Ни одного лица там не было. Только мешки с дырками для глаз. Девять мешков за столом. Я смотрела на них, чтобы не смотреть по сторонам.
Не думать об этом!
Я изо всех сил сжимала зубы, чтобы не дрожать.
Здесь была Эльвира — до меня. И Анхела, и принцесса. Вот о ком надо помнить. Нет, я не помнила о них тогда, мне было страшно. Я забыла о том, что я — королева, а эти все — изменники и негодяи, во мне не было ни гнева, ни презрения — один страх. Это боялось мое тело.
Я не хочу об этом помнить. Не хочу-у!.. Перестань!
Нет, я не потеряла сознания. Я помню, как трещал шелк моего платья, — они разорвали его сверху донизу… и платье распалось… и я до крови прикусила губу, чтобы не завизжать, когда они увидели меня всю… Ну не надо, перестань же! Не хочу!.. Вот проклятая голова!
Я тогда все-таки помнила об Эльвире. Нет, я твердила, как заклинание: Эльвира, Эльвира, Эльвира, Эльвира… Твердила бессмысленно, это не помогало мне ничуть.
Демонологи… М-мм… да как они смели трогать меня своими холодными пальцами!.. А-а, проклятье!..»
— Мадонна, что с вами? Вам больно?
Жанна оборвала стон и перестала кататься головой по подушке.
— Нет, нет. Который час, маэстро?
— Девятый час утра, мадонна. — Вы не уйдете от меня?
— Нет, мадонна, даже если бы мог…
— Не будете ли вы добры открыть окно?
— Окно открыто, мадонна.
— Вот как. Я не вижу из-за подушек.
— Поправить?
— Не надо, я боюсь шевелиться… Что, небо сегодня чистое?
— Да, мадонна, синее, как шелк.
— Подойдите к окну, прошу вас. Что вы видите? Реку?
— Нет, мадонна, реки не видно. Окно выходит на пустырь. За ним несколько домов, городской вал, предместье и поля. Далее, за ними — холмы, деревни и леса. Отсюда очень далеко видно.
— Что, поля уже желтые?
— Да, мадонна. Мне кажется, я даже вижу, что они убраны… Да, на полях сжатые снопы.
— Благодарю вас, маэстро.
Жанна замолчала, и Кайзерини подумал, что она спит. Он осторожно оглянулся: она неподвижно лежала, вывернув руки ладонями вверх, щекой на подушке, рот приоткрыт. Глаза ее были уставлены в стену. Она не чувствовала его взгляда.
«Закричала? Нет, не то слово… Завопила, заревела… завизжала… все не те слова, не передать словами, какой это был звук, который вырвался из меня тогда…
Негодяи, голубые сердца, черные рясы!
Да ведь я не королева. Я malefica, маркиза Л'Ориналь. Возлюбленная служанка Диавола. У-у, негодяй Чемий!
Ну, не надо. Это уже прошло.
Зачем я еще жива?
Они же убили меня. Я же смеюсь над ними. Чемий, со всеми дурацкими прозвищами, которые он мне надавал, просто глуп и смешон. Я мертва, он не имеет надо мною никакой власти. Но тело… пустая оболочка… тело мое еще живет. Лучше не шевелить ногами… ой… проклятые тиски…
Чемий просто Дьявол. Если Дьявол и есть, то он называется Чемий.
— Признайся, что ты летала на черные мессы, намазавшись колдовскою мазью, а также и силой заклинания.
— Item[96], что Диавол являлся тебе в обличии черного козла, сидящего на троне.
— Item, что ты целовала сего козла под хвостом в знак покорности и готовности ему служить.
— Item, что ты предавалась с ним свальному греху.
— Item, что в Тралеоде…
Что в Тралеоде?! Как смеете вы, мерзавцы, касаться этого?!.
Вот когда гнев пересилил боль, и я забыла обо всем. Я дернулась, но от этого проклятые гвозди только сильнее вонзились в меня.
А они повторили свое:
— Item, что в Тралеоде Диавол внушил тебе план завладеть посохом и шляпой кардинала Мури.
— Н-нет! Н-не-ет! Н-не-ет!!.
Неужели Эльвира могла что-то подтвердить?.. Нет, Фрам сказал, что она не подтвердила. Но он мог солгать, чтобы утешить меня… Я тоже храбро кричала им на все: нет! нет! — а сама не сводила глаз с очага, где лежали щипцы… Но не было никакого огня, ни медленного, ни быстрого, никакого. Это сейчас я знаю, что не было… Фрам смягчил участь несчастной королевы. Боже, за них ведь никто не заступился!.. Они были всецело во власти черных тварей, и те делали с ними все, что хотели… делали долго… За что, Господи? Чем они-то виноваты?
Если то, что досталось мне, кажется мне адом, то что же испытали они?.. Да, да, они признали, и слава Богу, что признали, ну и признавали бы все, лишь бы сократить свои мучения… Господи! Нет! Нет, Эльвира, конечно, ничего не признала. Эльвира прошла свой путь до конца. Я знаю. Эльвира — святая.
