— А генерал? Он почему предпочел «лишнюю нервотрепку» быстрой смерти?
— Наверное, на что-то надеялся, — пожал плечами Яшка. — Хотя надеяться-то ему уже не на что!
— Все так плохо?
— Хуже не бывает…
— Тогда ты почему приехал?
— Подчищать за всеми то, что не успели они подчистить за собой сами, — сведя к переносице брови, ответил Яшка. — Скандал решено тихо замять, а всех к нему причастных… Ну, сам понимаешь, не маленький.
— Догадываюсь, — хмыкнул Степан. — Ликвидировать.
— Ну-у-у, зачем ты так сразу, — развел театрально руками Яшка. — Ты что, забыл, лопух, что власть наша советская беспредельно гуманна! Тебя всего-навсего приказано разоружить, переодеть в зековские шмотки и взять под стражу до особого распоряжения! Тебе накручивается пятерка за побег, десятка недосиженного срока и плюс ко всему десятка за сотрудничество с братом-предателем!
— Ну а ты? Ты ведь тоже нежелательный свидетель для лиц тебя сюда пославших?
— А я — случай особый! Я заменю на этом посту коменданта Аверкиева. А когда шумиха уляжется, помашу поселку ручкой!
Говоря это, Яшка невзначай положил руку на уже расстегнутую кобуру, выхватил из нее пистолет и выразительно посмотрел на Калачева.
— Только не дури, Степан, — сказал он угрожающе. — Сдай оружие — жив останешься. Пройдет время, отсидишь свой четвертак — и на свободу с чистой совестью!.
— Ты считаешь, что я соглашусь на такой расклад? — усмехнулся Калачев. — Мне и десяти уже отбытых по самую макушку хватает!
— Применить силу вынуждаешь? — нахмурился Яшка, взводя курок. — А я ведь ничего против тебя не имею. Только приказ выполню, учти.
— Да мне плевать на твой приказ! — вспылил Степан, смятенной душой которого уже успели овладеть тоска и отчаяние. — Я никогда не надену больше на себя робу арестанта и не позволю никому просто так решать мою судьбу!
— Да успокойся ты, дурила, — вздохнул участливо Хромой. — Может, отсидишь годок-другой, а там глядишь амнистия — все и образумится.
— Нет, не образумится! — закричал Степан, приходя в бешенство. — Давай стреляй, сделай одолжение. И зубы мне не заговаривай, тошно мне от тебя.
— Так сразу и стреляй, — сделал вид, что смутился, Яшка. — А ты о детях своих подумал? Хотя…
— Что дети? Что ты знаешь про моих сыновей?
— Они в порядке. Только вот оба рапорта настрочили, слово в слово, будто под копирку. В них пацаны твои отрекаются от тебя и ничего общего с тобой иметь не желают!
— Врешь! Все врешь, падла! — прорычал Степан, сжимая в ярости кулаки.
— Эти рапорта я с собой привез, — ответил Яшка, не спуская с Калачева пристального взгляда. — Хочешь почитать, всегда пожалуйста. Только правильно себя веди и пистолетик на стол положи.
— Значит, вот как со мной. По самому больному ударили, — сказал Степан, едва владея собой. — Сыновья сами это сделали или их заставили?
— Подробности сии мне не известны. Так ты будешь читать или?
— Не буду. Ни к чему мне это, — ответил Степан, глядя в одну точку.
— А оружие сдашь?
— Заберешь потом, а сейчас выйди.
— Ты что удумал, скажи-ка?
— Проваливай…
— Ну, пусть так оно и будет, как сам решил, — усмехнулся мрачно Яшка, направляясь к двери. У порога он обернулся: — А ты хорошо подумал, Степаха? Жизнь… она ведь всегда хороша, даже в неволе…
Увидев, что Калачев вытащил из кобуры табельный пистолет, Хромой развел руками и вышел на крыльцо.
* * *
Оставшись один, Степан не спеша закурил и молча уставился отсутствующим взглядом на противоположную стену. Он устал от жизни и суеты вокруг себя. Когда-то давно у него была семья. Были друзья-товарищи… А потом в одночасье ничего не стало.
Докурив папиросу, Степан взял вторую. Он думал и все больше радовался тому, что этот прямой разговор с подлецом Яшкой помог понять ему то главное, без чего сведение счетов с жизнью было бы невыносимо…
Настенные часы вдруг ожили и стали гулко отсчитывать удары. Их прозвучало ровно пять…
Степан глянул в окно. День выдался скучным и хмурым. Лес вокруг поселка тоже был хмур и задумчив. Тучи медленно плыли над верхушками сосен, словно хотели зацепиться за них и остановиться навсегда. Но порывистый ветер подгонял их, не давая возможности сделать это.
Прощаясь с жизнью, он перестал чувствовать страх. Тяга к жизни как-то притупилась и ослабла. Путь его завершен, это ясно.
