ее близких родственниц, подруг и не осталось. Опустел дом Зайнаб с Хамидом в Ботае. И для чего все они так рвали жилы, строились, покупали, ругались с соседями за метры несправедливо «оттяпанной» земли в огороде или на покосе. Теперь их дом стоит с потухшими печами, огороды и сады заросли бурьяном. В казенном доме Сагили и Ришата давно живут чужие люди.
Только теперь Салима стала понимать слова свекрови Зухры, когда та часто ворчала: «Задержалась я на этом свете, одна совсем осталась. Все ровесницы давно уже в мире ином, и мне без них совсем скучно стало, не с кем и поговорить. Пора уже туда, пора. Да вот только Аллах все не забирает к себе. Зачем мучает». И лишь когда она совсем уже лишилась памяти и никого уже не узнавала – стала совсем спокойной и равнодушной ко всему происходящему. Видимо, думала Салима, Всевышний специально забирает у пожилых память, чтобы они не горевали и не терзались о прошедшем, не вспоминали давно ушедших близких. Ведь до чего доходило – Зухра, всегда ясно и трезво мыслившая, помнившая все, уже не узнавала даже Салиму, прожившую с ней всю свою семейную жизнь. Как-то к ним по дороге домой в Ботай заглянули Зайнаб с мужем Хамидом. За чаем ее дочка Зайнаб и в шутку, и всерьез спросила:
– Мама, ты хоть знаешь, в чьем доме сейчас живешь и кто за тобой ухаживает?
– Не знаю, – ответила она, – какая-то очень опрятная и добрая женщина, хорошо и вкусно кормит, всегда я в чистом, и в баню водит. Не знаю, кто она, видимо, хорошая соседка…
Как-то один мудрый мулла, знавший хорошо ее отца Ахметшу, сказал ее младшему сыну, что дед Ахметша передал ему все свои способности и благословил, и потому он мог бы стать достойным муллой, но у него очень хорошая профессия и уходить от нее не надо. Пусть для себя, для своей семьи выучит основные молитвы и читает их перед дальней дорогой, перед важными событиями, и они будут спасать его семью, оберегать от всех напастей. Послушался его сын и однажды, чтобы убедиться, все ли он правильно выучил, присел рядом с бабушкой и сказал:
– Оләсей (бабушка), послушай, пожалуйста, как я читаю молитвы, все ли правильно.
И Зухра за внуком, которого совсем не узнала, вполголоса повторила всю молитву. Когда тот закончил, одобрительно хлопая его по спине, восторженно произнесла:
– Все, все правильно прочитал, молодец! Вот тебе на – такой молодой парнишка, а как все правильно и хорошо читает, слово в слово как в Коране, молодец!
Это его умение стало важным и в жизни. Когда Салима еще жила здесь, на выходные приехал сын с семьей и при въезде в поселок обогнал на машине лошадь, запряженную в телегу. На телеге лежало завернутое в белый саван тело, и никого в телеге и позади них, кроме возницы, не было. Войдя в дом, он удивленно спросил:
– Мам, кого это так хоронят – никого, кроме возницы, нет. Где родня, близкие, друзья?
– А-а-а, так это твоего одноклассника отсидевшего так хоронят. Его освободили-то из-за туберкулеза на последней стадии. Вот и помер дома. Его родители уже с неделю в запое, и хоронят его только друзья-забулдыги. Ты же знаешь молитвы, поезжай хоть ты, почитай своему однокласснику.
– Так я же не знаю «Ясин», да и в ритуалах положенных не силен.
– Ничего, и того, что прочитаешь, будет достаточно, а то уж совсем нехорошо получается – не по-человечески…
И сын, быстро сполоснувшись с дороги, надев чистую рубаху, белую тюбетейку, поехал на кладбище.
Там уже полупьяные парни, матерясь через каждое слово, завершали лопатами скорбную работу. Сын, со всеми поздоровавшись, спросил, мол, почему без муллы хороните, на что ему ответили:
– Мулла уехал в город, а твоя бабушка давно померла, вот и некому молиться…
– Так давайте я почитаю.
И он, скрестив перед собой ноги, уселся на траву, пока сразу же замолчавшие парни не сформировали холмик, не подчистили вокруг могилы и не уселись полукругом возле него. Когда он, полностью сосредоточившись, отрешенно, долго и нараспев прочитал молитвы, все, отряхиваясь и утирая навернувшиеся слезы, встали, самый старший обнял его и сказал:
– Спасибо тебе огромное. А то все переживали, что его как собаку безродную зарываем. Жутко было на душе… А теперь так легко и спокойно стало, даже пацаны все враз протрезвели, спасибо…
Через неделю к Салиме пришла протрезвевшая мама умершего, долго плакала и благодарила сына.
Салима все сидела, разглядывая улицы как будто ушедшего в себя замолчавшего поселка. Уже давно не пылят по дороге мимо их дома лесовозы, груженные лесом, замолчал гараж, не тарахтят пилы в тарном цеху, не стало красных флагов и лозунгов-призывов, так украшавших село. У опустевших без хозяев домов рушились заборы, проваливались крыши, и нет ни одной новостройки. Казалось, что чем лучше становится в стране, тем лучше и будет жить, развиваться и благоустраиваться село, но нет – оно все хирело и разрушалось.
Грустные мысли Салимы прервал скрип открываемых ворот, из них вышла, щурясь от яркого света, внучка – младшая дочка сына. Как всегда, улыбаясь как солнышко, она защебетала:
– Оләсейка, ты тут, а я тебя потеряла!
И, присев рядышком, всем худеньким девичьим телом прижавшись к Салиме, привычно взяла в свои маленькие ручки мягкие ладони бабушки. Из всех внучек она была самой близкой Салиме – так похожая на отца и лицом и характером, всегда старалась подольше быть рядом с ней, разговаривать. Каждый раз, перед сном уютно рядом устроившись, они долго беседовали. Поглаживая ее спинку, она от всей души просила у Всевышнего ей здоровья и счастья. С удовольствием отвечала на ее вопросы об истории семьи. Только она этим живо интересовалась, и Салима с удовольствием рассказывала ей свои истории. И как-то в один из таких вечеров внучка сказала: «Оләсей, когда мой папа учил молитвы, я еще была совсем маленькой, и я тихо за ним повторяла и тоже выучила самую первую, открывающую Коран молитву Аль-Фатиха и часто про себя читаю, послушай – правильно ли?»
Тут мимо их дома внизу идущие по своим делам сельчане тепло поприветствовали Салиму – женщины махали руками, мужчины, прижав правую руку к сердцу, кланялись. Ветер доносил до них их слова уважения.
– Оләсей, как здорово жить в деревне – тебя все узнают, уважают, а в городе все не так – там все друг другу чужие и равнодушные.
– Так-то оно так, доченька, но и в городе можно быть уважаемой – только будь доброй и всем благодарной, и люди тебе тем же и ответят.
– Но как можно быть всем благодарным, ведь не все люди хорошие, среди
