрелялись, как на учениях, прорубив во вражеских порядках заметную брешь, в которую тут же устремилось железное каре португальцев. В середине каре находилась императрица в окружении служанок, у которых была одна задача — закрывать императрицу своими телами.
Солдаты орудовали пиками так яростно, что враги падали один за другим. И всё–таки сарацины являли собой прекрасно вышколенное войско, они не поддавались панике, их нельзя было обратить бегство, они начинали оказывать всё более ожесточённое сопротивление. Португальская атака начала захлёбываться раньше, чем они надеялись, а до Граня всё ещё не смог бы достать даже самый сильный мушкет.
Тогда да Гама прорвался в первый ряд со своим огромным двуручником и что было сил заорал: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу!» Солдаты ответили дружным криком: «Босеан!». Командир, делая огромные взмахи дедовским двуручником, какие уже давно никто не использовал, разом прорвался на десять шагов вперёд. Солдаты поддержали командира, вложив в последний яростный рывок последние силы. Когда они прорвались ещё шагов на десять, да Гама крикнул: «Мушкетёры — залп!». Хотя до Граня было по–прежнему слишком далеко.
С такого расстояния почти невозможно вести прицельную стрельбу, в Граня попала всего одна пуля и та в бедро, но, пробив мягкую мышечную ткань ноги, пуля завалила лошадь. Сарацины видели, что их полководец упал на землю, его положили на носилки и понесли с поля боя. Три флага Граня немедленно опустились, дав армии сигнал к отступлению, но отступления не получилось, началось лавинообразное бегство, а эфиопские войска долго ещё преследовали и истребляли разбитых сарацин.
***
Это была грандиозная победа. 400 португальцев при слабой поддержке 200 эфиопов разгромили прекрасно вооружённую и вышколенную армию в рядах которой одной только кавалерии было полторы тысячи. На поле боя остались трупы нескольких тысяч мусульман. Потери португальцев были минимальны, но для такого маленького отряда весьма чувствительны — с полсотни солдат погибли, около ста — ранены, многие — тяжело. Сам да Гама получил серьёзную рану в колено. В строю осталось около трёхсот португальцев.
Победа произвела потрясающее впечатление на всю Эфиопию. Да Гама стал живой легендой, слухи о его победах распространялись быстрее ветра. Одни говорили, что полчища португальцев несметны, другие, напротив, утверждали, что у могучего заморского героя всего десяток слуг, но они гонят перед собой десятки тысяч сарацин. Много говорили о том, что с португальцами императрица, столь любимая в народе Сэблэ — Вэнгэл. Они спасли её, и теперь она их воодушевляет, а без императрицы у португальцев, конечно, ничего не получилось бы. Но это нисколько не умаляло в глазах эфиопов подвиг португальцев, напротив, превращая их в эфиопских героев — своих, родных. Все знали, что в стране теперь действуют две армии — императора и императрицы. Вера в победу над полчищами Граня вспыхнула в народе с такой силой, что теперь её уже ничто не могло поколебать, судьба войны изменилась, как по волшебству.
Юный император Гэладэус, до той поры находившийся в Шоа и не смевший покидать свой хорошо укреплённый лагерь, (слишком малы были его силы) теперь ежедневно получал значительные подкрепления, и вот он уже стоял во главе большой армии, решив, что пришло время действовать. Гэладэус вступил в бой с корпусом Наср ад-Дина, одержав серьёзную победу. Тогда он решил двинуть свою армию навстречу португальцам, с тем, чтобы объединить силы. Мусульмане делали всё для того, чтобы не позволить им соединиться. Кажется, уже никто не помнил о том, что отряд португальцев — всего 300 солдат, на которых в масштабах такой войны можно бы и внимания не обращать. Однако, всё внимание, как сарацин, так и эфиопов было приковано к героям да Гамы.
***
Между тем, дела у этих героев шли не сказать, что очень хорошо. Как ни странно, именно к ним, всколыхнувшим всю страну, подкрепления почти не поступали, эфиопская часть отряда до сих пор составляла не более полутысячи человек. Вероятнее всего, никто из эфиопов толком не знал, где искать императрицу и португальцев, так что подкрепления шли сразу же к императору, место нахождения которого было хорошо известно.
Да Гама не раз уже убедился в том, что эфиопские воины — отчаянные храбрецы, но им необходимо поручать самостоятельные задачи, так чтобы не было возможности спрятаться за спины португальцев, и тогда чёрные пантеры показывали себя во всём боевом великолепии. Постепенно он вообще перестал лично отдавать им приказы, а если возникала такая необходимость, просил Иакова передать его просьбу императрице, которая и отдавала приказ своим воинам, и уж тогда они старались от души.
С императрицей Кристобаль вообще не общался, лишь изредка отвешивая ей почтительные поклоны, а она отвечала ему лёгким наклоном головы, давая понять, что его приветствие принято. Кристобаль понимал, что на языке эфиопского придворного этикета этот лёгкий наклон головы означает неслыханную милость и был счастлив этим безмолвным, да и то довольно редким общением. Он так никогда и не увидел лицо императрицы — только шёлковую вуаль, расшитую цветами и, думая об императрице, всегда представлял себе эти прекрасные цветы. Он чувствовал, что Сэблэ — Вэнгэл — великая женщина, но именно как женщина она оставалась совершеннейшей загадкой, и это его вполне устраивало.
Их маленький отряд, по–прежнему не насчитывавший и тысячи человек, месяц за месяцем черепашьими шагами двигался вперёд, старательно избегая встречи с крупными силами врага, а из мелких стычек неизменно выходил победителем. Грань то ли забыл о них, то ли не мог найти, то ли у него тем временем возникли другие проблемы.
Португальцы уже больше года продвигались по Эфиопии, их моральный дух был по–прежнему достаточно высок, хотя люди были измождены до невероятия. Более всего их терзало то, что связи с императором не было никакой, они искали его армию наощупь, а помощь из Португалии всё не приходила, хотя через год должна была придти. Маленький отряд давно уже выполнил свою основную задачу и даже сделал неизмеримо больше того, что можно было от них ожидать, вдохнув новые силы в эфиопское сопротивление, раздув пламя священной войны. Теперь они всё чаще чувствовали себя брошенными на произвол судьбы и даже никому не нужными. Португальцы привыкли к тяжёлому климату Эфиопии, к сложным переходам через горы, к постоянным боевым столкновениям, но никак не могли привыкнуть к тому, что они по–прежнему одни, им всё чаще начинало казаться, что их поход не имеет никакого смысла. Героические легенды о подвигах морских львов не доходили до их ушей.
