небывалым усердием. Почтительно приняв из рук Ландсберга бумагу и развернув ее, он разразился новой серией поклонов.
— Эк его на поклоны-то растащило! — подивился Ландсберг и спросил по-английски и по-немецки: — Что тут написано, любезный?
Из объяснений хозяина выяснилось, что некий очень важный в Японии чиновник просит получателя сего послания оказать ему честь и явиться на встречу завтра утром, в чайный домик Хироси. Адреса в послании не было, но хозяин, как выяснилось, прекрасно знал сей чайный домик. И вызвался лично проводить туда уважаемых гостей в нужное время. Кто был это важный чиновник, — от хозяина добиться так и не удалось. То ли не знал точного перевода чина с японского, то ли не хотел говорить.
— Ты как знаешь, Христофорыч, а я на эту встречу не пойду! Ну его, этого важного япошку, — решительно заявил Попов. — Он тебя зовет, а я зачем?
— Сам говорил: друга в беде бросать не гоже! В сторонке побудешь, поглядишь, что и как. Ежели меня куда поволокут с той важной встречи — в консульство российское хоть знать дашь. Чтобы не пропала в Японии христианская душа.
— А-а, в таком разе, конечно! — сразу согласился Попов. — А у тебя револьвера нет, случаем? Я бы взял…
Револьвера у Ландсберга не было. И пришлось заранее согласиться на солидную дозу спиртного для придания «охранителю» храбрости.
В чайном домике Хироси, куда на следующий день хозяин заезжего двора отвел русских путешественников, Ландсберга уже ждали. Вчерашний японец из носилок, сидевший на пятках, как здесь было принято, у низенького стола в глубине зала, при виде гостя легко поднялся на ноги, сдержанно поклонился и указал рукой на место напротив себя. Нынче он был одет по-европейски, и лицо показалось более знакомым.
— Спасибо, что откликнулись на мое приглашение, господин Ландсберг! — чуть запинаясь, произнес по-немецки незнакомец. — Вы оказали мне этим немалую честь. Я ведь не ошибся? Ваше имя Ландсберг? Не называю ваш воинский чин — он, вероятно, уже не тот, что зимой 1875 года… Присаживайтесь, прошу вас!
Незнакомец, не дожидаясь гостя, легко сел к столику, и Ландсберг вынужденно последовал его примеру — правда, не столь ловко. Заметив это, незнакомец бросил хозяину короткую властную фразу, и для европейца тут же принесли несколько подушек. Голос японца тоже показался Ландсбергу страшно знакомым. Зима 1875 года, Санкт-Петербург… Ну конечно, это он! Японский посланник в России. Как же его звали?..
— Боже мой… Ну, конечно же, это вы, господин посланник! Ваше высокопревосходительство! — Ландсберг сделал попытку встать, но собеседник удержал его.
— Прошу без чинов, господин Ландсберг! И не вставайте, прошу вас! Тем более, что я нынче уже не посланник, а служу в правительстве Японии по другому министерству. И к тому же в Нагасаки я инкогнито… Хотя это секрет Полишинеля, как говорят в Европе.
Эномото! Первого в истории дипломатических отношений двух стран посланника Японии в России звали господином Эномото! Это был он.
— Я рад, что вы меня узнали, господин Ландсберг!
— Это большая честь для меня, что первым узнали меня вы, господин Эномото! Сие удивительно — прошла почти четверть века! К тому же, я ведь был тогда младшим офицером, а вы вращались в высших сферах! Даже с нашим государем дружбу водили!
— Но только единственный русский офицер, один из тех, кто нес караульную службу в отведенной для меня резиденции, проявил искренний интерес и к японской культуре, и к японским традициям. И, даже, смею полагаю, ко мне как к личности, — Эномото, привстав, коротко поклонился. — Такое запоминается, господин Ландсберг!
«Невероятно, — думал Ландсберг. — Невероятно — узнать в толпе человека через четверть века после нескольких коротких встреч». Впрочем, долгая память на лица и имена всегда были отличительной особенностью дипломатов.
— Господин Ландсберг, когда я уезжал из России, то просил передать для вас небольшой сувенир. Получили ли вы его?
— Рисунок цветной тушью? Взлетающий журавль? Разумеется, ваше высокопревосходительство! В Петербурге рисунок висел возле камина, и, глядя на этого журавля, я часто вспоминал вас…
— Тогда у вас был не слишком высокий офицерский чин, господин Ландсберг. Надеюсь, позже ваше начальство в полной мере оценило ваши способности?
Ландсберг про себя горько усмехнулся. Знал бы этот Эномото…
— Я давно оставил военную службу, ваше высокопревосходительство. Нынче я коммерсант, и прибыл сюда, в Японию, по торговым делам.
— О-о, тогда мы можем быть полезны друг другу! — Эномото, привстав, снова поклонился. — Дело в том, что после дипломатической службы я долгое время работал в различных министерствах моего правительства, а нынче как раз занимаю пост министра торговли!
Час от часу не легче! Ландсберг всматривался в невозмутимое лицо японского знакомца, страшась увидеть на нем усмешку. Как же — «можем быть полезны друг другу»! Министр торговли Японии и сахалинский купец с каторжным прошлым! Однако лицо Эномото было по-прежнему доброжелательным.
— Это большая честь для меня, ваше высокопревосходительство.
— Позвольте поинтересоваться, господин Ландсберг: вы занимаетесь коммерцией во Владивостоке? Или вы прибыли в Японию из столицы России?
Ландсбергу очень хотелось соврать, не упоминать про Сахалин. Однако привычка говорить правду давно стала его второй натурой.
— Я живу и работаю на Сахалине, ваше высокопревосходительство.
— О-о, это судьба, господин Ландсберг! Я начинаю верить в ее предопределение! Вспомните, впервые мы встретились с вами в русской столице, куда я был направлен для решения территориального спора между нашими странами. Мои скромные дипломатические усилия привели тогда к подписанию Петербургского Трактата, согласно которому остров Сахалин стал владением России. Теперь мы встречается в Японии — и я с удовольствием узнаю, что вы являетесь сахалинским коммерсантом. Между тем как я, в числе прочего, занимаюсь развитием торговли между нашими странами. А вы верите в предопределения, господин Ландсберг?
— Приходится! — тот развел руками. — Действительно, сие удивительная встреча!
— К сожалению, господин Ландсберг, я не имею возможности, согласно долгу гостеприимства, пригласить вас на официальный прием — моя поездка сюда, в Нагасаки, не афишируется. Однако почту за честь, если вы согласитесь принять мое приглашение на обед. Здесь неподалеку есть ресторан с отменной национальной японской кухней. И я с удовольствием познакомлю вас с ней — помнится, там, в России, вы проявляли большой интерес к нашей культуре и традициям. Надеюсь, что этот интерес сохранился у вас и поныне, господин Ландсберг?
— Разумеется, ваше высокопревосходительство. Но мне, право, неловко…
— О какой неловкости вы говорите, господин Ландсберг? Мы старые добрые знакомые.
— Но я не один…
— А-а, ваш спутник, который дожидается вас на улице… Он тоже с Сахалина? Ваш друг?
— Скорее, случайный знакомый, — Ландсберг мысленно проклял свою идею взять с собой Попова
