— Да, правильно, — согласился Горовой. — Кстати, ты тоже пострадал по вине этих двух «друганов»! Твой брат придумал план, а Бобылев его одобрил!
— Пусть это останется на их совести, — вздохнул Степан озабоченно. — Теперь мне не понятно поведение Бобылева. Почему он, чтобы заманить Василия на советскую территорию, выбрал именно меня?
— Всему виною клад скопцов! — сразил его наповал Дмитрий Андреевич. — Лично у меня остаются подозрения, что друзья, расставшись, вовсе не теряли из виду друг друга. А еще, полковник Бобылев был посвящен твоим братом в тайну клада скопцов. Он знал про Ваську Носова и приглядывал за ним при помощи старосты поселка Большой Ручей. Позднее твой брат поменял надзирателя на своего человека, но как бы то ни было… Это по приказу Бобылева партизаны не трогали Носова и вообще редко наведывались в поселок. Это…
— Подожди, постой, дай осмыслить! — взмолился Степан. — Все, что ты сейчас говоришь, у меня в голове не укладывается.
Полковник посмотрел на часы:
— У нас остается очень мало времени. Ты сейчас слушай, что я говорю, а осмысливать потом без меня будешь.
— Но-о-о…
— Одним словом, пока твой брат занимался вывозом ценностей для рейха из других оккупированных территорий, — продолжил Горовой, — он не интересовал Бобылева, и тот не отправлял за Василием никого. А вот когда ему доложили из надежных источников, что твой брат собирается в Брянск, тут полковник занервничал. Он конечно же при желании много раз мог убить Василия, выслав за его жизнью сотни людей, но не делал этого. А почему?
— Почему? — Степан повторил вопрос одними губами.
— Потому, что Василий был нужен ему живым, так как мог привести его к кладу скопцов.
— Василий никогда бы так не поступил, — возразил Калачев — Он считал клад скопцов только своим.
— Это знал и Бобылев, — не дав ему договорить, продолжил Дмитрий Андреевич. — Вот потому и пал на тебя со всех сторон странный выбор. Про тебя вдруг вспомнили, вытащили из мест не столь отдаленных, вернули на службу и… дали такое задание, которое мог выполнить только ты один!
— Меня как приманку подослали к брату…
— Совершенно верно, — усмехнулся Горовой. — Тебе дали задание заведомо невыполнимое, Степан. Бобылеву было известно, что Василий никогда не вернется обратно на родину и никого не подпустит к себе близко, кроме…
— Кроме меня!
— Вот именно. На то и был расчет. Отдав Бобылеву должное, психолог он превосходный. Он знал, как мучительно Василий переживал и проклинал их совместную затею относительно твоего осуждения. А вот отправив тебя к нему… Бобылев конечно же был убежден, что твой брат не поверит лепету насчет счастливого возврата на родину и что ему за предательство ничего не будет! Но он так же знал, что Василий больше не отпустит тебя от себя: увидев тебя живого и невредимого, он станет просто счастлив. Василий должен был уговорить тебя остаться с ним и привести к кладу. Вот тогда бы заработал основной план, и в дело вступил бы тот, кто…
— Тот, кто должен был нас с братом ликвидировать, — продолжил за него Калачев. — И этим человеком конечно же…
— Им был Стрелец, известный тебе проходимец Яшка-хромой, — продолжил полковник. — Только вот все сложилось иначе: ты вернулся, Василий погиб, деньги уничтожены, а генерал Бобылев зол на весь мир!
— Но мне обо всех этих интригах ничего не было известно! — воскликнул Степан, теряя выдержку и терпение.
— Я же сказал: Бобылев так не считает, — ухмыльнулся Дмитрий Андреевич. — А потому ты обречен, Степан Аверьянович.
— Вот проклятье! — возмутился Степан. — Так почему этот, гм-м-м… — даже не знаю, как назвать этого борова — почему он вручил мне орден?
— А ему нельзя было поступить иначе, — ответил Горовой. — Ты был отправлен на задание официально и очень большие чины знали об этом. Бобылев поставил перед тобой вполне конкретные задачи, о чем и было доложено руководству. А вот основную подоплеку твоего задания не знал никто, поверь мне!
— То, что все получилось не так, как было им задумано, Бобылев, естественно, умолчал, и фактический провал он умудрился преподнести начальству как успешно проведенную акцию по ликвидации крупного предателя? — предположил Калачев.
— Ты абсолютно прав, — ухмыльнулся Дмитрий Андреевич. — О каком провале можно говорить, когда цель достигнута? Тебя официально посылали в тыл врага за братом-предателем. Ты должен был убедить его вернуться или уничтожить! Так вот, убедить его вернуться ты не смог, а потому и ликвидировал! За что и получил орден!