Затушив окурок в пепельнице, Степан посмотрел на часы. Они тихо тикали, маятник равномерно покачивался из стороны в сторону. Ходики отсчитывали последние минуты в мире, где для него нет больше счастья и надежд, есть только горе, разочарование и боль. Он остался совсем один. Все вокруг умерли или предали его. Впереди — длительное мучительное рабство. Так стоит ли цепляться за такую паскудную жизнь?
Калачев взял пистолет, взвел курок, приставил ствол к виску. Вокруг все замерло, будто жизнь сразу же остановилась в ожидании. Степан почувствовал, как напряжение внутри него вдруг ослабло и полное безразличие ко всему остановило движение мыслей. Момент истины!
Степан вдохнул в себя побольше воздуха, резко выдохнул, почему-то опять взглянул на часы, словно собираясь запомнить время своей кончины, — и нажал пальцем на курок.
* * *
Услышав хлопок выстрела, стоявшие на крыльце подполковник Аверкиев и Яшка переглянулись. Алексей Иванович прикрыл глаза, но не смог сдержать слез.
— Ты, Степа, сделал свой выбор. И наверное, самый правильный у загнанного в угол, — прошептал он с сочувствием — Твоя судьба — твой крест!
— Ой, да ты здесь прям в философа превратился, подполковник! — воскликнул Яшка торжествующе. — Он всего лишь избавил меня от обязанности хлопнуть его!
— Заткнись! — зло покосился на него Алексей Иванович. — Имей хоть какое-то уважение к умершему!
— Иметь уважение? К кому? — весело рассмеялся Яшка, открывая дверь. — К этому неудачнику? Он заранее был обречен на такой вот конец, все время только и делая, что пробираясь через преграды к своей смерти. Жизнь продолжается, а Калачева в ней нет!
Потеснив его локтем, подполковник Аверкиев переступил порог и вошел в кабинет. Яшка поспешил следом и плотно затворил за собой дверь.
Степан Калачев сидел за столом. В правом виске его виднелось входное отверстие от пули. Правая рука повисла вдоль тела, но по-прежнему крепко сжимала табельный пистолет.
— Кхе-кхе, — прочистив покашливанием горло, заговорил Яшка. — А вид этой трагической картины меня умиляет. Я даже ужасаюсь от мысли, что если бы Степан не решился пустить себе пулю в лоб, это пришлось бы сделать мне.
— Не мели языком, пес паршивый, — вздохнул Алексей Иванович — Лучше бы ты застрелил его, ничего не объясняя.
— Ну уж нет, — рассмеялся Яшка. — Я не хотел доставлять ему удовольствие умереть быстро и легко. Я наслаждался, когда рассказывал о зековской участи, ожидавшей его впереди! Но особое удовольствие мне доставила ложь, на которую Степан купился, будто сыновья предали его! Ха-ха-ха, ты бы видел его лицо, старик! Это, видимо, и переполнило чашу терпения… Я не хотел стрелять в него и сделал все, чтобы он застрелился сам!
— Ты не человек, ты сатана, — прошептал Аверкиев, глядя недобро. — Обманом заставить человека наложить на себя руки — это грех, которому нет прощения.
— Не суетись и не дави на то, чего у меня не имеется, — хмыкнул Яшка. — Готовься лучше дела передавать. Хватит, отслужил свое, теперь на отдых отправляйся.
— Да, мне действительно пора… — согласился с ним Алексей Иванович. — Только вот дело еще одно доделаю…
— Да брось ты, не напрягайся, хрыч старый, я за тобой сам все доведу до ума, — покачал головой Яшка и озорно подмигнул Аверкиеву.
— Да нет, это дело могу только я доделать, — нахмурил тот лоб озабоченно.
Он достал из кармана желтый конверт, надпись на котором гласила «Не вскрывать. Вручить лично подполковнику Аверкиеву!», и спросил:
— Знаешь, что в нем?
— К-конечно, — ответил Яшка, бледнея и чувствуя, как к сердцу подкатывает едва уловимая тревога. — П-приказ о передаче тобою всех своих п-полномочий мне.
— Нет, — сказал Алексей Иванович, разжимая пальцы и отпуская конверт, который медленно упал к ногам. — Этот приказ гласит, чтобы я самолично ликвидировал «врага народа», приговоренного к смертной казни.
— И э-этот ч-человек я? — прошептал потрясенно Хромой.
Его рука дернулась к кобуре с пистолетом.
— Не спеши, патроны отсутствуют, — ухмыльнулся Алексей Иванович. — Я их вытащил ночью, когда ты дрых сном младенца.
— Постой, это какая-то ошибка! — воскликнул Яшка с отчаянием. — Ты прочитал, наверное, не тот приказ?
— Приказ тот и адресован лично мне! — отрезал Аверкиев так грозно, что по телу Хромого пробежал мороз.