Вы слышите, слуги мрака, она — святая! В ее честь будут воздвигнуты храмы!..
Да, весь этот вздор я им кричала Это уже под конец, я совсем обезумела. Дура бездарная, играла в благородство! Будь я проклята, почему я не послала отравить его, почему я не отравила тебя, Чемий, как крысу, пока это было в моей власти?!
Я даже и это кричала им, ну, да теперь уж все равно. Они мне чуть руки не оторвали, что же мне было еще кричать? Не кричать же: ах, пощадите!.. Ну уж нет. Чего не было, того не было. Это я могу сказать себе нелукаво.
И я ничего не признала, ничего не подтвердила. Я на все говорила им: нет. Господину кардиналу пришлось этим подавиться.
Это хорошо. Я победила их.
Клянусь тебе, Эльвира, я умру достойно. И там, в лучшем мире, я смогу без стыда смотреть тебе в глаза. Я осталась верна тебе, моя Эльвира».
В дверь просунулся офицер:
— К Иоанне ди Марена, маркизе Л'Ориналь — делегат от Лиги Голубого сердца!
На цыпочках вошел герцог Правон и Олсан и уже от дверей согнулся в сложном придворном поклоне. Жанна моргнула, посмотрела на него даже с каким-то интересом. Доблестный лигер должен был когда-то выпрямиться, и он выпрямился, и увидел ее, и невольно ахнул, потому что увидел ее неестественную позу. Жанна молча продолжала разглядывать его. Ему было явно невмоготу под ее взглядом.
— Ваше Величество… — пролепетал он, — я к вам с поручением…
Жанна ничего не ответила.
— Ваше Величество вправе… презирать меня… но я умоляю Ваше Величество… не смотреть на меня так…
Жанна молча перевела взгляд с лица на перчатку герцога, которую он изящно держал в левой руке, — он так и вошел с перчаткой. Рука у него сразу же затекла, и ему стало упорно казаться, что на перчатке дыра. Никакой дыры, конечно, не было. Жанна заметила его мучение и вообще перестала на него смотреть, но ему все еще было неловко — но уж с этим она ничего не могла поделать.
Изрядно помолчав, сеньор выдавил из себя:
— Этот господин… должен выйти…
— Вот уж нет, — раздался наконец королевский голос, — он останется. Говорите, что вам нужно, при нем.
— Как будет угодно Вашему Величеству…
— Какому еще «Величеству»? Вы что, смеетесь надо мной?.. Я ведьма, дьяволица… Впрочем, вас там ведь не было нынче ночью?
— Нет, нет, — в ужасе потряс головой сеньор.
— Вы упорно называете меня «Величеством», значит, для вас я королева… да? Так вот, нынче там показывали голую королеву… а это редкое зрелище… Но я дам вам возможно… Maestro, alzi il lenzuolo[97], — обратилась она к Кайзерини.
Тот протестующе выставил руки:
— No, madonna, che pensiero assurdo…[98]
— Alzi, per favore. Io voglio che lui lo veda[99].
Сеньор, не понимавший по-итальянски, с крайней тревогой следил за этим диалогом. Кайзерини поймал взгляд Жанны и улыбнулся:
— Ebbene sia, madonna[100].
Он шагнул к постели и откинул простыню, которой была покрыта Жанна.
— Зачем, зачем это?.. — плачевно закричал сиятельный герцог, закрывая лицо руками.
— Взгляните, сударь, это должно доставить вам удовлетворение. Ведь вы, я слышала, голосовали «за», так вот, смотрите…
— Нет… нет… я не могу… я покончу с собой… — хныкал сеньор, зажимая глаза. — Пощадите меня, Ваше Величество… пощадите… я клянусь вам… я не виноват… меня принудили… я не хотел… я не думал…
— Маэстро, накройте меня, — сказала Жанна.
Сеньор отнял руки, глянул щелкой глаза — слава Богу, королева была накрыта простыней, синий и багровый ужас пропал под белой тканью. Видно было только ее лицо, копну золотых волос и ладони, вывернутые кверху. Пора было изложить дело.
— Я уполномочен… Лигой Голубого сердца… объявить Вашему Величеству, что Ваше Величество… будете казнены мечом… через отсечение головы…
Он выговорил это и принялся вытирать лоб своей перчаткой. Не глядя на него, Жанна спросила:
— Когда?
— Завтра, Ваше Величество… в пять часов пополудни… у собора Омнад…
— Хорошо.
Лицо Жанны ровно ничего не выражало. Андреа Кайзерини застыл у ее изголовья, боясь дышать.
— Маэстро, — спросила Жанна, — смогу ли я завтра владеть ногами?
— Я надеюсь, мадонна, — прошептал он.
Сиятельный герцог не уходил. Он еще не все сказал. Собравшись с духом, он выговорил:
— Мне поручено также… выслушать последнюю волю Вашего Величества…