Генерал Бобылев с твоим возвращением потерял покой. Он считает, что теперь ты знаешь о нем все, а его карьера и жизнь зависли на волоске. Если ты раскроешь рот, то ему конец — вот чего боится генерал Бобылев, понял? А еще у него есть мысль, что смерть Василия вами разыграна, тот жив и здоров, а тебя послал обратно, дабы уничтожить своего бывшего друга и соратника подлым доносом!
— Одним словом, я влип еще крепче, чем прежде, — признал свою беспомощность Степан. — Если раньше вопрос стоял относительно моей свободы, то сейчас я фактически приговорен к смерти!
— И я на этот раз составлю тебе компанию, — подтвердил Дмитрий Андреевич. — став очень опасным для Александра Владимировича Бобылева. Так что… — он развел руками и горько ухмыльнулся.
— Ты, наверное, что-то придумал, раз выписал меня из госпиталя раньше времени? — предположил Степан.
— Да, держи вот, — полковник Горовой протянул ему пакет — Здесь твое новое назначение, подписанное мною сегодняшним числом, пока я еще не смещен с должности и не заключен под стражу.
— Считаешь, это выход? — усомнился Калачев. — Если захотят меня устранить, то из-под земли достанут.
— Во всяком случае, я сделал все что смог, — ответил Дмитрий Андреевич, пожимая плечами. — Прощай, Степан, и не держи зла на меня. Если раньше я был игрушкой в чужих руках, то сегодня я постарался искупить свою вину перед тобой, насколько позволяли мои возможности.
Они пожали друг другу руки, Горовой позвал водителя, и машина продолжила свой путь.
Подполковник в кабине грузовика, возглавлявшего колонну, сразу же увидел КПП перед въездом в поселок. Из домика вышли трое, больше похожие на партизан из леса, чем на военнослужащих НКВД. Они встали у шлагбаума лихо подбоченясь, и ожидая, когда начальник конвоя предъявит документы.
Возмущенный поведением солдат, подполковник, матерясь и чертыхаясь, выбрался из кабины и, опираясь на трость, шагнул к охранникам. Один из них поправил на голове шапку, видимо, рассмотрев погоны на плечах идущего, перестал кривляться и вытянулся в струнку. Остальные переглянулись и сделали то же самое.
Подполковник остановился, опустил воротник шинели и дал понять, что больше не сделает ни шагу навстречу солдатам. Те снова переглянулись, но с места не сдвинулись. Давно позабыв требования устава, они не понимали, чего от них хотят. Подполковник снова поправил воротник шинели и продолжал стоять.
Наконец солдаты сообразили, что от них требуется. Один остался у шлагбаума, а двое других подошли к подполковнику. Отдав честь, старший из них доложил:
— Сержант Приходько, товарищ подполковник, начальник караула КПП.
Он хотел еще что-то добавить, но подполковник, приложив правую руку к козырьку фуражки, перебил его, поинтересовавшись:
— Вы когда последний раз брились, товарищ сержант?
— Неделю назад, — удивился тот вопросу.
— Так предписывает устав?
Сержант смутился.
— Как доехали? — спросил он после минутного замешательства.
— Хорошо, без происшествий.
— Если я правильно понял, вы привезли зеков?
— И не только… Я новый начальник этого поселка лагерного типа. Подполковник Калачев. Открывайте шлагбаум, пропускайте колонну. И прошу учесть, сержант Приходько, я не просто говорю — я приказываю. Вопросы есть?
* * *
— Вот уже целые сутки я у тебя, Алексей Иванович. Пересмотрел все документы, видел производство… Многое не понял — не смог. Все запущено, товарищ Аверкиев, до безобразия. Не уедешь ты отсюда, Алексей Иванович, пока бумаги в порядок не приведем!
Так говорил Степан Калачев начальнику лагеря и коменданту поселка, старому знакомцу, Алексею Ивановичу Аверкиеву, сидя за столом в кабинете и тыча пальцем в документы.
— Хороший ты человек, Алексей Иванович, только вот пустил все на самотек. Ну ничего, мы наведем порядок, и ты уедешь отсюда с чистой совестью и с чувством выполненного долга, — взглянув в лицо старого комендата, угрюмое и виноватое, Степан смягчился.
Едва произнеся эти слова, Калачев сразу ощутил, что подполковник Аверкиев как-то напрягся. Глаза его словно прощупывали Степана, скользя по кителю, по погонам…
